Пан и пани Тужецкие решили проведать своих соседей и подкатили на экипаже к их поместью. Отступать было некуда, поэтому разговор получился короткий — пану раздробили голову прикладом, а пани Тужецкую поволокли по уже известному маршруту. Тут уже и Федор не удержался, и в ответ на предложение попробовать, кивнул в знак согласия. Он никогда еще не брал женщин силой, но определенные сомнения по данному вопросу сразу же рассеялись. От него сейчас это и не требовалось — он был вожаком, командиром, его уважали и поэтому сказали что позовут, когда пани Тужецкая будет готова. Так и вышло. Какое-то время раздавались истошные крики сверху, а потом за ним пришли. Все было просто в этот первый раз. С женщины сорвали всю одежду и привязали за ноги и за руки к спинкам большой хозяйской кровати. Первый раз прошел для Кузьменчука словно бы в тумане. Она кричала, кажется о чем-то умоляла, пыталась безуспешно сжать растянутые широко в сторону ноги, но он навалился на нее сверху, а ее судорожно извивающееся тело разбудило в нем зверя и он взял ее очень жестко и очень грубо, а затем встал, оделся и позвал следующего. Конвейер заработал. Потом ему будет хотеться большего, и он будет делать все сам. Но это будет потом, когда он привыкнет к пути на который он встал. Сейчас же он только становился на этот путь и был еще не опытен. Когда стемнело отряд собрался и двинулся в путь, оставляя в поместье одну живую человеческую душу — пани Тужецкую. Федор не захотел брать грех на душу, поэтому ее не стали убивать. Ее так и оставили привязанную к кровати на втором этаже. Может выживет, а может нет. Какая разница? Кровь за кровь!
Тужецкие были побогаче Свиницких — хлопов пять десятков, управляющий, три надзирателя, земельки побольше, конюшня покрупнее. Впрочем, что могут сделать четыре человека привыкшие к покорному послушанию рабов, которых пугает один вид кнута, с четырьмя десятками вооруженных людей? Ничего! Четыре трупа возле хлева дополнили утренний пейзаж. Путь бывших рабов на пока еще далекую родину продолжался.
Из детских сочинений:
"Однажды снаряд попал к нам в квартиру, был страшный переполох, т.к. мы еще не привыкли к таким случаям".
"Золотые часы, которые папа оставил мне, приняли за оружие".
"И грабили по мандатам и без мандатов".
ГлаваN36 Лето 1919 года. Большая Берта — пушка и человек.
Первоначальный порыв германской нации начал пробуксовывать. И дело было не в самой нации, а в отдельных ее представителях, являвшихся руководителями Нового Рейхстага. Слишком много демократов, наивно верящих в человеческий гуманизм, и забывших про Бисмарка сказавшего "железом и кровью". И эти идиоты начали проявлять малодушие, то здесь, то там высказывая мнение, что все образуется, что мировой гуманизм и все такое, правда пока их голоса не имели большого веса, но уже наметились нехорошие тенденции — несколько идиотов из социалистов начали сколачивать "партию мира", и при этом как ни странно находили все новых и новых сторонников, особенно из числа пишущей интеллигенции. Ситуация стала крениться в опасную сторону. С одной с стороны гуманисты и сторонники голубя мира, с другой стороны военные, жаждущие освобождения Германии, и Берта, которая была знакома и с теми и с другими. Назревал раскол, причем в самый неподходящий момент. Требовалось найти какое-то решение, которое не даст начавшейся возрождаться Германии превратиться в пыль. Как ни странно решение подсказали сами французы. Кому пришла в голову идея использовать имя Берты Крупп, как немецкий аналог французской Жанны Д,Арк, уже не установить, но идея была подхвачена и реализована — в газетах ее стали называть спасительницей нации и Германии. Ситуация получалась удобная, с одной стороны обе партии войны и мира ждали от нее реализации именно своих целей, с другой стороны представители гуманитарной партии мира были готовы как водиться взвалить на нее всю ответственность за совершенные ими же ошибки, или приписать себе все ее достижения. Что касается военных, то они собирались с помощью Берты прижать к ногтю этих гуманистических пиджаков, и использовать вдову в качестве демпфера, смягчающего их откровенно агрессивное стремление не отступать и не сдаваться. Что там было с французской девой доподлинно неизвестно, но Берта девой не была, она была вдовой, имела детей, была пушечной королевой и была матерью для всех, кто работал на Круппа, поэтому в своих расчетах ошиблись обе партии. Берта стала не "Эссенской Девой", а "Эссенским чудовищем". Она не разбиралась в хитросплетениях политики и делала то, что умела. А умела она разговаривать со своими рабочими и служащими, соответственно ее обращения к германскому народу опубликованные в газетах, и отпечатанные на листовках до боли напоминали те же слова, которые она привыкла употреблять, выполняя роль "матери", для тех, кто работал в концерне ее мужа. Именно поэтому ее услышали. Услышали практически все в Германии, за исключением самой умной, самой нужной, самой полезной и самой необходимой части любого общества — творческой и гуманитарной интеллигенции. Те, за глаза посмеивались над примитивизмом ее фраз и их приземленностью. Партия военных имела противоположное мнение по данному вопросу — примитивность примитивностью, приземленность приземленностью, однако от потока хлынувших добровольцев теперь не было отбоя, что до интеллигенции, то генерал Сект считал, что эту нужную часть общества нужно призвать в саперы и заставлять разминировать минные поля, либо вообще пустить на мясные консервы, ибо проку от людей не желающих держать оружие в руках он не видел. Несколько коробил генералов факт того, что Берта Круп женщина, ибо это несколько не соответствовало германским традициям, но когда речь идет о спасении Германии, о таких мелочах можно и не вспоминать. Только вот всенародно провозглашенная главой Германского правительства, оказалась не просто символом или знаменем. Ее примитивные речи коварной змеей заползали в души людей, и потихоньку фиктивная должность главы Германии превращалась в номинальную, а ее директора потихонечку вытесняли партию мира из Рейхстага, перехватывая власть в свои руки. Наконец партия мира и интеллигенция опомнилась и завопила о том, что Берта играет на руку военным, некоторые намекали на вообще неприличные вещи, и кое кто из военных попытался вызвать обидчиков на дуэль, но все забыли о том, что для некоторых Берта уже много лет является иконой. Поэтому попытка конфликт в рейхстаге закончился весьма неожиданно — на очередном заседании Берта появилась в сопровождении группы шахтеров в черных рубашках, с вышитыми на рукаве кольцами и пистолетами— пулеметами "Бергман". Совершенно случайно рядом с рейхстагом оказался танковый батальон новых Pz II. Шахтеры, прослышавшие про нелепые слухи просто хотели защитить свою хозяйку от хамства невоспитанных людей, и наивно полагали, что их присутствие в зале заседаний, защитит Берту от обидчиков. Однако со стороны это действо смотрелось, как вооруженный государственный переворот. В этот день все красноречие интеллигентных ораторов куда-то испарилось, и под злобное хихиканье невоспитанных генералов, Берта, отчаявшаяся получить хоть какую-то информацию о ситуации в Германии от онемевших членов Рейхстага, в отчаянии произнесла в слух фразу: "Ну хоть кто-нибудь может что-либо доложить? Или рейхстагу наплевать на Германию?" Доложили военные и ее директора. Партия "голубей мира" по прежнему молчала, отстраняя себя все дальше и дальше от власти в правительстве.
А генерала Секта, в отличие от "голубей" понесло как Остапа, ухватившись за ситуацию, он разматывал ее до конца. По его предложению Берте были переданы полномочия диктатора. Также ее директора были назначены на министерские посты в правительстве. "Голуби мира" остались не у дел и за бортом. Что, до Берты, то руководить государством оказалось для нее оказалось ненамного сложнее, чем хозяйством покойного мужа.
Кто и когда назвал Макса Шрама, бойца Спецвзвода Вервольфов, Глорхом он не помнит, кажется его товарищ по отряду Вили Хенске по прозвищу Серб. Шрам к которому приклеилось, после той перестрелки у арсенала в Шпандау, обожал носить спец-аммуницию Ударных войск, и когда он вошел однажды во время стычки с французами на окраине Берлина вполз в захваченный блиндаж противника, гремя кирасой и разгрузкой, кажется это Серб, воскликнул тогда — "ну ты Макс прямо как Глорх какой то" О Глорхах Серб что-то читал в книге русского или сербского писателя Бушкоффа, купленной в одном из магазинчиков Остербурга перед войной. Кажется там что-то было про какого-то рыцаря, откуда-то оттуда, точно Серб не помнил, ибо прошло почти пять лет. Так и приклеилось к Максу — Глорх. Ну а с самим Вили все было известно, оказавшись в конце войны в Сербии, он создал отряд из бывших Германских советников при Австрийской армии и бывших Российских при Сербской и несколько месяцев поддерживал порядок в большой волости в Сербской Краине, уничтожая банды мародеров и дезертиров и помогая окрепнуть местной гражданской власти.
Основной задачей их отряда была отвлекающая роль. Выстрелил — затаился. Не дай бог, начнешь в героя играть — напорешься на очередь "гочкиса" и привет сырой земле. А так хлоп , хлоп с разных сторон, пока французы головами вертят пытаясь определить кто и откуда стрелял, прилетает минометная мина, или вступают в бой силы посерьезней. Впрочем если где-то зажмут, то нужно драться до последнего. Но в Берлине загнать в ловушку кишка тонка. Да и все меньше французов становится. Да и боятся они передвигаться по городу. Скоро подойдут "вольные корпуса Берты" и парни из "Стального Шлема" вырежут всех этих пожирателей лягушек подчистую.
Говорят, что на своих ошибках учатся только дураки, а умные предпочитают учиться на чужих. Данная сентенция, как известно, идет в полном противоречии с другой мыслью — умных учить — только портить. Вот их никто и не учил, а чего их учить то — победители как никак. Зачем французам все эти премудрости? Посланный из Вельцена в Зальцведель за подкреплением мотоциклист, до сих пор не возвращался и капитан Симон Верн скрепя сердцем отправил унтера на своем трофейном легковом авто марки "Мерседес". Если бы Симон знал, что и унтер не вернется из поездки, то он пожалуй бы предпочел отступить из этого городишки, ибо ситуация постепенно складывалась не в его пользу. Вначале его роте везло. Начатая зачистка удалась — в одном из домов извлекли на свет божий спрятанный в подвале пулемет "максим" и хозяина данного богатства вместе со всем семейством расстреляли прямо во дворе. Потом начались проблемы. Какой-то сопляк из бертаюгенда, этой жуткой немецкой молодежной организации, вооружившись винтовкой и засев на крыше ратуши положил командира одного из его взводов, а затем ранил еще троих, прежде чем его удалось уничтожить гранатой поднявшись на чердак. Дальше события развивались как в кошмарном сне. Вслед за одиночным сопляком юнцом ожили и другие крыши и чердаки, и вот теперь уже часа два как его рота находится в патовой ситуации — отступать — это значит выходить из укрытий на простреливаемое пространство и подставлять себя под пули. Наступать то же самое, только движение происходит в обратную сторону. Помощь же соседей из Зальцведеля почему-то запаздывает. Впрочем, это почему-то было знакомо как немцам, так и французам, причем сами французы это изобрели и применили в прошедшей мировой войне. Обычная стальная проволока натянутая на дороге может стать иногда довольно непреодолимым препятствием — ибо не заметивший ее мотоциклист или автомобилист рискует в некоторых случаях даже лишиться головы. Немцы во время мировой, столкнувшись с данным видом забавы и развлечений применяемых французскими франтинерами довольно быстро нашли противоядие — они оснастили большинство машин специальной стальной наклонной узкой полосой устанавливаемой на кронштейнах впереди автомобиля. Данная полоса либо разрезала проволоку при столкновении, либо поднимала ее наверх, и автомобиль благополучно проезжал под ней. К сожалению трофейный "Мерседес" у капитана был гражданского образца, да еще лобовое стекло на нем в летнее время опускали вперед на капот, поэтому с водителем его "Мерса" произошло тоже, что и с водителем мотоцикла — стальная проволока отсекла им голову. Соответственно и помощи ждать было не откуда.
Французам. Ибо вскоре в спину роте Симона ударило два пулемета, а затем полетели гранаты. А затем появились и они — не сопливые мальчишки из бертаюгенда, а ветераны одной из штурмовых групп. Грохот двух десятков "Бергманов" и новая порция гранат, стали последней точкой в жизненном пути французских солдат и их командира , уроженца Марселя.
...Несколько десятков "Рено" с нарисованными игральными картами на башнях привычным отработанным маневром двигались к линии немецких окопов, выискивая пулеметные гнезда. Время от времени то один, то другой танк останавливался и выплевывал 37 мм снаряд в сторону обнаруженной цели. Внезапно вспыхнул один, а затем завертелся другой, третий — огонь велся откуда— то с фланга, где по данным воздушной разведки никаких артиллерийских позиций не было. Впрочем разведка тоже может ошибаться — немецких 77 мм орудий там действительно не было, но были 37 мм траншейные пушки, до того момента спрятанные в самих траншеях и не замеченные с воздуха. Прорвав оборону на одном участке фронта, командир французской танковой бригады имел неосторожность подставить борта своих танков под огонь замаскированных орудий, и сейчас железные коробки застывали одна за другой среди немецких позиций. Конечно 37 мм не бог весть какой калибр, чтобы уничтожить танк "Рено", но вскоре германская пехота пришла в себя, и в ход пошли бутылки с "коктейлем Клико" а и гранаты. И хотя многих настигли французские пули — плохой обзор в танках сыграл свою роль — над полем боя потянулся черный дым от горящих железных коробок. Однако французы подтянули резервы и их пехота прикрываясь огненным валом артподготовки снова двинулась вперед, и выбила германских солдат из первой линии окопов. Дальше продвинутся французы не смогли, остановленные плотным огнем пулеметов второй линии. Ночью обе стороны занялись подготовкой к продолжению бойни. Французы подтянули пехотные резервы и сумели перебросить в район атаки несколько десятков "Рено" и "Сен-Шамонов". Немецкая пехота подозрительно затихла, и судя по всему производила перегруппировку. В два часа ночи французы были разбужены огневым налетом, который был произведен по их позициям. Били шестидюймовые гаубицы, превращая линию окопов в лунный пейзаж. Несмотря на ночные потери, и задержку времени из-за дезорганизации частей наступление продолжилось днем. Вторая линия окопов оказалась брошенной и французские части к вечеру подошли к Бремену. С ходу взять город не получилось.
Шедший головным "Сен-Шамон" вздрогнул и окутался дымом. Шедший, вторым остановился, а затем осторожно начал выдвигаться из-за подбитого собрата, поворачивая вправо-влево в поисках противника, но не успел, и тоже вспыхнул. Движение колонны застопорилось и танки начали сдавать назад. Впрочем противник был обнаружен пехотой, и после очереди "гочкиса" крупповский грузовик с установленной в кузове 77 мм зениткой объяло пламенем из пробитого бензобака. Использовать тяжелую артиллерию в городе не представлялось возможным, ибо войска и обороняющиеся перемешались — бои шли за чердаки и подвалы, где-то французам и бельгийцам удалось продвинуться на квартал, где-то они завязли под огнем пулеметов простреливающих продольным огнем улицы. Разрушенные первоначальной артподготовкой дома перегородили многие улицы и затруднили переброску легкой артиллерии. Вскоре линия "фронта" в городе стабилизировалась, правда от этого было не легче, ибо немцы из-за Ведера подтянули минометы, и лупили тяжелыми фугасными минами во все замеченное и обнаруженное. Бои за Бремен потихоньку грозили стать очередным Верденом — Молохом перемалывающим бесчисленные людские резервы. Впрочем с резервами не все оказалось гладко — по ночам то тут то там среди французских позиций вдруг раздавалась стрельба, слышались взрывы — противник засылал штурмовые группы, и днем и ночью, и на передовой и в тылу стали работать снайперы. Это был даже не позиционный тупик а хуже. Сплошной линии фронта не было, части оккупационных войск разбросанных по территории Германии оказались разобщенными и лишенными централизованного управления, поэтому война превратилась в серию различных по масштабам локальных конфликтов, и постепенно все больше и больше французских частей раздробленных на роты и батальоны пропадали без вести. Исключение составляла область Рура, где было хоть какое-то подобие линии фронта с окопами траншеями и колючей проволокой. Но и там не было столь привычной для французов картины войны. Партизаны уничтожали мосты, минировали дороги, уничтожали транспорт.....
