Стервам слова не давали

Помню рыжую осень у моря,

У подножия диких вершин.

Познакомился я с Ханумою,

И покоя себя лишил.

Осень стелет в ущельях туман,

Ханума ты моя, Ханума.

Боже мой, я схожу с ума.

Полюбил я тебя, Ханума.

Ты — мой опиумный дурман,

Я с тобой без вина пьян.

Свет ты мой и моя тьма,

Ханума ты моя, Ханума.

Я напевала знакомые слова, стараясь уложиться в мотив и поспеть за мелодией, прижималась сухонькой грудью к широкой мужской груди, к рёбрам, которые давно уже не прощупывались ввиду хорошего питания, к поджатому животику, который маскировался под продолжение груди, мне даже в какой-то момент показалось, что Филя отвечает мне и прижимается в ответ, но, подняв взгляд выше (а с нашей разницей в росте примерно сантиметров десять, я ведь на шпильках, это не так уж и трудно), столкнулась с вымученной улыбкой, силой выдавленной из себя и меня словно окатили водой. Ледяной. И кусочки льда больно поцарапали самолюбие. Теперь всё было ясно: именно Викторович попросил Филю потанцевать со мной, именно обо мне Филя что-то пропыхтел тому в ответ с недовольной физиономией, и именно поэтому смеялась крыса Аллочка, но ей-то я устрою райскую жизнь, сейчас не до этого, главное не расплакаться.

Мы встречались с тобой на закате,

Целовались за камнями.

Я дарил тебе лучшие платья,

Осыпал твои персты перстнями.

А потом, когда сошел туман,

Ты ко мне приходила сама.

Убегала из дома в ночь

От своих отца-матери прочь.

Весь второй куплет я старалась отгородиться от навязчивых мыслей, не наталкиваться на насмешливые взгляды, не вспоминать, как нагло и, как выяснилось, беспричинно, я прижималась к этому интригану. А ещё я представляла себя в роли этой самой Ханумы из песни Гарина, и так мне было легче, только выдержки хватило ненадолго, я снова подняла робкий (робкий... в моём исполнении робкий, наверно напоминал взгляд терминатора, обещающего, что он вернётся) взгляд на Филю, увидела всё ту же улыбку, которая казалась мне ещё более наигранной чем прежде, и пришлось сдаться. Я сбросила со своей талии его ручищи, показательно отступила назад, хотела, было, скрестить руки на груди, но что-то меня остановило, точнее не что-то, а кто-то. Русик не заставил себя долго ждать.

— Разрешите похитить вашу даму на пару танцев, — нараспев выговаривал он и уже потянул руки, как вдруг Филя уверенным захватом спрятал меня за свою спину.

— Дама не танцует. — Хрипло пробасил он.

— Ух, ты, а мне всегда казалось, что Ларочка отвечала за себя сама. Или стервам слова не давали? — Изогнул Русик свою красивую бровь, но судя по тому, как хрустнули кулаки Фили, я поняла, что он этими бровями сильно рискует.

— Это когда рядом с Ларисой такое чмо как ты, она вынуждена отвечать за себя сама, а когда рядом я, разбираться с такими козлами, как ты, буду тоже я.

Без комментариев.

Русик изобразил что-то невообразимое глазами и испарился, не желая продолжать конфликт, а я, и не думая ожидать продолжения банкета, решительно направилась в сторону выхода, захватив по пути сумочку.

— Можно узнать, куда это ты собралась? — Догнал меня Филя и, чего уж там скрывать, недовольно и грубо развернул лицом к себе.

— Я устала. Хочу домой.

— Я тебя отвезу.

И ведь не возразишь! Филя шёл впереди, я не спеша шагала следом, в этот момент пожалела, что не курю, небольшой перекур был бы как раз кстати. Как истинный джентльмен он открыл и закрыл за мной дверцу авто, сам сел за руль и, не спрашивая адрес прописки и адреса проживания, двинулся с места, но мой мозг был слишком сильно отравлен алкоголем, чтобы хоть как-то реагировать.

— Вот, скажите, Филипп Аркадьевич, а почему вы ко мне так благосклонны?

— А почему нет? — Спустя пару секунд раздумий ответил он, недоумённо пожимая плечами.

— Ну, думаю не секрет, что я первая взбунтовалась по поводу невыгодного для нашей компании контракта, убедила, так сказать, Викторовича, надавила. А вы танцуете меня, домой отвозите или это такой продуманный план? — Наконец задала я вопрос, который не давал мне спокойно спать по ночам. Нет, не подумайте, в здравом уме и трезвой памяти я не стала бы так откровенно нарываться, но сегодня же море по колено!

— Конечно план, — вкрадчиво начал он и от его тихого голоса я сразу же подобралась, — вот я сейчас отвезу тебя в неизвестном направлении и буду долго и жестоко мстить. Как такой вариант, устроит?

— Нет. И вообще, почему мы на "ты", кажется вы обнаглели, Филипп Аркадьевич.

— Ну, после того как мы чуть было не разделили одну парную на двоих и оттанцевали полтанца, я, как честный человек, просто обязан, — засмеялся он, — так что предлагаю присоединяться.

— Ни за что. Как вы сами заметили, парную мы с вами так и не разделили, а полтанца и вовсе не считаются.

— Что же ты такая злая? Не нравлюсь?

— Что вы, очень нравитесь, — я постаралась добавить в голос побольше сарказма, чтобы мой громкий всхлип не спугнул потенциального любовника.

— Это хорошо. Какой подъезд?

— Где? — Неловко заворочалась я.

— У тебя, говорю, какой подъезд?

— А-а, четвёртый, но это с другой стороны, так мы не проедем.

Я начала пристально всматриваться в пейзаж за окном, пытаясь определить, где точно мы находимся, но с косого глаза получалось не очень, и только лишь когда машина остановилась и двигатель был заглушён, я увидела родной подъезд, с не менее родной лавочкой и клумбой, которую, под чутким руководством домоуправления, высаживала собственными ручками. Опомнилась, когда Филя потянул меня за эти самые ручки, помогая выбраться, а я, самым наглым образом воспользовалась ситуацией, притворилась гораздо более пьяной, чем являлась на самом деле и повисла на могучей шее с приятным мужским ароматом. Вот знаете, мужские духи бывают разными, пряными, даже сладкими, а этот резкий, грубый, обдирающий рецепторы изнутри, из самого аромата сочится сила ничуть не меньшая, чем у его обладателя. И я прибалдела, закатила зенки, блаженно улыбнулась, пытаясь прилепиться пиявочными губами к этой самой шее, пока меня самым грубым способом, буквально не оттащили от неё, стараясь поставить на обе ноженьки, которые, то и дело, пытались соскользнуть с каблука. Разглядев напротив себя слишком трезвый и решительный взгляд, я отступила и даже поймала равновесие. Кто его знает, этого Филю, может, он человек старой закалки и до свадьбы ни-ни.

— Х-м. Хи-хи. Ха-ха, ха-ха-ха. — Тут же озвучила я свои мысли, но от дальнейшего музыкального сопровождения отказалась, посчитав его неуместным.

— Мне нужно возвращаться, меня ждут. — Пояснил Филя и я презрительно фыркнула.

— Это хорошо. — Сказанула, скрывая обиду, скрестила руки на груди и отвернулась, потому что пьяные слёзки это вам не шутки, они не подвластны разуму.

— Что хорошо?

Остановился Филя напротив капота, прекратив стремительное движение к водительской дверце.

— Что не все мужчины такие трудоголики как вы, Филипп Аркадьевич.

— Да что ты... Ты сейчас кого-то конкретного имеешь в виду?

— А это сейчас вы так ревнуете, да?

— Ревную. И проверять насколько я страшен в своей ревности не советую. — Рыкнул он, хотя я и не поняла, с какого бодуна на меня рычит.

— Да бросьте, конечно же никого конкретного я в виду не имею. Так, мечтаю, мечтаю... А знаете, что?

— Что?

— Хорошо, что всё закончилось именно так.

— Как так?

— Никак. Так будет лучше.

— Ты сейчас о чём? Ты сама с собой говоришь, что ли?

— Ага, а вы призрак отца Гамлета.

— Какого ещё Гамлета?

— Классика, Филипп Аркадьевич, классика.

Он стоял набычившись и мысленно убивал меня всеми известными ему способами, судя по взгляду, знает он их немало, и мне нравился этот взгляд и эти желваки на скулах и блеск в глазах, жаждущих крови и зрелища. И я рискнула, снова приблизилась, провела указательным пальцем по щеке — он не шевельнулся, по губам, намеренно задевая внутреннюю поверхность нижней — он взглядом не повёл, провела по груди, по животу, зацепилась ногтем за брючный ремень и была поймана вражескими ручищами и снова отвергнута.

— До двери проводить? — Вместо страстного поцелуя услышала в ответ.

— Спокойной ночи... Филипп Аркадьевич. — Выдохнула я, стряхнула его руку со своего запястья как самую отвратительную букашку и, не дожидаясь ответа, вошла в подъезд. И сегодня всё было на моей стороне, даже чип от двери нашёлся мгновенно.

— Импотент несчастный. — Буркнула в закрытую дверь, послушала шелест шин отъезжающей машины и своим ходом поплелась наверх.

Выходные провела в работе. Через восемь дней у нас важное мероприятие, а я вся в расстроенных чувствах. Аллочка не явилась и вместо того, чтобы добить её своим тяжёлым, неподъёмным настроением, я позавидовала девушке чёрной завистью, она-то просыпается в объятиях мужчины, а не как я, в объятиях похмельного синдрома. Итак. Я работала, работала, а Филя всё не звонил. Не позвонил он и в понедельник, когда я снова пришла на работу в офис, на этот раз для того, чтобы написать заявление об уходе, будем считать, испытательный срок я прошла, но от столь выгодной диспозиции решила отказаться, такой расклад для меня наиболее приемлем. Но в приёмной место обычного сухого буднично-рабочего "Здрасти" встретила восторженный вопль Аллочки, сухонький (видимо, чтобы любовница не приревновала) букетик Викторовича и благодарственную улыбку Гоши.

— Ну, вот, такой момент испортили. А я хотела шокировать Максима Викторовича сообщением о скором отбытии. У вас хорошо, но в ресторане лучше. Ведь, кака я поняла, Аллочка оказалась трепушкой. — Глянула я на вмиг примолкшую красотку.

— Лариса Витальевна, ну, не могла я Максюше врать. — Она натурально надула губки, точно так же, как и выпрашивая новый браслетик вон с те-е-ми камушками.

— Надеюсь, не смотря на раскрытые явки, наше с тобой, Гоша, соглашение, остаётся в силе?

— О чём речь! — Браво отозвался тот, но тут же примолк, понимая, что лимит доброго расположения духа в этом месяце я исчерпала.

— Лариса Витальевна, там сегодня заморозку привезут. Вы помните?

— Я-то помню. А помнишь ли ты, о, чудное создание, что в этом месяце претендовала на два оклада?

— Лариса Викторовна, я как раз хотела...

— Хотеть Алла Васильевна вы будете в постели дома, либо после того, как я увижу на своём столе ваше заявление об уходе и его подпишу. Разумеется, если на тот момент у меня к вам не будет никаких претензий. Вы меня хорошо поняли?

— Но продукты питания...

— Если в течении минуты вы не отправитесь исполнять свои прямые обязанности, нужную статью трудового кодекса я знаю наизусть и по номеру.

— Лариса Витальевна. — Викторович укоризненно посмотрел, в ответ я посмотрела не менее требовательно.

— А вас, Максим Викторович я попросила бы не вмешиваться.

— Тогда, может, и вы приступите к своим прямым обязанностям? — Он повысил тон, покрылся красными пятнами, но увы и ах.

— Я увольняюсь.

— А как же положенные две недели отработки?

— В отличии от вас, я в совершенстве владею информацией по трудовому кодексу и минуту назад об этом упоминала. Для вас отдельно скажу ещё: я находилась на испытательном сроке, а значит, предупредить нанимателя об уходе обязана как минимум за три дня, что я и сделала в четверг в отделе кадров. Заявление написано мной и подписано начальником отдела кадров в двух экземплярах. Расчёт я хочу увидеть уже сегодня и не советую медлить. В память о нашей дружбе, — на последнем слове сделала намеренное ударение, сегодняшний день меня расстраивает, — нашла для вас замечательного профессионального секретаря, которого уже сегодня введу в курс дела, тратя своё личное время. Надеюсь вы меня услышали?

— Стерва. — Беззлобно отозвался Викторович и покосился на Гошку. — Как ты с ней договаривался, небось три шкуры содрала? — Это уже брату.

— Не без этого. — Ответила я, влезая в разговор. — А сейчас заканчивайте этот балаган и освободите помещение.

— Мне кажется, я уже начинаю радоваться вашему уходу.

— Сплюньте, Максим Викторович, я ведь могу и передумать. — Едкая улыбка заставляет Викторовича задуматься.

И что бы вы думали? Сплюнул! Ещё никогда меня так не оскорбляли.

Всякое было: и за дверь выталкивали силком (я никак не соглашалась с номенклатурой, утверждая, что борщ может быть и из капусты, главное, чтобы ложка стояла), было и такое, что начальство предпочитало сделать вид, что никого нет дома, в институте сколько раз мне на дверь указывали, призывая сменить специализацию на что-нибудь юридическое, но чтобы вот так, как от чёрта, со мной это впервые, а всё Филя виноват, гад! Кстати, он не позвонил и в среду, не позвонил и в четверг, а вот в пятницу мне было не до звонков, приехал Лёня со своим главбухом и давай меня строить. Едва появилась на пороге ресторана, как из холла услышала вопль раненного бабуина.

— Чего тебе надобно, старче?

Я вошла в кабинет под ужасающим молчанием Лёнчика, Люда сидела в углу и усердно делала вид, что её здесь не стояло, я же, не взирая на все стоп сигналы, шла напролом к законному месту напротив главного акционера.

— Явилась?! — Снова взревел Лёня и теперь я поняла, почему он ассоциировался у меня с бабуином, видок с перекошенной от злости физиономией, плюс загар, равно бабуин.

— Лёня, ну вот чего ты кричишь? — Спокойно поинтересовалась я, оценивая длину своих ногтей. Да-а, распустилась, теперь под ними можно вынести стратегический запас нашей кухни, срочно к маникюрше!

— Ты на меня смотри, Читаева. Ты видела наши убытки? Ты видела отзывы на форуме о беспределе?

— А ты видел отремонтированные туалетные комнаты, до которых у тебя руки не дойдут уже полтора года? Ты видел в акте сдачи-приёма работ то, что трубы мы поменяли, пока сан станция не погнала нас поганой метлой? Ты видел, что у нас на два месяца вперёд расписаны заказы, что с лихвой покроет расходы не только этого, но и следующего месяцев с добавочным процентом?

— С каких пор ты у нас переквалифицировалась в бухгалтера?

— И не думала даже. Это Люда мне сметы и варианты реабилитации рассчитала.

Лёня уставился на жену, а та невозмутимо так, волосы назад откинула.

— Нет, ну, а что ты мне прикажешь делать? Ты день и ночь на пляже, одну на экскурсии не отпускаешь? Конечно я созванивалась с Ларой и с удовольствием ей помогла.

— А какого чёрта я узнаю об этом последним?!

— Разумный вопрос. Может, оттого, что ты ни черта не работаешь, а только снимаешь сливки?

Такого выражения лица я у Лёни не видела уже давно. Да, бесспорно, он талантливый управляющий и всё держится на его могучих плечах, а с моим характером только гвозди на стройке выравнивать, но не сдержалась, задела за живое.

— А ещё, — стараясь сгладить конфликт вспомнила я, — я подружилась с нашим пожарным инспектором.

— Ты? Подружилась? — Лёнчик с недоверием покосился на меня и сел на место, с которого вскочил, когда я вошла. — С усачом?