-Урус, — весьма хорошо, хоть и с жутким акцентом, неожиданно заговорил Адрастос, первым не выдержав долгого молчания, — вижу, ты богат и смел, раз сам едешь на эту войну. Только зачем тебе это?
— Как тебе это объяснить? Там воюет мой брат, я и все родственники за него переживаем. Вот я и решил его проведать.
— А-а-а? Я думал ты купец. Хочешь там подороже продать свой товар — водка, вино, сукно, порох. Да скупить трофеи. Трофеи на войне очень дёшевы.
— Нет. То, что я везу, это подарки для брата и его сослуживцев.
— А-а-а Адрастос тебя понял. Так ты точно не купец?
— Точнее не бывает.
Объяснять, что находится в бочонках и уложено в тяжёлые деревянные ящики, Александр считал лишним. Да после прозвучавшего вопроса о грузе, он встревожился и стараясь выглядеть безмятежно спокойным, подал условный сигнал: "Внимание, опасность, всем быть настороже‟. — То, как он снял свой головной убор и перед тем, как вновь его одеть, вроде-как бесцельно покрутил его в руках, гайдуки увидели и просемафорили в ответ, что всё поняли. Ничего здесь не поделаешь, после покушения у Саши и его людей развилась паранойя, и для подобных ситуаций, был придуман свой тайный язык жестов.
— Ты точно смелый. — продолжал болтать ничего не заподозривший грек, заискивающе улыбаясь. — Я тоже храбрый.
— Да ты что?
— Да-да. Адрастос, по-вашему, храбрый. Меня так все зовут. Я такой.
Весь долгий путь, возница неугомонно болтал. И своей повышенной говорливостью, он, Александру, напоминал чукчу, который что видит, о том и поёт. Мудрое дитя природы, умеющее открыто радоваться окружающему его миру во всех его проявлениях. Что позволяет ему жить в суровых условиях северных земель. Только здесь был немного другой случай. Адрастос был обыкновенным балаболом, и своим неугомонным словесным потоком, мог свести с ума любого своего попутчика. Так что Сашкина радость, из-за открывшегося его взору вида на множество больших, выцветших добела солдатских палаток, была безмерной. Он был готов расцеловать русского часового, стоящего у шлагбаума и охранявшего въезд в немноголюдный лагерь. Причин для этого было множество, это и облегчение от того, что больше не нужно было напрягаться при проезде мест, где, по его мнению, на него могла быть организована засада. И радость от того, что ему больше не придётся выслушивать бесконечные рассказы грека о том, как хорошо ему жилось до войны, и как тяжко существовать сейчас, ведь ему, своим не регулярным и таким малым заработком, необходимо кормя большую семью. Или выслушивать советы, что нужно было руссу купить, чтоб выгодно продать солдатам, а лучше всего, обменять на трофеи. Вот только, чего такого может быть ценного у солдата, ведущего позиционные бои? На этот вопрос, Сашка никак не мог, а может быть и не желал задумываться.
Когда часовой, направив на подъехавший к посту караван свой штуцер, приказал остановиться, грек смолк и испуганно посмотрел на графа, мол, ты меня сюда привёл, значит и защищай от своих соплеменников. А Александр, если честно сказать, тоже немного опешил. Так как видел, что к посту бегут ещё три вооружённых бойца, а за ними, неспешной походкой идёт прапорщик.
— Прапорщик Вуйский, Станислав Владиславович, рад вас приветствовать господа. — лихо взяв под козырёк, преставился военный. — С кем имею честь говорить? И какова цель вашего приезда?
— Граф Мосальский-Вельяминов Александр Юрьевич. Я тоже рад вас видеть. А цель моего приезда проста, проведать своего старшего брата, графа Виктора Мосальского-Вельяминова служащего подпоручиком в вашем полку и от имени нашей фамилии, (имеется в виду семьи) передать вашим офицерам некоторые дары.
— Эти люди с вами?
— Гайдуки мои, а касаемо возниц, так их я нанял в Царьграде.
Только сейчас, Александр заметил, что взгляды стоящих на его пути военных перестали быть напряжённо "колючими‟, да и их оружие больше не "смотрело‟ в его грудь. А дальше произошло то, чего Сашка никак не ожидал. Прапорщик повернулся к своим бойцам во фронт и начал отдавать им команды: "Поднять шлагбаум!‟ — "Рядовой Ксенчин, ко мне!‟ — Когда названный боец подошёл к нему и доложив о том что прибыл по приказанию, застыл по стойке смирно, прапор сказал ему более спокойным голосом: — "Сопроводишь господина графа и его людей к штабу‟. — И как только солдат ответил: "Есть сопроводить в штаб!‟ — посмотрел на графа и, как будто извиняясь, пояснил: "Две седмицы назад был грандиозный бой, мы понесли некоторые потери, но устояли на своих позициях. Помимо нижних чинов, имели ранения и несколько офицеров. Я не знаю, входит ли ваш брат в число этих потерь, или нет. Я из свежего пополнения‟.
— Благодарю вас, Станислав Владиславович, вы мне сильно помогли. — ответил граф. — Надеюсь, моим людям помогут разгрузить обоз?
— Зачем вам мои солдаты? Там, на месте, вам помогут другие.
— А как быть с возницами? Они ведь из местных, а я направляюсь к вашему штабу, проеду через весь лагерь.
— По этому поводу не переживайте, за ними будет кому присмотреть. Мой боец проводит их туда, а ваш брат, или его боевые товарищи, выделит бойцов, они сопроводят их обратно.
Пришлось соглашаться с этими доводами, посчитав что: " в чужой монастырь со своим уставом не ходят". Впрочем, по почти безлюдному лагерю плутали не долго. Посреди лагеря, перед большой поляной, если судить по степени и характеру вытоптанной земли, служившей плацом, стоял огромный шатёр. Назвать эту белую махину палаткой, просто не поворачивался язык. О том, что это был штаб, красноречиво говорил пост из двух бойцов, стоявший перед входом и небольшая группа офицеров, расположившаяся немного поодаль, и оживлённо чего-то обсуждавшая. Стоило повозкам появиться в поле зрения этих воинов, как они замолчали, и стали пристально наблюдать за мини поездом, двигающимся к ним по периметру поля. От чего возникло ощущение, что Саша въехал на чужой огород, причём сделал это на гусеничном тракторе и прёт, прямо по посадке. И как выпутаться из этой ситуации — неизвестно. Шагов за двадцать — не меньше, от той группы отделился офицер и целенаправленно зашагал навстречу Александру, явно намереваясь выяснить причину появления нежданных гостей.
Сблизившись, тот приказал остановиться и, представившись дежурным по штабу штабс-капитаном Овечкиным, поинтересовался целью прибытия гражданского каравана в расположение его полка. Улыбка, вызванная воспоминанием о фильме из прошлой жизни "Неуловимые мстители‟ и персонажа сыгранного Джигарханяном, не смогла укрыться от военного, и он поинтересовался, что же он сказал, такого весёлого. На что пришлось оправдываться тем, что она означает радость от предвкушения скорой встречи с братом и не более того. Не известно, поверил ли Овечкин в это "притянутое за уши‟ объяснение, но извинение принял. А после известия о том, что у графа есть конверт с письмом от его отца — старинного друга полковника Голицына, принял пакет и исчез с ним в недрах шатра.
Довольно долго, из "царского шатра‟, никто не выходил. А ожидать решения своей дальнейшей судьбы, дозволит ли "отец командир‟ остаться в лагере и при этом находиться под "прицелом‟ любопытных взглядов офицеров, было достаточно некомфортно. Вдобавок ко всему, нещадно припекало солнышко, не смотря на то, что оно уже давно спускалось к горизонту. Но и эта пытка ожиданием, как, и всё в этом мире, окончилась. Без лишнего гомона, который, по мнению Александра, должен был сопровождать появление людей окончивших "мозговой штурм‟ каких либо операций, вышли офицеры. Перед этими мужами вытянулись в струнку все, кто стоял перед штабом. Всё, кроме Сашки и нанятых им возниц. А те, в свою очередь, скользнув взглядом по окружающим их людям и привычно козырнув в ответ, также молча ушли в сторону передовой. Вот на них Саша и обратил внимание, даже не осознав, что именно так его привлекло. Нет, не так, он неосознанно подметил, что в том, как на этих людях сидела их форма. Здесь не было никакой показной щеголеватости. Не то, что на тех молодых военных, которые стояли возле штаба. Всё наоборот, мундиры вышедших из палатки военных, смотрелись как нечто единое, сросшееся с ними, как шкура Льва, вздымающая играющими под нею мощными мышцами самого царя зверей.
Долго придаваться этим размышлениям не получилось, однофамилец персонажа сыгранного Джигарханяном, с нескрываемой иронией, проявляющейся как в голосе, так и во взгляде, пригласил Александра пройти в штаб.
Признаться, обстановка в шатре была спартанская, и описать её можно в двух словах. Центром композиции служил большой квадратный стол, грубой, ручной работы и несколько стоящих вокруг него табуретов. Возле одного из них, стоял военный, с погонами полковника на плечах, почему-то Сашка ожидал увидеть один, но не сильно в этом разочаровался. На вид, комполка, было лет сорок, максимум сорок пять. Мужчина был высок, суховат, коротко подстрижен и, никакой растительности на лице.
— Так вот вы какой. Что же юноша, здравствуйте. — Пробасил офицер, и от звучания этого голоса, спина молодого графа "покрылась мерзкими мурашками‟.
— Здравие желаю Игорь Владиславович!
— Не тянитесь так, молодой человек. Вам это не идёт. Вы лицо сугубо гражданское. Поэтому, Александр Юрьевич, будем с вами разговаривать просто, без уставных требований.
— Спасибо, Игорь Владиславович. Я искренне рад с вами познакомиться. Отец много о вас рассказывал.
— Хорошо. Тогда не станем терять время, и я сразу начну отвечать вам на вопросы, заданные вашим батюшкой. Первое, вашему старшему брату, Виктору Юрьевичу, уже с месяц как присвоили звание поручика, вам видимо ещё не дошло то письмо где он сообщает семье об этом. Как и моё, отосланное на днях и адресованное Юрию Владимировичу. Второе, в бою, произошедшем две недели назад, Виктора серьёзно ранило, оторвало осколком правую ногу, в районе голени. Один из солдат спас вашего брата, перетянув хлыщущие кровью остатки ноги и перевязав рану, его спас, а сам погиб.
— Как?
— Вот так и получается. Нижний чин — сердобольный мальчишка, перевязывая культю вашего брата, закрыл его своим телом от ружейного залпа врага. Он нарушил устав — в бою покинул строй и, как это ни парадоксально, этим спас жизнь вашего брата.
— А где он сейчас?
— Кто? Ваш брат? Так его отправили в один из трёх монастырей, расположенных под Царьградом. Монахи его подлечат, а как он окрепнет и наберётся сил, отправят его домой. А погибшего героя, как и всех принявших в тот день смерть во имя спасения отечества, похоронили, со всеми положенными почестями.
— Спасибо вам.
— А мне-то за что? Калеченных воинов, монахи выхаживают, а не я. И, зная какие в обители искусные и заботливые лекари, мне думается, что Виктора уже "подлатали‟ да отправили домой. Так что, искать вам его уже не стоит, опоздали вы с этим.
— А каковым будет ваше решение относительно моей персоны — моего пребывания в вашем полку?
— Юрий Владимирович пишет, что вы стали хорошим оружейником. Хотя. Об этом, в моём полку, знают многие. Некоторые офицеры воюют вашими пистолетами и оценивают их намного выше, чем трофейные. Особенно те иностранные "шедевры‟, что попадают в наши руки в последнее время. Но. Одними этими малышами, войну не выиграть.
— Я вас понимаю и в этом, полностью с вами согласен. Поэтому, я привёз не только револьверы, которые собираюсь отдать именно вам, для поощрения ваших подчинённых. Тех офицеров, отличившихся в бою. А испытывать я буду механическую картечницу.
— А что толку с неё? Ну, даст она залп и всё, " Finita la comedia‟ (итал. комедия окончена) . Так её, после этого замучаешься заряжать. Бой окончится, а вы, если умудритесь выжить, всё будете продолжать с нею возиться.
— Не совсем так, Игорь Владиславович. Моя картечница механическая, и способна стрелять до тех пор, пока будет подаваться боеприпас — без долгих задержек. Но я, желаю испытать её в бою — для выявления недостатков не заметных в стенах моих мастерских.
— Допустим, что всё так, как вы утверждаете. Но у меня нет лишних солдат, чтоб выделить их в ваше подчинение. Да и во время сражения, будете стрелять не только вы, но будут и те, кто выстрелит в вас.
— По этому поводу не извольте беспокоиться. В моём подчинении мои гайдуки, они уже обучены управляться с картечницей. Единственное что у вас попрошу, это солдат, но только на ближайшее время. Прошу помочь как можно быстрее, разгрузить мой багаж и отпустить нанятых возниц.
— Это не проблема. Но у меня остаётся ещё один вопрос. Вы осознаете, что в вас будут стрелять с намерением убить? Или нет?
— Осознаю. Ведь я не маленький ребёнок и понимаю всё, что вы мне сказали и, представляю все вытекающие из этого риски. Но мне, как оружейнику, необходимо провести это полевое испытание.
В дальнейшем, разговор более не касался описания "прелестей‟ войны, его можно было назвать непринуждённо светским. К немалому удивлению вызванного в шатёр штабс-капитана, ему был отдан неожиданный приказ, гласящий: "Определить место для проживания гостя и помочь его людям с разгрузкой багажа‟. И когда дежурный офицер их покинул, полковник похвалил Александра за предусмотрительность. Тут и выяснилось, князь Голицын был удивлён тому, что молодой человек привёз с собою две большие палатки, провиант и самое главное, набор шанцевого инструмента. Князя даже удивило его разнообразие: лопаты, кирки, топоры и ломы. Так что, пока гайдуки обустраивались, молодой человек и старинный друг его отца, вели светскую беседу на отвлечённые темы. А именно. Князь рассказывал как давным-давно, он, служил с его отцом в одном полку и то, как временами они куролесили. А Сашка слушал и удивлялся тому, насколько тесен этот огромный мир.
А поутру, начались военные будни, точнее самая нудная их часть — инженерно-строительная. Ну, обо всём по порядку. Сашка побывал на передовой, где с помощью назначенного опекуном Подпоручика Смирнова, кстати тёзки, тоже Александра Юрьевича, определил место для своих картечниц, для того чтоб они могли вести фланкирующий огонь по наступающему противнику. Кстати, молодой офицер, подсказал, как следует возвести габионы, чтоб они защищали от обстрела, но при этом не мешали вести огонь по атакующему противнику. До поры, до времени, на строительное на чудачество шпака никто не обращал внимания. Ну, заставил он своих холопов возводить дополнительные укрепления и бог с ним. Зато, когда на только что возведённых позициях стали собираться пулемёты, намеренно называемые Александром картечницами, к ним подтянулись любопытствующие бойцы. И среди них оказались парочка весельчаков-острословов. Пока не извлекли на свет и не установили на станину сам пулемёт, шутники только шептались и стоящие рядом солдаты тихо посмеивались. Но когда молодой крепыш, рыжий гайдук Богдан, крутанул рукоять, в холостую проверяя работоспособность механизма, весьма громко прозвучал насмешливый вопрос:
— Это чо? Кофемолка? Будем турку кофеем угощать!
