Птенцы Виндерхейма 2

От таких ран скончался бы любой — любой в нормальном мире. Здесь же Громила шевельнулся, потянул палицу, готовясь продолжать бой — и два точных удара лишили его рук. Плут пнул противника в грудь, валя на землю, и победно вскинул руку с окровавленной секирой, показывая, что единственный остался с оружием в руках.

Рев викингов, довольных победой Плута, и ругательства, адресованные проигравшим, чуть не оглушили лиса. От неожиданности он попятился и наткнулся задом на кого-то позади.

— Смотри, куда прешь! — недовольно рявкнул неизвестный.

Лис обернулся, и его взяла оторопь. Позади него сидел нахохлившийся серый ворон с белыми крыльями и мрачно разглядывал его.

— Чего смотришь, а? — непоследовательно буркнула птица, забавно раскрывая и закрывая клюв. — Что, разговаривающих воронов никогда не видел?

Лис возмущенно фыркнул. Где он мог таких увидеть? Да и когда? Он недавно в этом мире, и до недавнего времени все сводилось к бегу, к непрерывному бегу и неотстающей тьме.

— Эх, ты. Свалился тут на мою голову. — Ворон задумался и уточнил. — Ну, не на мою, точнее. Вообще свалился. Всем нам на голову. И чего, спрашивается, ты тут забыл? Чего там, у себя, — он неопределенно взмахнул крылом, — не сиделось? У нас тут и без тебя дел хватает, знаешь ли.

От напора ворона лису стало неуютно. Он уселся на задние лапы и с тоской посмотрел на небо.

Сегодня звезды дарили миру сиреневое сияние.

Солнца все так же не было.

Почему он здесь? Отчего чувствует себя чуждым этой реальности без света солнца, но все равно не хочет возвращаться...

Куда?

— О даже как. — Ворон воспользовался тем, что лис погрузился в раздумья, и вспорхнул к нему на голову. От возмущения лис даже не попытался согнать наглую птицу. — Чего смотришь как на неродного? Неужто даже это позабыл?

Хугин и Мунин над Мидгарда миром

Каждый день отправляются в лет.

Я боюсь, что домой не воротится Хугин;

Но за Мунина я еще больше боюсь!

Лис отрицательно мотнул головой.

— Эк тебя у себя там приложило-то, — сочувственно сказал ворон, склонив голову так, чтобы смотреть, пусть и верх ногами, лису в глаза. — Тут не моя, а моего братца помощь нужна. Тебе не мыслящий, а помнящий необходим. Даже и не знаю, что тут сделать можно. Высокий речи с Лукавым сейчас ведет о тебе, но оба ждут возвращения Рыжебородого из Йотунхейма с вестями, дабы втроем принять решение, помогать тебе или нет. Опять смотришь! Нет, ты не думай, я не против, чтобы на меня смотрели. Только смотреть тоже уметь надо. На мечах вот учатся драться? Учатся. Готовить еду учатся? Учатся. Даже искусству любви — и тому учатся! А вот смотреть правильно — не учатся. Смотреть надо так, чтобы все-все, что думаешь и сказать хочешь, по взгляду можно было угадать. Чтобы слова лишь уточняли, а не пытались сами передать. Слова — они очень неточны, каждый может услышать не подразумеваемое, а что сам решил услышать. А вот посмотришь правильно — и все с тобой понятно. Уяснил?

Лис вздохнул и помотал головой, по большей части для того, чтобы согнать с себя ворона. Недовольно каркнув, Хугин — именно так звали ворона, судя по всему, — слетел и приземлился сбоку.

— Я-то вижу, ты сам не знаешь, чего хочешь. От того и нет мыслей в голове. Когда есть цель, есть стремление, тогда есть и мысль. А у тебя ничего нет, кроме инстинктов.

Лис согласно кивнул и покосился в сторону хлопочущего вокруг котла усача.

— А, есть хочешь. Ну, сейчас, подожди, попробую у Андхримнира для тебя кусок выпросить.

Подлетев к усачу, ворон принялся ему деловито что-то излагать, тыкая крыльями то в сторону лиса, то в сторону рыжих молний, то в небо. Повар в ответ указывал на площадку, по которой бродили викинги и собирали павших в бою, присоединяя обратно к туловищам части тел, потерянные в круговерти схватки. Двум воинам перепутали правые руки и под общий хохот заново отсекли десницы, чтобы вернуть их настоящим хозяевам. Наконец птица и усач пришли к общему решению, и довольный собой Хугин вернулся с большим куском вареного мяса.

— Не лучшая часть, но ешь, что дают. Андхримниру даже Высокий не указ, но тебя он пожалел.

Лис набросился на еду. Наблюдая, как он жадно поглощает мясо, Хугин прошелся из стороны в сторону и задумчиво пробормотал:

— Надеюсь, Лукавый придумает, что делать с твоей бедой. Но если и ему ничего в голову не придет, то я даже и не знаю, что делать.

Лис не слушал размышлений ворона. Он ел мясо и был счастлив.

В данный момент его ничего больше не интересовало.

Катайр Круанарх

Столовая пустовала. Завтрак, обед и ужин все так же подавали по расписанию, но "птенцы", быстро поев, спешили покинуть помещение. Встречаясь взглядами с бывшими соперниками и соперницами, курсанты смущенно отводили глаза. Мало кому хотелось вспоминать о Втором Испытании.

Необязательно быть псиоником, чтобы уловить настроение окружающих.

Странное штука — совесть. Кого из богов за нее благодарить? Или кого из богов — проклинать? Всеотец так пошутил над смертными детьми своими, к мужеству, воле, чести и духу добавив такую странную и непонятную вещь? Давит, грызет изнутри, червяком ползает по душе. Надоедливую заусеницу можно оторвать, занозу вытащить, а совесть — ну что с ней делать?

Вот и ходишь, не можешь на друзей и товарищей смотреть. На Маркланде готов был в горло им вцепиться, зубами рвать ради драгоценного рейтинга. А сейчас? Что мешает, гордо задрав нос, ходить и поглядывать на всех свысока, всем видом говоря "Я смог! Я одолел всех! Я лучший!"?

Впрочем, некоторые и задирали, и ходили, и поглядывали.

Насвистывающий "Орлы Мидгарда" Фридмунд возвращался от буфета с добавкой и радостно приветствовал по пути всех "птенцов". Те дергались, как от удара, с удивлением смотрели на веселого сванда и поспешно ретировались подальше. Впрочем, это Фридмунда не расстраивало. По большей части рыжего интересовала времяпрепровождение в компании такого замечательного человека, как Фридмунд Кнультссон, а остальные курсанты в основном требовались лишь как предметы декора.

Чтобы понять это, даже не требовалось читать мысли рыжего. У него все отражалось на лице. Вот уж у кого совесть чиста, как вымытая доска.

— Ходил сегодня в больницу, хотел Хельга проведать, — сказал сидящий напротив Катайра Свальд, ковырянием вилки в тарелке превративший вареную картошку в пюре. — К нему пока что не пускают. К остальным пускают, к Дроне вот уже пускают, а к Хельгу еще нет. Не нравится мне это.

— А знаете, что я слышал? — Рунольва прямо распирало от желания поделиться новостями. — Говорят, Хельг и Дрона дрались за кулоны, тут на них напали третьекурсники, но Хельг и Дрона, объединившись, их победили.

— Ну да. А потом на радостях покалечили друг друга, верно? — скептически сказал Катайр. — Ура, мы победили "соколов" — давай отметим сотрясением мозгов! Хей-хо!

— Ты в последнее время ужасно ехиден, — заметил Свальд.

— А кому сейчас легко?

— Фридмунду.

Не сразу и поймешь, что это Свальд так шутит. Да и вообще — Свальд на шутника походит так же, как "Дварф" на рыбака.

— Фридмунду всегда легко, — мотнул головой в сторону приближающегося напарника гальт. — Вот с ним — нелегко.

— Тем не менее, мой напарник лечится, напарница Рунольва лечится, а ваша команда продолжает тренироваться. Ты должен быть доволен.

— Что-то ты слишком разговорчив, Свальд.

— А ты что-то излишне в себя погрузился, резок стал. Я понимаю, всем нелегко. Наш товарищ в больнице, а мы его даже проведать не можем.

— Ну, Хельгу просто не повезло. Спрятался бы, как я, и не пострадал.

— Эх, Рунольв, — Катайр отставил тарелку и с сожалением посмотрел на сидящего сбоку "птенца". — Если вот как ты прятаться, то что в итоге получится? Да ничего не получится! Получишь медаль за прятки разве что.

— Целым буду, — Рунольв насупился, и посмотрел на Свальда, ища поддержки.

— А вот если завтра в бой? — резко спросил Катайр. — И вокруг сражение, и только от тебя зависит жизнь твоих друзей и близких, но только если ты погибнешь в бою? Что тогда? Тоже спрячешься? Улитки вон постоянно прячутся, но слышал ли ты об улитках, создавших турсов? Об улитках, пилотирующих "валькирий"? Ты неплохой парень, Рунольв, но ты не прав.

— В чем Рунольв не прав? — поинтересовался Фридмунд, усаживаясь рядом со Свальдом.

— Неважно, — буркнул гальт, успокаиваясь. Зря он так с Рунольвом. Не стоило.

— Нет, так дело не пойдет, — Фридмунд насупился. — Вот вы вечно говорите о чем-то, а оно постоянно оказывается неважным. Потом я всегда все узнаю последним.

— Меньше нарядов получай, и будешь знать больше.

— Секундочку! — Фридмунд призадумался, потом победно взмахнул ложкой.

— Иными словами, ты утверждаешь, что прирост знания равен убыванию нарядов?

— О Рогатый Охотник! — Гальт, не мудрствуя, решил игнорировать напарника. Невероятно "мудрых" рассуждений и "логических" выводов он еще наслушается. А если команда не распадется, если к ним добавят кого-то третьего в следующем году, а не разбросают по другим группам, то Катайру придется терпеть размышления Фридмунда о смысле жизни и всякой ерунде до конца обучения.

— Рунольв считает, что Хельгу стоило найти место, где можно было спрятаться, и тогда он бы не оказался в нынешнем состоянии в больнице. Катайр же уверен, что Хельг все сделал правильно, и что если постоянно прятаться, то это ни к чему не приведет. — Закончив говорить, Свальд посмотрел на тарелку и с удивлением обнаружил в ней пюре.

— Ну, вы, наверное, оба правы, — сказал Фридмунд с видом Конунга, примирившего враждовавшие семьи в роду риг-ярлов. — Иногда надо прятаться, иногда надо делать то, что должен. — Проглотив, не разжевывая, мелкую картошку, он добавил:

— Мне вот один чжан знакомый гороскоп на неделю составлял. И вот что сказал: "Избегай конфликтов, старайся поступать правильно". Универсальный девиз на всю жизнь, если хорошенько подумать. Золотые слова.

— Вот только не надо с умным видом тут тупые фразы составителя гороскопов цитировать! — Катайр все таки не выдержал.

— Сам тупой! — не остался в долгу Фридмунд. — Гороскопы, чтобы ты знал, никогда не ошибаются!

— Если уж быть точным, то гороскопом является схематичное изображение взаимного положения планет в небе в определенный момент времени, — осторожно сказал Рунольв, явно цитируя фразу из учебника. — Гороскоп дает лишь информацию, ошибиться или правильно ее трактовать может только составитель.

— Вот именно! — гордо заявил Фридмунд. — Короче, Катайр, ты, как всегда, неправ.

— Я не это имел в виду... — попытался возразить Рунольв, но рыжего уже было не остановить.

— Ты вот постоянно себя умнее всех считаешь, Катайр. Умнее меня, умнее Свальда, умнее Рунольва, умнее Хельга и вообще. А с чего вдруг? У Свальда и Хельга рейтинг лучше, чем у тебя, Рунольв только по физической подготовке отстает, ну а мы с тобой вообще на равных.

— Не считаю я себя самым умным! — закипел гальт. — Просто уверен, что человек должен не думать о том, как он здорово все сделает и к чему это приведет, а делать! Нужно действовать, а не языками чесать! Забиться в скрытый ото всех уголок и там прозябать, дорожа своей шкурой — это ненормально для будущих воинов!

— Не у всех есть предрасположенность к воинскому делу. — Свальд неодобрительно посмотрел на Катайра. — Люди разные бывают. Одни хорошие инженеры, другие замечательные храмовники, третьи великолепные учителя, четвертые великие полководцы.

— Когда каждый на своем месте, тогда он приносит обществу пользу. А если тот, кто должен стать храмовником, пытается стать солдатом? А художник, например, пекарем? Вон, Рунольв мечтает создать идеального турса, но с такой мечтой ему стоило в Гильдию идти, а не в Академию. Кто знает, может, вместо него поступил бы будущий гений пилот. И тогда...

Катайр осекся.

Резко поднявшись, Рунольв молча направился к выходу.

Нехорошая тишина повисла над столом. Противная, мерзкая, дурная тишина. Даже собравшийся что-то сказать Фридмунд промолчал.

Сказанного не изменить, прошлого не вернуть и не исправить. Банальная истина, от того не менее горькая. Особенно в такие моменты.

Уж лучше бы Рунольв в него плюнул, лучше бы в сердцах послал куда подальше — но не эта поганая тишина, сдавившая виски, словно чжанский палач пальцы тисками.

— Странно говорить это тебе, а не Фридмунду, — сказал Свальд, смотря хоть и на гальта, но каким-то образом сквозь него, — но ты просто дурак.

Отодвинувшись от стола, он собрал свою и Рунольва посуду на поднос, встал и пошел к буфету. Катайр и Фридмунд остались в компании друг друга.

"Свальд прав. Я действительно стал слишком резок. Я теряю контроль над собой. Это плохо"

И неудивительно. Он становится резким и раздражительным, когда постоянно беспокоится. А для беспокойства есть основания. Три таких основания.

Маркланд, Кришна — и Хельг.

Хельг Гудиссон, друг и одногруппник, ставший главной загадкой Академии для Катайра с первого же дня пребывания на Виндерхейме. Сванд, сильно отличающийся от окружающих — по крайней мере, сильно для псионика, пускай даже такого слабого, как Катайр.

Пытаясь собраться с мыслями, гальт обнаружил, что рыжий радостно ухмыляется и счастливо поглядывает на напарника.

— Чего смотришь?

Фридмунд подмигнул и торжественно произнес:

— Сем объявляю тебя принятым в наши избранные ряды несправедливо называемых дураками.

"О Лугус, дай мне силы не прибить его!"

* * *

Инженеры Гильдии возились с "Дварфами", вставляя в специальные пазы в корпусе пластины с рядами слабо мерцающих рун и устанавливая за щитками на плечах обвитые медной проволокой катушки. Внутри кабин так же подключали устройства, непохожие ни на один из рассмотренных на турсоведении механизм. Кроме инженеров рядом с турсами находился жрец в голубой сутане, внимательно следивший за работой.

Чуть в стороне от "Дварфов" стоял еще один "эйнхерий", знакомый только по картинкам. "Курьер", самый легкий и быстрый "эйнхерий", чья роль на поле боя состоит в обеспечении коммуникации между группами турсов и командующими. Четырехметровый в высоту и двухметровый в длину, вытянутая вперед кабина, ноги делятся не на две части, как у остальных наземных турсов, а на три: кроме "бедра" и "голени" подвижна и "стопа", обеспечивая боевой машине большую маневренность. Справа и слева на корпусе должны располагаться по два штурмовых чакромета, но на этом "Курьере" брахмаданды отсутствуют.

Селлапан высморкался, скомкал платок и небрежно засунул его в карман.

— Сегодня будем отрабатывать уже не приемы, а... Апчхи!.. Прошу прощения. Да, сегодня начнем изучать основные маневры. Но для начала проведем небольшой по... А... А... Апчхи! Тьфу ты, чтоб тебя... устроим бой "болванов", короче.

— Зачем вы так нас называете, эльдри? — обиделся Фридмунд.

Селлапан попытался что-то сказать, чихнул и полез за платком. Спустя минуту бхат продолжил:

— У ваших турсов активировали систему фиксации повреждений.... и установили симуляторы повреждений. Апчхи!.. Шива побери этот насморк... Видите вон те пластины с рунами? Это соматические блокираторы. Вооружение турсов уже поменяли... на специальное. В общем, можете бить в полную силу... Апчхи!.. Проклятье, соматики всевозможные болезни лечат, а с насморком справиться не могут! Уж воистину это наказание человечеству от Всеотца за грехи его! Апчхи!