Несколько лет они путешествовали среди людей.
Катастрофа произошла, когда детям шел уже двадцать пятый год.
И звали катастрофу — Родерик. Тогда он носил именно это имя. Какое имя этот вампир носит сейчас — Шарль сказать не смог. Привязка на кровь сработала. Ну и ладно. Узнаю у Мечислава.
Но уже тогда Родерик был вампиром. И уже тогда люди охотились на ночной народ.
Шарль проклинал тот миг, когда его отец решил оказать помощь бегущему. Более того, пригласить его к себе в дом. Родерик пробыл там совсем недолго. Не больше трех дней. И ушел. Дракон перенес его через горы. Но уже тогда Шарль ощущал зло, которое принесет в их семью это существо.
Драконы не провидцы. К их большому несчастью. И не привыкли верить предчувствиям. Такова расплата за мощь и силу. Они почему-то начисто лишены интуиции. Равновесие.
А может, Шарль просто заметил взгляд Родерика, брошенный на его мать. И еще тогда сказал, лучше было бы никогда не видеть этого гостя.
Но понимания юный дракон не нашел. Отцу это было безразлично. Брат восхищался гостем. Мать даже не заметила вампира. Для нее в принципе не существовало никого, кроме ее семьи.
Семьи, которой осталось быть вместе всего несколько счастливых лет.
Шарль тогда улетал в путешествие. За книгами для отца, которому хотел сделать подарок.
В ту ночь он впервые ощутил боль потери родной крови. Сначала он ничего не понял. Просто в сердце вонзилась тупая игла. И принялась вращаться там, входя все глубже и глубже.
Сначала дракон ничего не понял. Догадался он только через десять минут. А еще через три минуты приказывал седлать себе коня. Требовалось как можно быстрее выехать за город, чтобы обернуться — и лететь домой, что было сил.
Он опоздал.
На несколько часов опоздал.
Яд оказался слишком силен.
А плачущая мать, в один миг постаревшая на десять лет, рассказала, что отца ранили отравленной стрелой. Ранили, когда он летел в драконьем облике. И неизвестно, кто это сделал.
Отец успел уничтожить врага. Но допросить его...
Есть яды, которыми можно убить даже дракона.
Шарль, по обычаю драконов, отнес тело отца к самой глубокой пещере, которую знал, и оставил там, завалив камнями. Через много лет его тело тоже переродится. И люди будут думать, откуда там взялось мумиё. А потом дракон вернулся домой. Чтобы по обычаю год оплакивать отца.
Через три дня в замке появился Родерик.
Жан, ставший со смертью отца, хозяином принял его ласково и приветливо. Он старался угодить вампиру, принял его свиту, просил Шарля добывать для них дичь, даже устраивал пиры, словно отца и не убили совсем недавно. Мать Шарля не выходила из своих покоев. И Шарль старался быть с ней.
Но однажды ему пришлось отлучиться на охоту на несколько дней. А вернувшись, он обнаружил мать... крепко спящей и с укусом вампира на запястье.
Юный дракон взбеленился.
И потребовал объяснений у Жана.
Объяснения были получены. Такие, что дракон до сих пор передергивался от отвращения и брезгливости.
По воле судьбы рожденный человеком, Жан был этим очень недоволен.
Жан НЕ ХОТЕЛ умирать.
До такой степени не хотел и так боялся обычной человеческой жизни, что предложил Родерику и мать, и себя, и даже брата в обмен на вечную жизнь.
И вампир с радостью согласился. Ему не просто понравилась мать Шарля. Он влюбился в нее. А что до Жана или Шарля...
Вампиры вполне бисексуальны.
Шарль взбесился. Он стал бы в эту минуту братоубийцей. Видит небо. Но дело было уже ночью. И прежде чем он успел хоть что-нибудь сделать, на него навалились вампиры.
Дракон был ослаблен. Он устал. Не так давно он перенес смерть отца.... А если кто не знает, гибель близких очень сильно бьет по драконам. Даже если это не видно внешне, у них нарушается правильное течение силы по линиям ауры. Становится труднее менять облик, тяжелее пользоваться своей, исконно драконьей силой. И силы Шарля были на исходе. Он успел убить то ли троих, то ли четверых, прежде, чем его скрутили и бросили в темницу.
Но там он пробыл недолго.
До смерти матери.
Драконы — не провидцы. Более того, магия предвидения для них под запретом. Но магия крови — это их родная стихия. И дракон может сделать многое с существом своей крови. Очень многое. Не всегда хорошее. Не всегда плохое. От болезни и смерти до исцеления и избавления от старости.
Александр смог присниться матери. Она была одурманена вампирами, она спала, что ж, тем лучше. Снова и снова сын пробивался к ее сознанию, объясняя, что происходит.
И — объяснил.
Елена, мать Шарля, жена дракона, все-таки смогла разорвать пелену вампирских чар. И осознала, что происходит вокруг, с абсолютной ясностью. Сказалась кровь, которую ей давал муж.
Она поняла все. Осознала, что происходит вокруг. Что ей грозит. И еще поняла, что для нее жизнь закончена.
Любимый муж — мертв.
Старший сын — предал всё и вся. Мало того, что он продал вампирам ее, он и сам прекрасно проводил время с Родериком. Во всех смыслах прекрасно. И в постели — тоже.
Младшему сыну она никак не поможет.
Более того, если она просто попытается, ее поймают. И она станет вампиром. Очень быстро. От мужа Елена знала, насколько это... подчиненные своему креатору существа. И не хотела для себя такой жизни. Тем более два укуса говорили сами за себя.
Она и так станет вампиром. Если не умрет. И чем быстрее, тем лучше.
Написать угольком записку было делом минуты.
Женщина просила похоронить ее рядом с мужем. Проклинала старшего сына за все. И младшего, если он не исполнит ее волю.
И выбросилась из окна башни.
В ту ночь Шарль второй раз ощутил боль потери. Когда умирала мать.
Но нашли ее не сразу. А через несколько часов было уже поздно. Она умерла в ущелье, в одиночестве. Драконья кровь не спасет человека, если тот бросится вниз с высоты пятнадцатиэтажного дома. Головой — на камни.
Елена прожила минут десять. И все эти десять минут Шарль катался по полу своей темницы, выхаркивая на пол кровь из легких и стискивая пальцами голову, которая готова была расколоться на части. Он не орал дурниной только потому, что не мог. Горло перехватило.
Да и мог бы — не орал бы. Драконы могут чувствовать близких себе по крови. А уж родную мать...
Шарль знал — она хотела умереть. Знал — он не сможет ее защитить. И подчинился ее решению.
Жан ничего не узнал почти до самого утра. Они с Родериком были сильно заняты друг другом.
Когда Елену обнаружили, Родерик впал в бешенство.
Он разнес половину комнат в замке, едва не прибил Жана, прибил бы и Шарля, но тот выглядел так, что краше в гроб кладут. А обстановка камеры — запачканная кровью солома, разбитый кувшин с водой, содранная кожа на запястьях и щиколотках пленника, тем, где его тела касались цепи, ожог от амулета...
Да, Родерик не смог бы удержать дракона. Его силы никогда не хватило бы на такое. Убить — да. Удержать — нет. Но Жан предавал всех и до конца. И именно он показал, где лежат амулеты, сделанные еще его прапрадедом. Амулеты, контролирующие превращения детей-драконов. Пока он на тебе — ты не сможешь его снять и освободиться.
Шарль искренне винил себя в смерти матери.
Не защитил. Не спас. Рассказал, что происходит. И даже не выполнил ее последнего желания. Елена хотела лежать рядом с мужем. Родерик распорядился похоронить ее в замке.
А потом, на ее похоронах...
Шарль рассказывал — и я видела, как медленно, под светом луны, опускают в склеп гроб с телом его матери. Видела, как он стоит, скованный цепями. Видела его глазами Жана. Тонкокостного, светловолосого, удивительно похожего на мать...
И видела, как Шарль, поставив все на один рывок, бросается к брату.
На несколько минут они оказались почти рядом. Когда прощались с матерью. В этих минутах ему не смогли отказать даже вампиры. И этого хватило дракону.
Бросок — и сильный удар цепями.
И двое братьев, сцепившись, летят во мрак склепа. В падении Шарль изворачивается, ведомый инстинктом, — и падает на грудь своего брата.
Короткое движение рук — добить. И вопль Жана, стоящий в ушах.
— Будь ты проклят, моей смертью — на мою жизнь!!!
Он успел проклясть.
А Шарль не успел убить себя.
Вампиры обнаружили его абсолютно целым и невредимым. Но сменить ипостась Шарль уже не смог. Вообще не смог.
Он оказался заключенным в человеческом теле — навечно.
Родерик был не просто в бешенстве. Он упустил Елену. Он потерял Жана. И расплачиваться за всех предстояло Шарлю.
И он расплачивался. Долгие годы. Столетия. Тысячелетия.
Бунтовал. Пробовал бежать. Пытался убить своего тюремщика.
Все, что с ним делал Родерик, что делали по приказу Родерика, что делали и ради мести и просто для забавы он мне не рассказывал. И вспоминать не хотел. Но выжил — чудом.
И все это время сильнее плетей и железа его грызло другое.
Потеря всех родных и близких.
Что он мог сделать, чтобы все сложилось по-другому?
Как он мог предотвратить смерть отца?
Как он мог помочь матери?
Как мог убить родного брата!?
Боль душевная была сильнее физической. Намного сильнее.
* * *
После рассказа Шарля мы долго сидели молча. Дракон переживал все заново. Я — просто осмысливала. Столько новой информации обрушилось на мою бедную голову... Первой заговорила я.
— С тех самых пор ты в рабстве у Родерика?
— Да.
— А как ты оказался у Альфонсо?
— Меня отдали как вещь. Попользоваться. Оговорили только, что меня будут пытать. Постоянно. Каждую ночь. Либо сам Альфонсо, либо кто-то из его подручных. Он согласился. Альфонсо да Силва, чтоб ты знала, садист...
Не знала. И думать об этом не хотела. Я срочно перевела разговор на другое. И так кошмаров — хоть ложкой ешь, еще не хватало узнать, как именно пытали Шарля.
— И никто не пытался снять с тебя проклятие?
— Кто мог бы это сделать? Родерик, а затем и Альфонсо запретил всем помогать мне. А волшебники достаточной силы на дороге не валяются.
— Потому что пьют качественные напитки и дома, — буркнула я шуточку с бородой. — А почему бы нам не попробовать?
Фиалковые с алым отливом в глубине, глаза смотрели на меня робко и неуверенно. Казалось, Шарль удивлялся — почему я не отворачиваюсь от него. Но я действительно не осуждала дракона. Что во имя всех богов и героев, он мог сделать?
Да ничего! Один, среди врагов... чудо еще, что он смог помочь своей матери.
Да, именно помочь. И глупость Елена писала насчет похорон. Какая разница где лежать, если там тебя встретят любящие тебя люди?
Я вообще не считала, что стоило об этом просить. И не считала, что Шарль в чем-то виноват. Он вел себя достойно.
Кажется, дракон понял это — и перестал горбиться. Взгляд его стал спокойнее.
— А ты уверена, что сможешь помочь?
— Не знаю. Но с Питером мне это удалось. И с Алексея я на днях такую гадость стащила...
А еще это был прекрасный способ не думать о некоторых вампирах с зелеными глазами. И о том, что мы с ним делали прошлой ночью.
Шарль выглядел неуверенно — и я надавила голосом.
— Тебе что — так нравится жить в своей второй и далеко не лучшей ипостаси?
— Нет. Но вдруг у тебя не получится?
Я пожала плечами. Надоели мне эти хождения вокруг, около и рядом!
— Попробовать-то мы можем?
— Можем. Когда?
— Сейчас.
Я положила кончики пальцев на ауру Шарля и повела ими до ближайшего узелка черной сетки на драконе.
Постороннему человеку показалось бы, что я просто вожу руками по воздуху. А Шарль подыгрывает мне и корчит гримасы. Но мы не играли. Я пыталась нащупать старое проклятие. И не просто нащупать. Я хотела порвать его. Разорвать к чертовой матери!
Разнести на составляющие!
В клочья, в пыль, в порошок!
Но стоило мне дотронуться до узла...
Это было похоже на удар током. Только обычные удары током не выбрасывали меня на мою любимую и даже где-то и родную поляну.
А это была она.
Сосновый лес. Высокие могучие стволы, которые тянутся вверх, к безмятежному синему небу. Нежная зеленая трава — она никогда не бывает такой в городах. И на этот раз (ради разнообразия?) поляна покрыта не одуванчиками. Нет. Здесь и там, из травы, выглядывали нежные соцветия ландышей, распространяя восхитительный запах.
Я знала, стоило мне захотеть — и поляна опять покроется одуванчиками. А еще я осознавала и нечто новое.
Поляна — это всего лишь мое представление о ней. На самом деле это что-то невероятно сложное. Вроде гигантской головоломки со множеством частей. Когда-нибудь я стану одной из них. Когда-нибудь. А пока... поляна начинает медленно меняться. Для всех она — своя. И подозреваю, геймер увидит здесь что-нибудь из игрушек, космонавт — каюту своего корабля... неважно, как она выглядит. Важно другое. То, как мы выглядим здесь. И то, что мы делаем.
Слабый стон оборвал мои размышления.
— Шарль!?
Обалдеть!
Кто бы ни приходил сюда — Клара, Диего — они не менялись внешне. А сейчас на моей любимой поляне (ради этого ей пришлось увеличиться) лежал симпатичный ало-лиловый дракончик. Небольшой. Размером всего-то с двухэтажный автобус. Лежал — и смотрел на меня умоляющим глазами.
И было почему. Дракон был перемотан чем-то вроде черной цепи так, что походил на колбасу. Лапы, крылья, хвост — все было варварски притянуто к туловищу. Даже пасть — и та была обмотана в три слоя.
— Шарль? — искренне удивилась я.
Дракончик медленно прикрыл веки. Видно было, что даже эта попытка движения причиняет ему сильную боль.
В нескольких местах чешуя была вскрыта — и оттуда, из глубоких ран, сочилась кровь. В раны были вставлены... вставлено... что-то вроде черных шпаг. И их было довольно много. Я насчитала штук десять. И только с одного бока. Крепко ж его приложило! Эти шпаги и закрепляли цепи. И до меня потихоньку дошло. Цепи — это предсмертное проклятие родного братца. Тяжело, мерзко, но Шарль освободился бы и сам. Рано или поздно. Но было еще и предсмертное желание матери. Неисполненное. И чувство вины за ее смерть и смерть отца.
Вот эти шпаги и закрепляли цепи на теле дракона, не позволяя им упасть.
Шарль сам стал своим тюремщиком.
Я поплевала на ладони — и решительно направилась к реликтовой рептилии.
— Ну, как настроение? Рабочее? Эх, мне бы сейчас автоген! Слушай, а вы огнеупорные?
В ало-фиолетовых глазах заметался испуг.
— Да ладно! — успокоила я дракошу. — Откуда тут взяться приличному резаку?
И тут же осознала — если бы у меня хватало сил — был бы и резак. И автоген. И даже толпа помощников. Но пока силенок у меня не хватает даже на приличный молоток.
Неужели придется тащить эту цепь руками?
Я оглядела ее с сомнением. Еще бы! Размером она была, как хорошая якорная цепь. Толщиной чуть не в две моих руки.
Но это же не повод сдаваться!?
Нет!
И вообще, есть шпаги! А их можно использовать, как рычаг! Вот и...
Я вцепилась в ближайшую ко мне рукоять шпаги — и дернула со всей отпущенной Богом дури.
