Стервам слова не давали

— Лари, детка, твой мужчина пришёл меня убивать?

— Что за глупости, с чего ты взял? — Натурально возмутилась я, откуда такое самомнение, Филя пришёл ко мне и ни с какой другой мыслью мириться я не собираюсь. Снова всмотрелась в любимое лицо, но от улыбки воздержалась.

— Может с того, что в его руке устрашающая цепь, а смотрит он на меня как маньяк на жертву?

— Сдался ты ему, он на меня... Что?!

Еле-еле оторвав взгляд от тёмных глаз, от трёхдневной щетины, и от припухлых губ, которые когда-то безжалостно терзали моё тело, я присмотрелась внимательнее и теперь во всём внешнем виде моего мужчины не находила ничего привлекательного, то есть он привлекателен, бесспорно, даже в своей агрессии, но... Он вооружён и очень опасен! Горящий взгляд, который действительно направлен на Матео, опасный прищур, желваки на скулах, и, как и прежде, плотно сомкнутые губы, которые иногда приоткрываются, чтобы выпустить грозный рык, красивое мощное тело обтянуто чёрной тканью, мышцы на руках перекатываются, выдавая напряжение. На правый кулак намотана цепь металлического цвета, толстые звенья которой не поддаются никакому осмыслению, свободный её конец свисает почти до колена и иногда покачивается в хаотичном порядке. Покачивания эти совпадают с гулом человеческого дыхания, все смотрят на Филю и ожидают зрелища, я ничего такого видеть не хочу.

— Лари, скажи, что это не то, о чём я подумал.

— Это не то, о чём ты подумал. — Беззаботно и слишком быстро отмахнулась я и Матео теперь не только побледнел, но и позеленел.

Согласитесь, странная реакция для мужчины, хотя... если учесть, что участвовать в разборках он не нанимался и на мою моральную поддержку не рассчитывал, понять его можно. Когда, наконец, гляделки в нашем трио подошли к концу, Филя сделал первый шаг и всепоглощающий ужас сковал моего партнёра по кухне и теперь он даже не разговаривал, а лишь завороженно наблюдал за приближением Фили. В конце зала я заметила хрупкую женскую фигурку, по бегающему виноватому взгляду, направленному на меня, поняла, что без неё тут не обошлось. "Что мне делать?" — спрашивала я Машу взглядом, так как спугнуть Филю громким голосом и усложнить своё положение не хотела. "Откуда я знаю?!" — возмущённо отвечала она мне, но ко взгляду добавляла жестикуляцию в виде неопределённо пожимаемых плеч и широко растопыренных пальцев рук. Когда людской гул, под который передвигался Филя снова стих, я перевела взгляд с Машки и отчётливо понимала, что пить "Боржоми" поздно: он стоял передо мной, немного втянув голову в плечи и выжидающе смотрел.

— Лари, что мне делать? — Подал голос Матео и зал ухнул.

Я же вдруг ощутила прилив бодрости и сил, плюс, подкреплённая мыслями, что если не прибил никого сразу, то и опасаться не стоит, состроила возмущённое выражение на лице, скрестила руки на груди и приняла вызывающую позу.

— Можешь отойти в сторону, мне сейчас будут в любви признаваться.

Уверенно заявила я, а Филя невесело ухмыльнулся, замахнулся и с грохотом водрузил тяжёлую цепь прямо на столешницу, стряхивая её с кулака. Из кармана джинсов достал небольшую коробочку и без лишних колебаний поставил её передо мной в раскрытом виде, позволяя внимательно рассмотреть кольцо, находившееся внутри. Ух... Ничего подобного я не видела, но и радоваться почему-то не получилось, я внутренне подобралась, зажалась и, судя по нехватке воздуха, задержала дыхание. Пару раз перевела плавающий взгляд с Фили на кольцо и обратно, неуверенно моргнула, упёрлась обеими ладонями о гладкую поверхность и медленно выдохнула. Никого сейчас рядом не было: я и он, только его глаза и только его немой вопрос.

— Примешь? — Не выдержав паузы, которая явно затянулась тихо спросил Филипп и сжал кулаки до хруста в костях.

А я, вместо того, чтобы пустить слезу, обрадоваться и носить любимого на руках, чувствовала какую-то пустоту, всплыли в воспоминаниях его слова и символическая цепь, о которой он говорил, теперь материализовалась и лежала передо мной неподъёмным грузом. Обида, заславшая глаза, не дала воспринимать этот жест, как добровольную сдачу, а проводила логическую связь: я и моё присутствие в его жизни — неподъёмный груз цепи. Поэтому, тряхнув рыжей гривой (которая так неудачно была спрятана под поварской колпак), и упрямо поджав губы, я посмотрела ему прямо в глаза и потянула рукой пару звеньев свободного конца цепи.

— Не коротковата ли? — Чувствую, лицо моё в сарказме с гримасой перестаралось, но исправить ничего не могу, стою.

— В самый раз.

И снова затянувшееся молчание, которое, опять же, первым не выдерживает Филя.

— Я знаю, что виноват и если тебе от этого станет лучше, то ты должна знать: никто не сможет мне тебя заменить, я впервые прочувствовал, как это, быть вдалеке от человека, который тебе не безразличен.

— Не безразличен? Отличная характеристика. — Скрестила руки на груди и слишком поздно поняла, что таким образом лишилась надёжной опоры в виде стола, приткнулась к нему бёдрами.

— Я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Я хочу детей от тебя и хочу, чтобы слово семья у меня ассоциировалось только с тобой.

— Не слишком ли много "хочу"?

— Я не смогу изменить того, что сказал и что сделал. — Выдохнул, отведя взгляд в сторону. — Я могу только извиниться за свои слова, был не прав. Просто не знал, что теряю, отдаляя тебя.

— Что, не нашлась подходящая замена?

— Ты для меня одна. Только ты и нет других женщин.

— Научился красиво говорить? Можешь ведь, если захочешь! — Продолжала я свою экзекуцию, ловко вертя в руке малюсенькую коробочку с кольцом неземной красоты, на самом деле, в этот момент, мечтала только о том, чтобы подошёл размер, уверена: другого такого нет.

— Ты же знаешь, что слова это не моё, по крайней мере в том, что касается чувств. Мне легче подарить цветы, дорогую побрякушку, исполнить любой каприз, только бы не говорить того, чего нет. С тобой всё иначе... Ты... ты просто заменила мне весь мир, стала моим центром, моей главной целью.

— Когда исполняется одна мечта, мы следуем за другой. — Поумничала я.

— Останься со мной, ты не пожалеешь.

— Я и так не жалею. Не люблю возвращаться назад.

— Тогда идём вперёд. Только вместе со мной. Я не могу без тебя.

— Филипп...

— Короче! — Тут же прикрикнул Филя, понимая, что с мной по-хорошему нельзя — как маленький ребёнок, сажусь на шею. — Не знаю, что ты себе придумала, но я тебя не отпущу. Уже никогда. Ты упрямая, я упрямее, можешь не проверять. Ты уйдёшь отсюда только со мной и это последнее слово. Идём домой и можешь говорить мне всё, что хочешь, и я готов подписаться под каждым пунктом обвинения, потому что действительно виноват. И я готов ответить за каждую минуту, которую ты сожалела о нашей встрече и никто не станет на моём пути! Ларис, прошу тебя...

— Филипп Аркадьевич просит? — Устало, не в силах слушать признания сильного мужчины, который готов прилюдно отказаться от этой силы ради чего-то, что раньше не признавал.

— Я люблю тебя. Лариса, ты выйдешь за меня замуж?

— Ты сделал мне больно...

Одними губами прошелестела я, устав разыгрывать из себя гордую и независимую женщину. Я слабая и я тоже люблю, поэтому никогда не смогу сказать ему "нет".

— Я хочу сделать тебя счастливой.

— Ты хочешь, чтобы я сейчас расплакалась? — Опустив глаза и хлюпая носом, шаг за шагом сдавала оборону.

— Я хочу, чтобы ты не боялась этого рядом со мной.

— Филя, потом я не смогу ещё раз достойно уйти...

— Идём со мной.

Он протянул широкую сухую ладонь. Сильные пальцы едва ощутимо обхватили мои дрожащие, внушая спокойствие, умиротворение. Через несколько секунд на безымянном пальце правой руки сверкало белыми и чёрными бриллиантами кольцо, которое подошло идеально, через минуту Филя вынес меня из здания на руках под шумные овации присутствующих, через час мы уединились в его квартире, которую он назвал громкими словами "Наш дом". Но во всей этой романтике я не чувствовала его настоящего, понимала, что это красивый жест только для меня, как признание моей победы, только вот я не этого хотела... не этого. Пока он неловко возился в коридоре, не зная с чего начать, прошлась по квартире, а чувство такое, что сто лет здесь не была, да и не квартира это сейчас, а самая настоящая берлога. Не слышала, как Филя подкрался, поэтому не была готова к тому, что сильные руки обнимут меня, прижимая к тёплой груди.

— Я скучал по тебе, сходил без тебя с ума. — Пьяняще шептал он в мои взлохмаченные волосы.

— Не ври. Ты без меня пил! — Гордо отвернулась в сторону, пытаясь нагнать слезу, но она ведь предательница! Всегда появляется не вовремя, а сейчас её вовсе нет.

— Меня нет без тебя.

— Но ты умудрился выпить три бутылки виски и скурить две пачки сигарет! — Ещё больше обвинения в голосе, а у самой душа ликует, я для него что-то значу, переживал ведь!

— Я брошу.

— Я хочу напиться! — Уверенно заявила я и оттолкнула разгорячённого, возбуждённого мужчину.

— Лариса...

— Будем считать, что прощаюсь с бурной молодостью. Ты ведь правда женишься на мне?

Уже потянула из бара бутылку креплёного вина и бутылку виски.

— Боюсь, иначе ты сбежишь на следующий же день. — Грустно констатировал Филя, усадил меня на кресло, сам уселся рядом на пол, обхватил мои щиколотки обеими руками и слегка поглаживая их большими пальцами улыбнулся одними губами.

— Лариса... всё то, что я тебе тогда наговорил...

— Мы всё решили.

— Нет. — Твёрдо и уверенно. — Ты можешь сейчас помолчать? Просто выслушать то, что я скажу, потому что это важно. Если хочешь, то считай, что я не позволяю тебе вставить слово, только слушай. Я не сказал того, что должен был. Тогда, когда просил тебя дозировать наши встречи, и сам не знал, чего хочу. Хочу просыпаться с тобой по утрам, видеть заспанное лицо, слышать твоё недовольное ворчание, но в то же время, не хочу, чтобы ты видела таким же меня.

— Ты бредишь.

— Не перебивай. Увидев тебя, узнав тебя, я уже тогда знал, что ты особенная, что другой такой нет и трусливо сбегал каждый раз, боясь нарушить тонкую грань между хорошо и плохо. Я не идеальный, я не романтичный, я не умею красиво ухаживать, да и не хочу, — пожал плечами, отвлекаясь на какие-то воспоминания, — в этом никогда не было необходимости. Наоборот, деспотичный собственник, который с удовольствие закрыл бы жену дома не позволяя даже свету касаться её, а когда моя воображаемая жена приобрела чёткие очертания, когда я понял, что хочу только тебя, всё изменилось. Я видел, как ты каждый день смотришь на меня, как ты ждёшь отдачи, а её нет, не может быть, потому что я не умею отдавать, я как потребитель готов принять тебя целиком, но не могу дать того же взамен. Я хочу тебя защитить, хочу, чтобы ты могла позволить себе быть со мной слабой, ранимой, любимой, но не могу этого показать. И тут встал вопрос или ты уходишь, или остаёшься... Я не знал, как тебе это объяснить... я не могу дать тебе то, чего ты от меня ждёшь, но без тебя плохо, без тебя ломка...

— Я ничего от тебя не ждала. Я люблю тебя таким и другого не знаю. Я старалась жить одним днём, потому что ты для меня так и остался чем-то недосягаемым.

Я рискнула дотронуться до колючей щеки, провести по ней ладонью, почувствовать знакомое тепло.

— Ты умеешь любить. Мне хочется верить в то, что до меня у тебя ничего подобного не случалось. И ты не прав, потому как я чувствовала, что ты делаешь для меня больше, чем любой другой мужчина, у меня точно такого прежде не случалось... чтобы я могла не думать, что мне делать, если... — Развела руками, пытаясь описать что-то невообразимое.

Спустилась к нему на пол, обняла двумя руками необъятное и улыбнулась, когда почувствовала крепкие руки на своей спине, когда мне стало нечем дышать, когда тёплые сухие губы коснулись шеи, щеки, губ...

— И давай, наконец, напьёмся!

Сама налила два полных бокала тяжёлого для меня напитка, сделала глоток, второй, обжигая внутренности, опаляя желудок, наполненный лишь запахами приготовленной за день пищи. Второй бокал, третий, наверняка были ещё, но память моя запечатлила только эти три. Странный сон, будто что-то тёплое укрывает меня, словно защита, непробиваемая броня, во сне я верю, что это его любовь, я улыбаюсь, а потом голова раскалывается от странного, громкого, настойчивого звука.

— Что-о?.. — Слышу свой хриплый стон. — Не-ет, я хочу жить... кто это делает?..

Не в силах разлепить веки, на ощупь плетусь вдоль стены, не разбирая дороги, спотыкаясь о какие-то вещи, мебель, ясно помню, что я у Фили, но не понимаю, почему этот звук, к которому я всё ближе и ближе никак не прекращается. С трудом приоткрыв один опухший глаз, щёлкаю дверными замками, смотрю перед собой и вижу пышущую высокомерием и надменностью девушку.

— Наконец-то! Сколько можно ждать?! Ты кто и что здесь делаешь?

Она без спросу и разрешения влетела в своих грязных сапогах в гостиную (грязные, конечно, это условно, так как визуально они имели такой вид, словно только с полки дорогого магазина), пачкая полюбившийся мне пушистый ковёр, если бы так не раскалывалась моя голова, то, вполне возможно, я бы смогла понять причину таких её активных действий.

— Девушка, а вам не кажется...

— Где Филипп? — Грубо прервала меня дама и сверкнула идеально накрашенными глазами.

— Вчера ещё был здесь. — Пожала я плечами и задалась тем же вопросом: "А где, собственно говоря, Филя?".

— Ты прислуга? Чего бухая такая? Что за бомжатник, вообще офонарели? Где Филя, я тебя спрашиваю?! — Пиная пустые бутылки, разбросанные в хаотичном порядке, кричала она.

— Девушка, не кричите, у меня раскалывается голова... — Стараясь говорить как можно тише, так как даже на мой голос вспышки в голове и перед глазами активизировались.

Незнакомка стала ошалело метаться по всем комнатам, пока до меня не дошло, что ей как бы здесь не место.

— А вы, собственно, кто? — Задала я верный вопрос, с трудом открыв второй глаз.

Незнакомка остановилась, презрительно на меня посмотрела (ну, презрительно это так, слабо сказано, думаю, я не всё заметила и разглядела, уж простите моё состояние) и фыркнула.

— Я хозяйка.

— Медной горы? — Скривилась я от противного тонкого голоска.

— Нет, хозяйка этой квартиры. И где мой муж?

— Спросите в ЗАГСе. — Возмутилась я. — Здесь нет вашего мужа и, давайте, уматывайте.

Не дожидаясь, пока я начну её выталкивать, девушка подскочила с кресла, на котором вот уже несколько секунд восседала словно на троне и возвысилась надо мной.

— Где Филипп, мой муж?

— Филипп или муж? — Достала я её своей непробудной тупостью.

— Это один и тот же человек. Где мой муж Филипп? — Для непонятливых перефразировала она вопрос и я вмиг протрезвела и окинула красотку своим фирменным взглядом (снизу вверх).

Что я могу сказать... хороша... девушка с обложки глянцевого журнала. С длинными белокурыми волосами, возможно даже натурального оттенка, с идеальными чертами лица, таких без зазрения совести можно назвать красавицами, с гордо вздёрнутым подбородком,