Полудемон. Король. Алекс.

Или она все-таки наберется наглости? Купит или похитит первого попавшегося ребенка и выдаст за своего? Может, еще как может...

Моя мать когда-то выгребла из замка всю библиотеку. Кстати — надо бы вернуть ее на место, но это потом. До отъезда принцессы Абигейл ее не читала, после — не могла прочитать, а там ведь было много интересного. Например, личные дневники королей, которые они обязательно вели. И которые потом с удовольствием читали остальные правители. Ведь не зная прошлого, не будешь знать, что тебя ждет в будущем. Да и просто... что может быть хуже, чем не знать своих корней?

Рудольф же...

Он никогда не любил это неблагородное занятие. Читать?

Фи!

Вот объезжать коней, сражаться на турнире, махать мечом... м-да. Надо будет иметь не меньше трех детей, не дай Алетар, кто-то в дядюшку пойдет! А читать сттарые дневники...

Нет уж!

А там было сказано много всего важного, нужного, интересного... например, о кровной принадлежности к роду. Абигейл могла этого просто не знать. Ведь уже давно такая проверка не проводилась. Как-то так получилось, что было не надо.

Все знали, что тот, кто не имеет прав на трон Раденора, просто сгорит. Но... знать и верить — вещи разные.

Что будет делать Абигейл?

Об этом я узнал через десять дней, когда у нее начались 'роды'.

* * *

В покои королевы, конечно, меня не пустили. Да я и не рвался — было б на что смотреть. Хотя вопила Абигейл вдохновенно! Артистично, я бы сказал!

При ней находились Шартрезы, маг жизни и пара доверенных служанок. Вот одна из них и...

А другого выбора у нее и не было.

Я честно отсиживал свое под дверью королевы, изображая родственное беспокойство. Тут же толпились придворные, а из покоев неслись крики. И только один я слышал, что голосов вроде как было... два. Только один приглушенный, словно женщина старается молчать, только получается плохо, а второй — Абигейл.

Я вытирал время от времени сухой лоб кружевным платочком и размышлял о своем.

Все это время Шартрезы старались найти Карли.

Куда там!

С тем же успехом они могли бы у меня искать хвост — когда я в обличье человека. Сколько не ищи, а все... попа попадается.

Госпожа Элиза, которую я навестил, показала мне свою пленницу. Карли была в бешенстве — и это мягко сказано. Только вот что ты сделаешь в комнате с мягкими стенами?

Да, была в борделе и такая, для 'несговорчивого товара'. Чтобы девки себя не портили и быстро смирялись с будущим.

К чести госпожи Элизы, пользовалась она ей редко — к чему? Хватает и тех, кто согласен на все добровольно.

Так вот, Карли металась по комнате, пыталась колотить посуду,. Что получалось плохо, пинать стены, не добившись даже синяка на ноге и даже нападать на стражника — это вообще безрезультатно.

Глухонемой детина просто ставил ей на порог миску и кружку. Хочешь — ешь, не хочешь — не ешь. Справлять нужду — в специальное ведро. И постоянно под присмотром служанок. Не в комнате, нет, но через специальные отверстия в стене.

Тут же находился и оплаченный мной маг жизни. Бордельный.

И не надо кривиться. Да, рану он бы не срастил, зато на всех женских проблемах 'собаку съел'. От болезней до родов — любое дело за ваши деньги.

А уж хранить тайну...?

Обязательное условие профессии. У магов вообще работа такая... потайная.

У этого же были и личные мотивы. Элиза его когда-то от храмовников спасла, так что был благодарен. А я ему еще и обещал помилование.

Да, Храм...

Абигейл завопила особенно громко — и наконец раздался крик младенца. А спустя пять минут из дверей показался и маг жизни.

— Сын, дамы и господа! У ее величества сын!

И протянул мне младенца.

Я усмехнулся. Взял кулек под подозрительным взглядом Шартреза. Интересно, чего папаша Абигейли ожидает — что я сейчас младенца о ближайшую колонну ахну с размаху? Или как?

Будь его воля, он бы мне никогда ребенка в руки не дал, но тут вопрос другой. Именовать малыша обязан я — как ближайший родственник мужского пола в том роду, куда должен входить ребенок. К тому же, как у короля, у меня приоритет.

— Сим нарекаю тебя Рудольф Томас Джеймс!

Раденор — я не договорил.

Нет уж! Ни к чему плодить сплетни — потом.

— Полагаю,, сейчас ребенка должно вернуть матери.

И я нагло заявился в покои.

Для только что родившей, Абигейл выглядела подозрительно хорошо, хоть и лежала, изображая мученицу.

— Тетушка, поздравляю вас с рождением сына, нареченного именем Рудольфа!

— Благодарю, Алекс.

— Скорее вставайте на ноги, тогда и проведем церемонию передачи власти.

Вот тут...

Напитай я ее до ушей магией жизни — не вызвал бы вспышку такого счастья. Боги, да что такого в этом куске металла на моей голове?!

Почему люди сходят с ума, стоит им нацепить эту ерунду?! Предают, убивают, грабят, изменяют... да что угодно! Почему!?

Не понимаю. Я бы этот воз кому другому скнинул с удовольствием, да вот беда — нельзя. И не справится никто кроме меня.А значит — вперед.

— Полагаю, что завтра я уже встану...

Абигейл бы и сейчас с кровати сорвалась, но...

— Нет-нет, тетушка, минимум — через пять дней! И отговорок я не приемлю! Кормите же нашего малыша Рудольфа!

— Алекс! Знатные дамы не портят грудь! Только кормилица!

Я покивал. Конечно-конечно, тетя, как скажете... Хоть кормилица, хоть поилица...

Я еще раз раскланялся и вышел. В открытую дверь потянулись придворные с подарками... вот и ладненько. А призраки послушают сегодня разговоры.

Мои слова про передачу власти тут все слышали. Сейчас начнут меня грязью поливать, перед Абигейл заискивать — вот и посмотрим, кто обещает, что, сколько, что хотят получить...

Сколько ж мне докладов читать в ближайшее время!

Ничего. Я себе постепенно подберу и тайную канцелярию из людей, и дворец вычищу. Я справлюсь,, я же полудемон. А теперь еще и король.

Я должен...

* * *

Пять дней прошли под знаком доноса.

Я читал, читал и читал, и это с учетом того, что призраки отсеивали ненужное, оставляя только сухие выжимки.

И поражался размеру невычищенного. Казначей намекал Абигейл, что он завсегда предан королеве, особенно если она его при казне оставит. Командир гвардии, камергер, обер-камергеры, две трети всех придворных...

М-да. Если их всех казнить — у меня же виселиц по стране не хватит. Придется исправлять ситуацию как-то иначе.

И вот — роковой день.

Я сижу на троне. С утра, точнее ночью, я сходил в бордель — и убедился, что Карли еще беременна. Значит — по крови этот ребенок прав не имеет. Никаких.

Даже если так получилось бы, что это ублюдок Андре — даже в этом случае первенство наследования у меня. И признание рода — у меня. И...

Волнуюсь?

Да. Сегодня многое решится.

Мажордом (ваше величество, я всегда был предан вам, и вашему супругу, а этот молодой выскочка...) торжественно распахивает двери.

— Ее величество Абигейл Раденор с сыном!

И в тронный зал вплывает величество.

Белое платье, бриллианты на всех местах, ребенок на руках... вслед за ней идут ее родственники. Отец, два брата, жены братьев, племянники, жены племянников... Как удачно! Все в одном месте!

Она проходит между расступившимися придворными и останавливается в трех шагах от трона.

Выжидающе смотрит на меня.

Я киваю жрецу из Храма.

— Волей небес помолимся же!! — затягивает тот волынку.

Я благочестиво складываю руки, все опускают головы и повторяют слова молитвы.

Зачем?

Да чтобы потом на меня никто не подумал. И не заподозрил в темном колдовстве. Не могу я себе пока этого позволить. Никак не могу.

Абигейл кривится, но молится вместе со всеми. Храмовник заканчивает одну молитву и тут же затягивает другую, третью...

Наконец ему это надоедает.

— Сим свидетельствую я, скромный служитель Светлого, что все происходящее только с его согласия, что нет здесь темного колдовства и погибельной некромантии. Да снизойдет на этот зал благословение и да станет он прибежищем правды и справедливости.

Я стоически выслушиваю витиеватости. Но — куда денешься?

Потом встаю с трона.

— Призываю в свидетели сам Раденор! Я готов уступить трон законному королю и законному потомку моего дядюшки! Канцлер, прошу вас возложить ребенка на трон его предков!

Шартрез кривится так, что это замечают все, но крыть нечем. Абигейл осторожно передает ему младенца — и канцлер идет к трону.

Я предусмотрительно отступаю за спину храмовника и скрещиваю руки за спиной. Нет-нет, я тут совсем не при чем.

Шартрез возлагает ребенка на трон и поворачивается к загудевшим придворным.

— Вот он! Истинный король Радено...

Договорить он уже не успевает. Прямо из-под его ног вспыхивает белый огонь — и мужчина загорается свечкой. Весь — и единомоментно. Горят волосы, одежда. Сама плоть плавится, стекая с костей... мужчина издает дикий визг — но недолго.

Через пару минут пламя прогорает — и от канцлера остается только немного обгорелых костей.

Что в это время творится в зале?

Абигейл не упала в обморок только потому, что остолбенела от шока. Мужчины стоят столбами, выпучив глаза, кое-кто согнулся и блюет себе под ноги. Аромат паленой плоти такой, что моя демонская половина просыпается и начинает облизываться.

Шашлычка захотелось... Из поджаренного на угольях грешника. Усилием воли я загоняю мерзкую мысль обратно.

Храмовник стоит, белее мела. Женщины поделились на две половины. Одна визжит — вторая простенько и без затей, ушла в глубокий обморок. Я жду.

Жду, пока пламя не затихает и только потом смотрю на трон.

Младенец цел и невредим. И это — правильно. Алетар Раденор, хоть и был убийцей, сволочью и вообще — политиком, но живодером он не был. И такие случаи тоже были предусмотрены.

Младенец — ни в чем не виноват. А вот тот — те, кто решат объявить его наследником... ну, все же видели?

Теперь надо было не упустить момент — и я справился. Шагнул вперед.

— Маркиз Шартрез, подойдите!

Властности у меня хватило. Шартрез-младший шагнул вперед.

— а теперь попробуйте еще раз провозгласить этого ребенка королем!

Молчание.

Я усмехаюсь — жестоко и хищно. В зале стало тихо, придворные поняли, что присутствуют при исторических событиях.

— Не хотите? Так я и думал. Надо бы знать историю своей родины, господа! И знать, что примерно триста лет назад, сгорел севший на трон незаконный король. Это не магия, нет. Это наследство Алетара Раденора. Трон его страны могут занимать только его потомки — неважно, законные или нет.

— младенец жив! — взвизгнула Абигейл.

Я рассмеялся. Быстро же тетушка оправилась...

— Алетар Раденор не был подлецом. А потому... Будь этот младенец взрослым и реши он претендовать на чужой трон — он бы сгорел. Он же — дитя. Невинное дитя, в котором нет ни капли королевской крови. Так ведь, тетушка? Потому-то и сгорел ваш отец. И сгорит ваш брат, если попытается провозгласить маленького Руди — королем. Любой сгорит так же...

— не верю!

Опа! А это кто?

Из толпы Шартрезов вырвался какой-то сопляк примерно моих лет.

— Я, Диаман Карлос Шартрез объявляю маленького Рудольфа Томаса Джеймса законным коро...

Второй столб пламени прогорел еще быстрее первого. Я ухмыльнулся.

— Служитель, была ли кем-то из находящихся в зале применена магия?

Служитель, который в этот раз перенес все полегче, повел руками.

— Я свидетельствую, что магии не применялось.

— Маркиз Шартрез? — атакую я. — Так чей это ребенок? Короля?

— Молчи! — зашипела Абигейл. Зря она это....

— Тетушка, вы хотите сказать, что изменили дядюшке, прижили ребенка от другого мужчины и собирались возвести его на трон королей Раденора?! Восхитительно!

— Это ребенок Рудольфа!

— В нем нет ни капли королевской крови, — спокойно отвечаю я. — Я могу предоставить свою кровь для сравнения любому магу жизни. Но полагаю, после сегодняшнего, это не имеет значения. Раденор не признает этого малыша своим королем, а любой, кто рискнет его короновать — кончит так же.

Две кучки костей были чрезвычайно убедительным аргументом.

Абигейл сжимает кулаки.

— Это ты во всем виноват! И вообще — ты ублюдок! Неизвестно чей ублюдок! Ты не имеешь права занимать трон!

— Имею, — я спокоен,, словно чучело полудемона. — в моем случае королевская кровь наследовалась от матери. Матери, которая могла бы стать великой королевой, но ей помешали. Что ж, тетушка. Я хотел сегодня снять с себя корону, я надеялся, что это — сын Рудольфа... но если так... стража!

Стражники смыкаются вокруг Шартрезов. Да, те самые, которыми командует Томми.

Лязгают наручники, защелкиваясь на руках бывшей королевы.

— Как король Раденора, его законный король, я выношу свой приговор. За измену королю наказание — смерть. Но я милосерден. Абигейл Раденор, в девичестве Абигейл Шартрез, за ваше предательство вы приговариваетесь к пожизненному заключению в монастыре, название которого я скрою. Там вы будете молиться весь остаток жизни в одиночной келье. С вами будет запрещено видеться и разговаривать, вам только будут передавать пищу и воду. Подумайте о том, что за предательство всегда следует расплата. Род Шартрезов. Раз уж вы здесь, раз уж вы знали...

— Нет!

— Не знали!

— Ваше величество!!!

Выкрики были невнятными, но понятными. Шартрезы стремились отмежеваться от своей королевы. Какие теплые родственные чувства!

— Мой приговор — арест и разбирательство ваших дел. Невиновных я карать не буду. Стража!

Через пару минут тронный зал пустеет.

Последней выводят, почти выносят Абигейл. Она визжит, извивается в цепях, бьется в руках стражи...

Я смотрю.

Мама, это тебе. Я не могу сказать тебе, что я тебя люблю, не могу поблагодарить тебя, но я могу за тебя отомстить. За то, что ты не стала королевой или герцогиней Миеллена, за твои сломанные пальцы, за бессильные слезы по ночам, за твою боль...

Твой род не прервется.

Те, кто травили тебя когда-то, получают по заслугам.

Все возвращается на круги своя — и на трон Раденора садится твой сын. Все правильно.

Я оборачиваюсь к ребенку.

— Малыш невиновен в деяниях его матери. Графиня Моринар, прошу вас, позаботьтесь о нем — сейчас. Потом я найду для него хорошую приемную семью, в которой он вырастет, не зная о своей матери.

— ваше величество!!!

Крик был такой истошный, что я даже удивился. И едва не почесал затылок, как последнее простонародье.

Из-за шторы вылетает женщина и падает передо мной на колени.

— ваше величество, не карайте!! Не разлучайте меня с моим сыном.

Упс! Неужели...

— Вашим сыном, сударыня?

— Да, ваше величество! Это я родила малыша пять дней назад! Королева потребовала от меня....

— то есть королева не была беременна? — 'удивляюсь' я.

— Нет, ваше величество! Не велите меня казнить! Я не могла с ней спорить! Она королева, а я всего лишь жалкая служанка...

— а прийти ко мне не могли? Рассказать?