На обочине канона

— Привет, Киоко-чан! А мы вот обсуждаем хитрости в изучении ручных печатей, — улыбаюсь спокойно и доброжелательно, подражая своей спутнице.

— Да?.. А как же… я думала, что мы пойдём вместе… — видно, что девочка изрядно смущена.

— Я не против, — перевожу взгляд на Ито. Та степенно кивает. — И Йоко-чан тоже. Идём вместе?

— Хорошо…

Дальнейшее путешествие по деревне проходит весьма и весьма насыщенно. Кедоин преодолевала застенчивость ровно два квартала — пока речь шла о тонкостях складывания волшебных кукишей. Жажда общения победила. Ни я, ни загадочная японская девочка особой болтливостью не отличались, так что Киоко отлично уравновешивала нашу компашку. Впредь ей будет с кем поболтать и помимо меня.

По дороге активно крутил головой — путь к дому Ито лежал через ту часть деревни, в которой мне ещё не доводилось бывать. Окружающий пейзаж не радовал. Покосившиеся дома и какие-то склады, грязные узкие улочки, шайка бомжеватого вида пьяных мужиков…

— Эй, ты! Ты ведь дочка Кику? — заросший по самые брови кадр с нехилым пивным животом схватил мою спутницу за плечо. Фак. Как хреново… — Зуб даю, это ты! Одеваешься так же, как эта…

Последующая речь этой орясины осталась для меня загадкой — всё-таки матюгаться меня тут ещё никто не учил. Но в общем смысле сомневаться не приходилось. Заезжий интеллектуал выразил своё искреннее огорчение матерью Йоко, не ответившей взаимностью на его искренние чувства. После чего решил выместить злобу на безответной девочке.

Мразь. А я — самоубийца. Он один меня тупо весом задавит, а ведь есть ещё четверо… Ксо. Концентрирую чакру в руке и бью снизу по широкому запястью. Затем хватаю освобождённую одноклассницу и отталкиваю за спину. Успеваю рявкнуть: «В полицию!..». Оскорблённый в лучших чувствах синяк орёт дурниной, и заплывшие глазки концентрируются на мне:

— Урою, сосунка! — откуда проклятый олигофрен достал нож? Отступаю на пару шагов и быстро оглядываюсь. Обе девочки бегут без использования чакры! Всё. Как говаривал один ушастый и языкастый абориген: «Это кылдык!»

Мужик с громким рёвом бросается на меня, выставив ножик перед собой. Видать, не в первый раз решил засунуть кому-то перо под ребро. Успеваю чуть повернуть корпус и выставить руку вперёд. Благодаря моему росту и телосложению удар приходится не в живот, а в грудь. Скребанув по ребру и оставив широкий порез на левом боку, нож проваливается дальше, а набравший инерцию противник сам натыкается на «вилку» в глаза. После чего рушится на меня всей тушей. Слышен звон катящейся по мостовой железяки. Урод ревёт, окончательно подминает меня и бьёт вслепую. Ещё раз. И ещё. Как глу…

* * *

Очухиваюсь от болтанки. Неведомая сила подбрасывает вверх-вниз, будто на американских горках. Тошнота, слабость, жуткая боль в груди и голове, правый глаз не открывается, а левый всё равно ни черта не видит кроме размытых пятен. Какая сволочь меня так немилосердно трясёт?

Видимо, какие-то высшие силы тоже возмутились подобной вселенской справедливости, потому что болтанка резко остановилась, а вокруг явственно потемнело. Кажись, какая-то добрая душа оттащила меня в больничку — после пары месяцев стационара у Уручи запахи лечебных гербариев ни с чем не спутаю. Главное, чтоб не в морг…

В следующий раз в себя прихожу ночью. Лежу. На груди повязка. Ноет челюсть. После осторожной проверки обнаруживаю отсутствие четырёх зубов с правой стороны. Руки-ноги и всё остальное тоже на месте, хотя левая верхняя конечность не двигается. Интересно, почему… ага, гипс. Ну, ни хрена себе, сходил за хлебушком!

Оглядываю комнату. Вернее, палату. Окно. Койка. Простынь. Пижама. Тумба. Стул, придвинутый к кровати. Анда… Анда?! Точно, она, родимая. Спит сидя — умаялась за день, да тут ещё со мной нервотрёпка… Присмотревшись, замечаю, что девушка сильно сместилась во сне и уже полулежит на моей кровати. Идея. Аккуратно встаю, морщась от боли в левом боку, обхожу спальное место и задумчиво чешу затылок. Осторожно поднимаю ногу почивающей родственницы и затаскиваю на кровать. Так, теперь вторую. Уф-ф. Задача нетривиальная, если тебе шесть лет и одна рука не действует. Хорошо, что она такая стройная. Что там с обувью… отлично! Больничные тапки без задников. Снимаем. Подкладываем подушку и стаскиваем тело ниже. Во! Хорошо лежит! Точнее, не очень, но на большее меня не хватит. И так странно, что не проснулась. Накатывает слабость — организм непрозрачно намекает, что пора закругляться. Передвигаю стул — коли перевернётся, хоть головой на пол не брякнется. Замечаю на тумбочке стакан. Тэк-с, что там у нас? Валерьянка. Суду всё ясно. Возвращаюсь на законное место, только вместо занятой подушки кладу голову на женскую руку. Довольно улыбаясь, проваливаюсь в сон.

* * *

Выписали меня утром.

Усталый дядька с чёрной щетиной зашёл в палату ещё в предрассветных сумерках, оценил «диспозицию» и провёл светящейся рукой вдоль моего тела, задержавшись у головы. После чего громко шлёпнул планшет на тумбочку, разбудив Анду, и, черканув на каком-то бланке пару строчек непонятных каракулей, буркнул, чтобы мы отправлялись домой и не портили ему статистику дежурства. Честно попытавшись разобрать нацарапанное, я пришёл к выводу, что коряво пишущие врачи — своеобразная константа Вселенной, одинаковая во всех мирах. Если доживу до Пятой Хокаге — знатно поржу над всеми работниками администрации.

Завтракали мы уже дома. Женщины разрывались между желанием оборвать мне уши и радостно затискать (неизвестно ещё, что страшнее). Тейяки тайком показал большой палец. Мелкий носился вокруг меня кругами и сеял хаос. Скормив мне вторую порцию и потерпев неудачу в запихивании третьей, женщины со вздохами отправились совершать трудовые подвиги. Послушав моё брюзжание о том, что с этой кормёжкой что-то не так и меня явно заколют следующей осенью, как поросёнка, Тейяки поржал и тоже отчалил. Обито сопроводил меня до комнаты и, уложив, почапал грызть гранит науки.

Проснувшись, снова основательно набил будку под бдительным присмотром Уручи, а затем, стоически выдержав перевязку, отправился релаксировать на любимую завалинку хозяина дома. Мне было… не по себе. Только сейчас начало постепенно доходить, насколько близко я был к склеиванию ласт. Да и собственная слабость изрядно беспокоила. Утешало то, что даже в самом неприглядном случае, будущее уже изменилось. Да, братик всё же запал на Рин, благодаря истории с документами. Да, он уже успел втянуться в соперничество с белобрысым. Но мне удалось повернуть всё наилучшим образом. Ведь Нохара привыкла к нашим ежедневным сборищам, и всё больше сближается с Обито. Сам он намного сильнее, чем мог бы быть, значит проигрышей всухую не будет, значит соперничество с Какаши не станет таким ожесточённым. В общем, грядущее выглядело весьма радужно, и никаких тебе канонов!

Час спустя меня навестила делегация одноклассников: Узумаки и все девчонки. Ито и Кедоин долго благодарили и презентовали авоську с мандаринами «для скорейшего выздоровления». Кеша выдал что-то ехидное про маленьких детей, которым нужно расти и вручил яблоко. Хьюга ответственно задвинула лекцию про восстановление кровопотери и порадовала кульком смородины. Акина просто похихикала и подарила персик. Ням. Оставив меня наедине с дилеммой «лопнуть или осилить», гости дружно смылись тренироваться. Час спустя прискакал брат, уведомил, что отправляется за фруктами и прочими полезными ништяками для раненого меня и унёсся вдаль, не слушая протестующих воплей. Ещё минут через десять из-за угла вывернула Рин. С цветком. Хм… интересно, в нём витаминов много? А это кто? Ох, ни …

— Привет, Инаби-кун! — не даёт мне закончить мысль девочка. — А мы вот пошли на тренировку и решили сначала проведать тебя! Познакомься, это Хатаке Какаши-кун!

Рядом с девочкой стоял белобрысый песец всем моим коварным сводническим планам, да ещё и ехидно улыбался, судя по глазам! Промямлив что-то, отдалённо напоминающее слова благодарности, остаюсь переживать крушение надежд. Из задумчивости меня выводит мужчина в полицейской форме:

— Добрый день, Учиха-сан. Меня зовут Кубо Мичио. Я входил в патруль, вмешавшийся в ваш бой с возчиком Кеничи из страны Чая. У вас найдётся время ответить на несколько вопросов о произошедшем?

— Конечно, Кубо-сан, — киваю, пытаясь не думать о возвращении канона в прежнее русло. — А вы расскажете, что произошло, когда я потерял сознание?

— Разумеется, — видно, что страж правопорядка доволен вменяемым поведением ребёнка и рад пойти навстречу. — После получения сигнала мы выдвинулись по указанному адресу. Когда прибыли на место, ты уже не сопротивлялся, а Кеничи тянулся за лежащим рядом ножом. Я бросил кунай и пробил ему затылок. После чего донёс тебя до больницы. Расскажешь, как всё было?

История о прошедшей мимо смерти становится последней каплей. Скопившееся напряжение прорывается наружу и я истерически ржу, откинувшись на спину. Мы убили Кенни! Сволочи!

Глава 12 — Мильон терзаний

Мне не спалось. Не помогали ни дыхательные упражнения, ни медитативные техники, ни просто доводы здравого смысла из серии «надо выспаться перед трудным и насыщенным днём». Тихонько выбравшись из постели, крадусь по тёмным коридорам дома и осторожно выбираюсь на крышу. Небо тут красивое. И звёзды совсем чужие, что только подтверждает версию о параллельном мире. Были и другие — постапокалипсис, например, но представляли собой, скорее «игру ума» — уж слишком много нестыковок в них было. Чужой мир. Чужой язык. Чужие люди вокруг. Даже тело — не моё. До недавнего времени я был погружён в пучину событий, уматываясь так, что на отвлечённые размышления и минуты не оставалось. За эти два дня вынужденного безделья ситуация предстала во всей неприглядности. Как будто долго разглядывал фотографию под большим увеличением — таким, что пиксели видно, выхватывая то глаз, то краешек губ, то линию горизонта. И вдруг кто-то вернул изображение к нормальному размеру, позволяя увидеть его целиком. Отдельные детали остались на своих местах и были вполне узнаваемы, но общая картина оказалась весьма и весьма неприглядной.

Я заигрался. Не знаю, было тому виной детское тело с его шилом в заднице и перепадами настроения или привитая десятками прочитанных книжек уверенность в крутости попаданцев, а значит моём неоспоримом преимуществе из-за знания будущего. Скорее всего, всему виной моя безалаберность. Я был свято убеждён, что уж в таком-то теле и с такими возможностями и козырями в рукаве, которых нет ни у кого в мире, смогу уверенно повернуть течение истории туда, куда мне нужно. Ведь вот он — один из главных будущих катализаторов мирового песца — носится рядом целыми днями и трогательно заглядывает в глаза — воспитывай — не хочу! Только последние события показали всю глубину моей тупости и самонадеянности.

Помнится, ещё в десятом классе, героически пытаясь экстренно осилить «Войну и Мир», я наткнулся на интересное рассуждение Толстого о роли личности в истории. По его мнению, роль эта была крайне невелика, а все восторженные вопли по поводу гениального Наполеона, построившего грандиозную империю, не стоят и выеденного яйца. Все исторические события — результат совпадения устремлений и совместного усилия миллионов людей, а кто оказывается «на гребне» — дело, скорее, Фортуны. Не один, так другой. Тогда я просто запомнил необычную мысль, сейчас же она выплыла из глубин памяти, стала ясной и осязаемой, как наливается жаром нательный крестик, когда заходишь в парную. В повседневной жизни не обращаешь на него внимания, а тут, обжегшись, хватаешься поспешно, вздрагиваешь от резкой боли.

Каким бы я ни казался самому себе великим ниспровергателем канона и спасителем человечества, я не мог идти против того, что видели мои глаза. А реальность была такова: мне не под силу оказалось изменить даже жалкую привязанность одного ребёнка к другому. Даже зная всё наперёд. Я был практически уверен — что бы я ни сделал — брат продолжит гнаться за Рин и соперничать с Какаши. Их поставят в команду, что приведёт к известным последствиям. Да, я могу воздействовать на брата, воспитать его... Я горько усмехнулся. До недавнего времени я не сомневался в ответе на вопрос, можно ли человека «воспитать» против его воли. Идиот! Верный ответ знает любая женщина, которая пыталась «научить» мужа или сына складывать носки в «правильное» место!

В конце концов, главной опасностью были, есть и будут не мощные техники и дрессированные биджу (в терминах моего мира — «танковые клинья и ковровое бомбометание»). И там, и здесь главным оружием является идея. А в нашем конкретном случае — помешанность Мадары на его Хитром Плане. Он же не зомбировал канонного Обито, не промывал ему мозги, не ломал волю через колено. Просто виртуозно обрисовал ему свой идеал и разрушил старые. Можно, конечно, сделать брату «моральную прививку», исподволь подготовив к будущим испытаниям. Но всерьёз рассчитывать противостоять Мадаре на его поле, когда не смог внятно сманипулировать тремя первоклашками? Тут разве что методы Данзо помогут… В общем, меня накрыло.

Это было ужасно знакомое ощущение из прошлой жизни. Как раз из того переломного момента, после которого она потихоньку превратилась в существование, закончившееся переносом сюда. Понимание того, что я могу рыдать или материться, ласково увещевать или использовать рукоприкладство, быть лучшим другом или сделать кучу под дверью, напиваться, резать вены или, радостно смеясь, снимать первую встречную. Хоть президентом стать. Никакие мои действия не смогут заставить вернуться одну единственную девушку, которая всё для себя решила. Это препоганейшее ощущение полного бессилия снова было со мной.

В конце концов, даже если решу предвосхитить судьбу Итачи и прирезать Обито во избежание множества будущих жертв, его место просто займёт другой. Надеяться, что брат будет единственным пропавшим без вести членом клана за всю грядущую войну как-то глупо. Просто канон пойдёт в ту же сторону по чуть другому пути и с неизвестным результатом. Может быть, я своими руками отменю хеппи-енд, организованный Наруто. Было с чего впасть в уныние.

На этом фоне даже прошедшая в сантиметре глупая смерть отходила на второй план. Стоило, блин, учиться три с лишним года, восхищаться собственной крутостью, чтобы в самый ответственный момент позорно прощёлкать клювом и подставиться под наитупейшую атаку бедного Кенни! Даже в сторону не отскочил попросту из-за трясущихся коленок. М-да, шиноби из меня аховый. Да и сплочение коллектива забуксовало… Я нервно и истерически захихикал: «за что Инаби не берётся, всё превращается в…»