Взрыв баржи с боезапасом расшвырял как кукол всех, кто прогуливался по Графской пристани. В городе поднялась паника. Французский гарнизон, поднятый по тревоге, стал расстреливать из пулеметов всех, кто не одет во французскую форму, вместе с мирными жителями, под огонь угодили и патрули Легиона. Только вмешательство Якова Блюмкина, начальника Вспомогательной полиции, сумело остановить дальнейшую вакханалию. Ему удалось убедить адмирало Дарно и генерала Жюно, что бомбардировка города в первую очередь приведет к потерям среди оккупационных войск, подразделения которых сечас ведут беспорядочную пальбу в вечернем городе и также беспорядочно по нему перемещаются. Порядок усталось восстановить. Утром части Легиона прошерстили выборочно город взяв тысячу заложников из местных жителей, вывезли их за город в район бухты Круглая, где расстреляли выстраивая партиями по двадцать -сорок человек. Тем же утром, после осмотра водолазами затонувшего "Дюпуи-де-Лома" стало ясно, что дальнейшему восстановлению крейсер не подлежит.
Севастополь. Из детских сочинений:
"Французы начали ходить по городу и стреляли от 8 час. утра до 4-х часов вечера".
"Начался обстрел... Вот сидим в погребе, темно, горит лампочка, всем не весело, тяжело на душе".
"Раздался выстрел, девушка упала и из головы у нее потекла кровь. На кровь я подумал, что это лента".
"Единственно, что я помню, это что был обыск в нашей квартире, "легионеры " забрали 3 ф. картошки, 11/2 ф. сахара и еще что-то, и мы остались без обеда".
"Вдруг вошла мама, она "легионеров" не боялась, так как ей приходилось часто с ними расправляться. Но видя такую картину, страшно испугалась и сказала, чтобы они уходили, что им нечего здесь делать. Они страшно возмутились, говоря, что какое право она имеет им так говорить. Она отвечала, что имеет полное право, потому что ее дом. Они хотели ее побить, но она им этого не позволила".
ГлаваN53 Осень 1919 года. Ее звали Анджелла.
Стараниями оккупантов и полиции Легиона жизнь в Севастополе нормализовалась настолько, что в город потянулась творческая богема мелкого пошиба. В городе открылось несколько театров, несколько варьете а также прочих культурных заведений рангом пониже. В город просочилось множество проституток французского и прочих иностранных производств, которые составили очень жестокую конкуренцию местным. Вообщем жизнь входила в нормальное демократическое русло — периодические публичные казни, расстрелы заложников, изнасилованные и разрезанные на куски местные девушки, организованная преступность, наркотики — словом все, что составляет основу и гордость любого демократического общества, в том числе и в нынешнее время. Следом за творческими людьми потянулась и гражданская публика. Крым конечно же не Ницца , но для тех у кого денег не очень много — вполне подходящее место для отдыха. Правда был в этой местности один малозначительный факт, на который поначалу не обратили внимание. Территория оккупированной России заражена революционными бациллами, и некоторые из тех кто пребывал в Крым либо заражались этой заразой, либо сами являлись ее носителями.
Она пела в кафе "Старый якорь" по вечерам, и у нее были поклонники. Как и положено певичке из дешевого заведения она была не особенно разборчива в своих интимных связях — обычная картина. И то, что она была темнокожей, и говорила о том, что она уроженка Алжира никого особенно не смущало — было очень много любителей и ее пения и интимной экзотики — разложить иссиня-черную негритянку на белой простыне.
И когда ее арестовал патруль Легиона — все были очень удивлены. Многие из французских матросов , узнав о том, что произошло пришли протестовать к зданию Вспомогательной полиции. Некоторые наиболее активные стали бросать в окна здания камни, за ними последовали другие — толпа распалилась и пошла в разнос. Ситуацию спасло прибытие пехотного батальона, который разогнал матросов, а часть из смутьянов, которые были наиболее активны — арестовал. Слухи о расправе "сухопутных крыс" над флотскими взбаламутили всю эскадру. И через два часа к зданию полиции стала приближаться толпа в несколько раз превышающая прежнюю. Их встретило оцепление с проволочными и заграждениями и пулеметами. Лезть на пулеметы никто не стал, но к требованиям освободить арестованных товарищей и певичку, незаметно добавились и требования о возвращении на Родину — образовавшийся митинг стал приобретать политический окрас.
Ей задали вопросы, но она молчала. Тогда ее растянули на полу подвала для допросов. После чего изнасиловали. Насилывали по старшинству чина. Она все равно молчала. Тогда ее подвергли пыткам, допытывались, кто входит в состав революционной организации, которую она представляет, кого она сагитировала. Сначала у нее, голой, надрезали тело ножом, затем железными щипцами, плоскогубцами отдавливали конечности пальцев, клизмы из битого стекла, горящие свечи под половые органы, раскаленная сковородка — все напрасно. Тогда ее стали резать по кусочку — пальцы ног, рук, груди — и не добились ничего, вернее добились — она сошла с ума от боли, и стала орать по испански. Поняв, что рабочий материал испорчен ее застрелили тут же в подвале, поздно вечером. Митинг к тому времени удалось утихомирить. Сам адмирал Дарно уговорил митингующих вернуться на корабли, и пообещал, что отправит телеграмму с требованиями в Париж. Что касается ее, то изуродованное тело было выброшено ночью на свалку на съедение живущим там собакам. Звали ее Анджелла.
А утром взлетели на воздух броненосцы "Дидро", "Вольтер" и "Демократия" с интервалами шесть и четырнадцать минут. Снова аресты и облавы по городу. Снова расстрел заложников в бухте Круглая. Но адмирал Дарно не стал дожидаться окончания расследования причин гибели броненосцев. Вечером, вся французская экадра развела пары и покинула Севастопольскую бухту. Вслед уходящим французам смотрело множество людей. Смотрел и миман Семенов. Он не успел отомстить до конца за свою невесту. Три металлических цилиндра в артпогреба французских броненосцев сумели пронести сагитированные Анджелой моряки, только три из нескольких десятков которые он заготовил. Внутри каждого бертолетова соль и серная кислота разъединенные медными пластинами. Кислота разъедает медные пластины и соединяется с бертолетовой солью — происходит вспышка, поджигающая артиллерийские картузы с порохом. Время срабатывания определяется толщиной медных пластин. По слухам французская эскадра уходила в Константинополь. Значит и мичману Семенову туда. Чтобы завершить свою месть. Если не поймают во время очередной облавы, или не убьют по дороге.
ГлаваN54 Осень 1919 года. Не всякий поляк долетит до середины Днепра.
Антон Иванович Деникин, достаточно кратко но емко охарактеризовал сложившуюся ситуацию, как позиционный тупик. У него есть снаряды. У поляков их нет. Но они на том берегу реки, а он на этом. Мосты они предусмотрительно взорвали. Бродов нет. Попытки форсировать реку приведут к неоправданным потерям. Польский генерал Еждеевский размышлял точно также. Находясь в треугольнике, где Ока впадает в Волгу, и имея за спиной Владимир, Ярославль и Москву можно было не беспокоиться. Дефицит снарядов это временное явление, скоро наведут порядок и он задаст инсургентам трепку.
Александр Степанович Антонов не знал о том, что можно заставить воевать противника с опрокинутым фронтом, он просто шел освобождать Москву от ляхов, и мысли его соответственно были не о тактике и стратегии, а о том, чтобы и дело сделать и меньше крестьянских мужиков при этом положить. Впрочем не только крестьянских — его армия разбухала как губка впитывая в себя не только крестьян но и рабочих дружинников, офицерские группы затаившееся до того в подполье. Армия переправилась через Оку и двигалась на Москву, оставляя за собой кровавую просеку уничтоженных продотрядников и вырезанных легионеров и "санационников". Брать Москву с ходу ему отсоветовали — своих русских там уже нет — сгинули зимой 1918-1919 в польских лагерях, вывезены на работы, или разбежались по окрестным деревням и лесам губернии, остались одни ляхи. Кушать всякий люд хочет, в том числе и польский — если обложить Москву кольцом — вымрут поганые ироды с голода. Что собственно говоря Антон Степанович и сделал. Одновременно лишив Армию Еждеевского основной магистрали поставки продольствия и боеприпасов. Попытки "санационников" из гарнизонов Владимира и Ярославля снять блокаду Москвы успеха не принесли, ибо у Антонова был не десяток мужиков с пулеметами а около восьмидесяти тысяч народу с пушками, аэропланами, бронепоездами и прочим. Более того, поляки пытавшиеся снять блокаду не учли того, что во-первых слухи по земле распространяются быстрее электромагнитных сигналов по телеграфу, а во-вторых забыли про величайшее открытие Н.В.Гоголя — доказавшего, что в России есть только две беды — с первой научились бороться при помощи асфальтоукладчиков и катков, что же до второй — дорог, то здесь способа решения не было найдено до сих пор. Поэтому мало того, что жолнеры оказались на полпути между пунктами из которых вышли и Москвой у пущенных под откос эшелонов, так и возвращение истрепанных в боях с Антоновым частей по приведенным в негодность дорогам в Ярославль и Владимир, привело к очень неприятному открытию — вездесущие инсургенты, вооруженные до зубов заняли города, и ни в какую не хотели их отдавать.
Так бы они наверное и бродили туда и обратно, но дело решил случай. Поняв, что в одиночку с инсургентами не справиться, польские гарнизоны Ярославля и Владмира решили объединиться. Поскольку передвижение по дорогам было чревато потерями, командир Ярославского гарнизона пан Мнишек решил пробраться скрытно через леса и болота. В одной их деревень был нанят за хорошую плату проводник и жолнеры углубились в российские леса и болота, бросив тяжелое вооружение — снарядов к нему все равно уже не было.
Вот уже сутки польская колонна пробиралась через болота. Впереди шел проводник, мужчина лет шестидесяти с окладистой бородой и пейсами, и по одному ему ведомым приметам прокладывал путь через болото. Рядом с ним шел командир авангарда капитан пан Друзьдецкий и перебрасывался фразами. Генерал-майор Мнишек сверялся с картой, от которой впрочем на болоте толку не было, смотрел на Солнце, и знал, что несмотря на зигзаги и петли которые они совершают, они неуклонно шаг за шагом продвигаются на сближение с Владимирской группировкой. Внезапно впереди раздался хлопок выстрела. Пан Мнишек напрягся и приготовился к худшему. И оно случилось. Вначале движение колонны остановилось. Потом, по цепочке передали, что проводник застрелен капитаном Друзьдецким. Польский генерал вызвал капитана к себе. Он знал, что капитан Друзьдецкий очень грамотный и образованный офицер и просто так стрелять не будет. До войны он был издателем журнала "Что. Где. Когда." для эрудитов. А вот и он сам.
— В чем дело пан капитан? Почему Вы застрелили проводника?
— Вы знаете кого мы наняли в проводники пан генерал?
-????
— Его зовут Абрам Ааронович Сусанин! Вам это ни о чем не говорит?
-Черт!!!
-Знаете, что он сказал умирая?
— Что???
— И вы таки знаете дорогу? И вы таки помните обратный путь?Старый Абрам знает куда он идет. Он здесь контрабандой сорок лет... Здесь он недоговорил и испустил дух.
— Черт! Опять эти чертовы сионисты! Есть на Земле место где их нет? Соберите офицеров пан капитан нужно держать военный совет! ...*
Владимирская группировка, не дождавшись помощи в итоге распалась на несколько мелких групп, которые постпенно растаяли в стычках с местным населением.
В результате всех вышеперечисленных событий, позиционный тупик совершенно незаметно, и потому очень внезапно превратился в окружение. Что делать в сложившейся обстановке генерал Еждеевский не знал. Если оставить позиции и начать движение к Москве, то за ним увяжется армия Деникина, и форсировав водный рубеж лишит его выгодной позиции. Если же не двигаться в строны Москвы, то армия просто исчезнет в мелких стычках, в условиях отсутствия боеприпасов, провианта, фуража.
Принятие решения ускорили русские речные корабли, переоборудованные в канонерские лодки. Их количество с каждым днем возрастало, а огонь становился все убийственней. Ответный огонь польских батарей звучал все реже. Поляки стали отстпать на запад, к первопрестольной. Как и предполагал пан Еждеевский, отряды инсургентов тут же начали переправу через реку. Поэтому отступление легким не получилось. Постоянные арьегардные бои, плюс стычки с повстанческими отрядами, начали подтачивать численность его войск, моральный дух падал, в рядах легионеров участились случаи дезертирства. Закончилось продвижение на запад у хорошо подготовленных позиций, которые судя по количеству пулеметов, глубине окопов и длине колючей проволоки создали профессиональные военные, а не восставшие хлопы. Попытка взять их сходу штурмом провалилась, обходные фланговые маневры из-за лесов и болот были не возможны. Инсургенты оседлали дорогу, и вели себя слишком профессионально для крестьян. Пришлось окапываться и полякам. Правда сзади по пятам двигался Деникин, и становилось ясно, что фактически армия Еждеевского попала в окружение. Попытки проравться из окружения мелкими группами пресекались русскими егерями-пикинерами.** Артиллерия Деникина методично прогрызала дыру в польских позициях, превращая блиндажи и траншеи в лунный пейзаж. Через несколько дней упорного труда, польская группировка была рассечена надвое, а затем все рухнуло в одночасье, ибо держать оборону из-за отсутствия боеприпасов было нечем, и вместо двух групп в окружении оказалось несколько десятков, которые очень быстро были истреблены егерями-пикинерами и сектантами-талибами
* * *
в окрестных лесах. Как погиб, генерал Еждеевский неизвестно, но по имеющему хождению преданию его зарубил, внезапно прорвашийся в расположения штаба, конный афро-фортун
* * *
в тот момент, когда он решал задачу выхода из окружения и чертил на песке схему выхода из окружения.
* * *
*
Что же касается Москвы, то после объединения Деникина и Антонова, а также прочих инсургентов рангом пониже, ее судьба была решена. В учебнике польской истории сказано, что Москва, защищаемая польским гарнизоном пала благодаря предательству русских масонов из ордена "Золотой Слив"
* * *
** , которые выдали инсургентам планы московских подземных коммуникаций, благодаря чему подразделениям жолнеров был нанесен удар в спину многочисленными отрядами русских.
* * *
* * *
* Данный диалог восстановлен по рассказу капитана Друзьдецкого. В 1950 году, спустя тридцать лет после описываемых в романе событий, он и еще четверо человек оставшихся от польского отряда сумели наконец таки найти дорогу из болота и вышли к деревне Кукуевка. После выяснения их личностей все пятеро польских военнослужащих были интернированы.
** Так называли поляки бородатых людей с вилами и косами, которые гонялись за ними по лесам Подмосковья.
