Юнкер Сергей Алексеевич Караваев считал себя в какой-то мере несчастливым человеком — его будущая, как ему казалось блистательная карьера была прервана событиями семнадцатого года, повоевать он так и не успел — их разоружили во время переворота большевики, потом год в подполье прятался у знакомых от большевистских, а затем польских облав. И вот теперь, только они собирались приступить к настоящему делу, как вновь неудача. И еще эта нерешительность Василия Григорьевича — вместо того, чтобы показать этим польским прихвостням, что такое настоящие русские офицеры, приказывает удирать. Может хватить убегать? Когда из-за двери повторился окрик "Откройте!" Юнкер выстрелил из браунинга сквозь дверь. "Вот, Мудак! Мальчишка!"— простонал полковник Науменко, схватив его за руку и увлекая в сторону черного хода.
Изю Бриллианта спасло то, что он по привычке решил все же открыть дверь отмычками, поэтому в момент выстрела он стоял нагнувшись и пуля пролетела у него над головой, осыпав деревянными щепками отколовшимися от простреленной двери. Двум стоявшим внизу, на первом этаже, легионерам повезло меньше — одного застрелил Науменко, а другого штабс-капитан Овечкин. Расклад со стрельбой, Самсона не очень устраивал, поэтому в квартиру он первым не пойдет, есть в его команде и порезвее пацаны — тот же Шейкман. Отстранив испуганного Изю в сторону, дверь открыли, поддев ее топором, который таскали именно для таких случаев, в этот момент снизу и прогремели два выстрела. Мойша и Хаим, стоявшие внизу на окрик Самсона не отозвались. Дело становилось скверным. Или у Авраама Каца были гости из блатных, о чем нужно было догадаться ранее, или он такой же "ювелир", как он ,Самсон, пролетарий. Подставляться под пули нет никакого желания. Внезапно снизу донеслась винтовочная пальба, а затем хлопнула парадная дверь подъезда. Осторожно глянув вниз Самсон увидел конфедератки жолнеров и военные шинели. Решение пришло мгновенно — он крикнул вниз: "Легион! Мы блокируем дверь!" Похоже, внизу его поняли, и конфедератки стали перемещаться по лестнице вверх. Стрельба на улице продолжалась — хлопали винтовки и звучали выстрелы браунингов.
После того как поляки вошли в злополучную квартиру и не найдя там никого , оставили отделение легионеров охранять квартиру до прибытия офицеров контрразведки, Самсон попытался, понять, что же произошло. Вряд ли из-за какого-то блатного или дельца-ювелира станут беспокоить контрразведчиков. Тогда в чем же дело? В Изе Бриллианте? Вряд ли! Он же первую пулю мог и схлопотать! Так что это вряд ли его или чья-то подстава! Тогда в чем они ошиблись?
Если бы сын ростовщика обладал даром смотреть сквозь стены, то он бы увидел, что в квартире напротив, забившись под кровать лежал и дрожал маленький невзрачный человечек Авраам Хаимович Кац, тот самый подпольный делец ювелир, квартиру которого и собирался обчистить доблестный патруль Легиона. Ошибка Самсона заключалась в нем самом, в его складе ума, в его умении аналитически мыслить, а также в мелком ворье, свинтившем все дверные ручки и таблички с номерами квартир. В первом подъезде было не десять, а девять квартир. Купец Корчинов еще при строительстве дома купил две квартиры на четвертом этаже и сделал из них одну, соответственно и вся дальнейшая нумерация в подъездах сместилась. Требуемая Самсону Койцману квартира находилась не слева, а справа.
"Если не везет, так все сразу," — подумал полковник Науменко выбегая из подъезда. Вначале проверка документов Легионом, потом мальчишество юнкера Караваева, тех двоих легионеров внизу можно не считать — из той же оперы, а вот взвод поляков, оказавшийся поблизости и привлеченный звуками стрельбы, а также видом выбегающих людей в офицерских шинелях это плохо. Вначале Василий Григорьевич обрадовался, заметив, что одно из отделений нырнуло в подъезд, из которого они выскочили — погоня будет меньше, а вот потом он понял, что командир взвода очень неглупый человек — догадался вызвать по телефону, или еще как-то подмогу. Район, по которому они спасались бегством, стали оцеплять — два раза им пришлось резко менять маршрут — подтягивались поляки на грузовиках. Поляки преследовали настойчиво, но не слишком активно — под пули никто не лез и глупый героизм не проявлял. Похоже на то, что их обложат в кольцо, а затем пошлют легионеров отрабатывать свой хлеб и обещанный пряник — право на гражданство. Науменко, уже обратил внимание, что ляхи стали чуточку умнее, и цинично используют Легион в качестве пушечного мяса. Однако то, что гладко на бумаге, на яву таит овраги — комендант района организовавший облаву — полковник Мазовецкий конечно же досконально выучил карту своих владений — но карта района увы не отображала искусственно созданных человеческими руками препятствий. Одна из рот, которая должна была замкнуть кольцо окружения застряла перед необозначенным на карте остовом сгоревшего трамвая. Было загадкой, как этот трамвай здесь очутился — ближайшая трамвайная линия в двух кварталах отсюда. Но жолнерам было не до загадок — освободить дорогу для проезда грузовиков им не удалось — корпус трамвая был загружен всяческим хламом. Пришлось спешиться, и продолжить погоню бегом, но время было упущено — вместо кольца облава превратилась в подкову, замкнуть которую уже не успевали. Выход из подковы располагался в столь не любимых полякам питерских трущобах.
"Чертовы баррикады! Специально их здесь, что ли понаделали?" — чертыхнулся Васильченко заскакивая на очередную мешанину досок, кирпича, и каких-то металлических труб, темп бега сбился, и в момент когда юнкер Караваев вкарабкался на баррикаду и выпрямился, его сразила пуля выпущенная одним из ляхов. Капитан Васильченко выстрелил навскидку в погоню, и в этот момент откуда-то сверху затрещал "льюис" и хлопнуло несколько винтовочных выстрелов. Затем раздался звон разбитого стекла и с окон верхних этажей в жолнеров полетели гранаты. "Всем залечь!"— заорал полковник Науменко, и офицеры укрылись за баррикадой. Пулеметчик нужно сказать был абсолютно никудышний, заметил Васильченко — с такой позиции он разделал бы этих уродов под орех с одного диска. А этот! Такое впечатление, что первый раз в руках оружие держит. Да и гранаты бросают бестолково — без задержки, половина вообще мимо цели. Черт, а отсюда снизу и не видно кто там хулиганит наверху.
"Эй офицеры! Ползи сюда!"— прохрипел немолодой голос откуда-то сбоку. Капитан Васильченко повернул голову и увидел, что за приоткрытой дверью дома стоит немолодой мужчина лет пятидесяти, в неновом, ношенном пальто, и машет рукой. Васильченко повернул голову к полковнику Науменко, тот кивнул в знак согласия. Пригибаясь и прячась за баррикадой, их группа нырнула в подъезд. Их провожатый запер дверь на огромный самодельный засов, сделанный из деревянного бруса, и повел их наверх. Подъезд производил странное впечатление — с одной стороны ощущение брошенного и нежилого, а с другой стороны впечатление, что все проломы во внутренних стенах этажей и выбитые квартирные двери производились с какой-то определенной целью, удивило и наличие в некоторых местах свежей кирпичной кладки. Уже позже капитан сообразил, что дом пытались приспособить для обороны и уличных боев, что все изменения в планировке сделаны целенаправленно, и несомненно профессионалом. Весь этот хаос обеспечивал позиции для боев внутри здания, а также пути отступления. Но это было позже, а тогда Николай Петрович Васильченко увидел следующую картину. Группа штатских, судя по одежде и внешнему виду — рабочих вела беспорядочную стрельбу из окон по полякам. В углу сидел мальчишка лет пятнадцати и снаряжал патронами диск к "Льюису" и винтовочные обоймы, рядом с ним были открытые патронные цинки. У облезлой стены стояло несколько винтовок Мосина — новеньких, еще не очищенных от заводской смазки.
Но больше всего взбесило Николая Петровича то, что работяги стреляли из винтовок с оптическим прицелом, отрывая взгляд от прицела после каждого выстрела и выглядывая из окна пытаясь определить попал или не попал. "Да, господа-товарищи пролетарии, все с Вами ясно!"— подумал капитан, ошалевший от такого бестолкового использования такого убийственного оружия. Пригнувшись, он метнулся к одному из горе-стрелков и примостившись возле окна требовательно произнес "Дайте пожалуйста сюда!" кивнув на винтовку. Тот после некоторых сомнений и раздумий нерешительно протянул оружие. Васильченко осмотрел винтовку, и прильнул к окуляру прицела. Не то! Не то! Ага! — у распластавшегося на мостовой ляха были погоны прапорщика. Выстрел! Готов! Что там у нас? Ага ! Еще один — унтер! Выстрел! Эк его беднягу! Еще! Черт! "Патроны сюда!" Ему протянули снаряженную обойму. Краем глаза Николай увидел, что его друзья последовали его примеру. Очередь пулемета зазвучала значительно уверенней! Эх, пошла потеха!
Сила воздействия равна по закону Ньютона силе противодействия. Встретив неожиданный отпор, и понеся потери поляки не стали валять дурака и организовали переброску легионеров — пусть добывают право стать ляхами кровью. Дело пошло сразу веселее — хоть преследуемые сепаратисты и имели хорошую боевую выучку, но против численного перевеса не попрешь, поэтому, несмотря на потери, сепаратистов начали оттеснять. Да и зажравшиеся легионеры, понюхав пороха и вкусив крови, после некоторого испуга пришли в себя, ожесточились и дело пошло. Очередная атака и инсургентов удалось выбить с их позиции. Правда тактическая победа, ничего кроме выигрыша в территории пока не дала — мятежники успели перебраться в соседние здания и снова заняли устойчивую оборону. Требуются подкрепления! Неплохо бы и артиллерию, но как ее подтянуть через эти завалы и баррикады на улицах? Придется решать по старинке — штыком и винтовкой! Благо свежие батальоны имеются. Ну, кто мечтал стать шляхтичем? Вперед!
Зажали нас крепко, хотя и бестолково. Плохо, что офицеров маловато. А от работяг какой толк? Снайперов за пять минут не сделаешь. Вон свалился еще один в конфедератке, судя по погонам — поручик. Это, наверное его капитан Васильченко снял. Однако эти дружинники ребята хозяйственные! Вон сколько оружия припрятали. Сейчас затащат на третий этаж горную пушку, и мы устроим панам веселье. Эх черт, народу бы побольше! Как там дела у Овечкина? А у Сергея Владимировича Овечкина, дела надо сказать шли весьма странно — ляхи отступили, и в бой пошли легионеры. Очень странные легионеры — действовали и двигались они очень грамотно — ему никак не удавалось поймать их в прицел. Близко, сволочи подобрались! От рабочих толку оказалось мало — только шум производили, да патронами снабжали. Ага вот кажется один "центурион" сейчас подставится! Не понял! Что это значит? Зрелище действительно было странное — на торчащем из укрытия штыке винтовки легионера полоскался белый платок. Чтобы это значило? Причем насколько Овечкину было ясно, белый платок был виден только с их стороны — со стороны поляков его закрывала афишная тумба. Сергей обернулся к пожилому рабочему, которого дружинники уважительно называли Юрий Авдеевич, и произнес: "Юрий Авдеевич, прикажите не стрелять, похоже они хотят переговорить, но скажите, что были наготове если что!". Стрельба временно прекратилась. И легионер проворно проскочил оставшееся открытое пространство и нырнул в здание. В этот момент поляки, занимавшие тыловые позиции, обрадованные тем, что противник "оставил" позиции поднялись из укрытий для наступления. Нестройный залп винтовок дружинников вернул их на место. К штабс-капитану привели парламентера. Безграмотно привели, он ведь мог зараза при таком конвое вырваться и всех их тут положить! Но, что поделаешь, такие уж у меня подчиненные! В мыслях, Овечкин считал группу рабочих, которых он стихийно возглавил, уже своим подразделением. Вошедший представился как подполковник Хаузен, бывший командир пехотного полка, разгромленной в августе 1914 года под Ваплицем 41-й германской пехотной дивизии — это был первоначальный успех армии генерала Самсонова, после которого пришла катастрофа, закончившаяся самоубийством командира 2-й русской армии в прусских болотах. По-русски Хельмут Хаузен говорил неплохо, но с акцентом. Он сказал, что командует взводом в 5-м петроградском батальоне Легиона, и его взвод укомплектован либо, такими же как он офицерами германской армии, попавшими в плен во время мировой, либо русскими офицерами и в его взвод намерен перейти на их сторону. Такого поворота Овечкин не ожидал. Однако риск нарваться на ловушку был велик. Думать нужно быстро. Ошибки быть не должно. Рискнем! На всякий случай пока Хельмут спустился вниз, чтобы подать знаки своим, он приготовил несколько гранат — если что рванет вместе собой, всех не убьет, но покалечит не мало. Однако обошлось! Двоих из перебежчиков Овечкин узнал — воевали вместе в шестнадцатом, участвовали в знаменитом Брусиловском прорыве. А вот полякам данное действо не обошлось — посланный Авдеичем парнишка куда-то вглубь квартала привел с собой группу дружинников человек в тридцать, а самое главное — эти дружинники приволокли на себе много интересного и смертельно опасного для поляков. Ухнула с третьего этажа пушка. Веселье!
Ситуация полковнику Мазовецкому абсолютно перестала нравиться, как не хотел он решить ее своими наличными силами — сил этих теперь не хватало, придется звонить пану полковнику Толдецкому и просить помощи. И помощь эта пришла. Удалось протащить через эти чертовы завалы и две трехдюймовки. Подтянули еще легионеров и инсургентов удалось выбить с позиций, даже трофей захватили — трехдюймовое горное орудие, правда без замка. Но ничего, еще успеем и замок на место вернуть. Хуже было то, что на звуки орудийной стрельбы и треск пулеметных очередей стали слетаться как мухи на мед различные темные личности, некоторые из которых оказывались спустя какое-то время в стане противника, предварительно посеяв хаос в рядах осаждающих польских войск. Да и некоторые из легионеров проявили свою двуличность — перешли на сторону сепаратистов. Но, ничего, это даже и к лучшему — данный инцидент позволит выяснить кто-есть кто и очистить ряды кандидатов на польское гражданство, пусть слетаются и перебегают — деться им некуда — даже если процесс затянется деваться им некуда — рано или поздно мы пройдем весь этот район дом за домом, подвал за подвалом и уничтожим всех, кого встретим на пути. Никто не уйдет живым.
"Санационная" процедура действительно затянулась — противостояние разрасталось как снежный ком, и требовало привлечения все новых и новых сил. Начались новые сутки а мятеж сепаратистов не был до сих пор подавлен. Да их потеснили кое-где, но ночью часть позиций была утрачена. Более того, вспыхнули еще несколько новых очагов ожесточенных боев в других районах города. Новые сутки начались и в Великом Герцогстве Курляндском. И начались они с чтения утренних газет, телеграмм, а затем с обсуждения двух вопросов — типично русского и типично английского. Первый вопрос был прославлен писателем Чернышевским и звучал так : "Что делать?". Второй вопрос был прославлен Шекспиром: "Быть или не быть?". БЫТЬ!
Это было противозаконно — перевозка вооруженных лиц под флагом нейтрального государства. Именно вооруженных лиц, поскольку государства за которые эти лица хотели воевать уже не было. Или еще не было. Смотря с какой стороны посмотреть. Но в любом случае они не нарушали то ли Женевскую, то ли Гаагскую конвенцию, те самые места, где говориться про комбатантов и что-то там про военную форму и знаки различия. Их не будут брать в плен. Они никто. Точнее будут никто, если проиграют, ибо победителей, как известно не судят. Помимо жажды победить у них было то, чего им не хватало практически все четыре года войны — оружие и боеприпасы, причем в таком количестве, что Лавру Георгиевичу было не по себе. Он чувствовал в этом какой-то подвох, если не хуже — заговор. Они загибались на фронте под огнем немецких батарей, не имея возможности ответить, а здесь в тылу оказались горы оружия, на две, нет на три русских армии (не тех, которые по пять шесть дивизий, а тех, которые Вооруженные Силы России), и боеприпасов на двадцать лет непрерывной войны. "Если выживу прикажу разобраться с этим",— сделал себе зарубку на память генерал Корнилов, — "Всех Иуд и предателей под корень!". Судя по орудийной канонаде и оружейно-пулеметной пальбе, дела в городе развернулись нешуточные. Пароход неумолимо приближался к причалу, и все на его борту застыли в молчаливом ожидании. Толчок о причальную стенку. К черту швартовы! Вперед! Вперед! Артиллерия пускай догоняет! Сходни на берег! Молодец Колчак, не зря к десанту на Босфор столько готовился, сообразил, что по единственному трапу будем до утра выгружаться. Вперед! Вперед! Десантные роты в шинелях с трехцветными шевронами повалили на берег.
