— Ты еще ничего не понял?! — проорал Теркильсен, нависая над Боргаром, как замшелая серая скала. — Не будет помощи! Не бу-дет! — повторил он по складам. — Нас бросили, списали как сопутствующий ущерб!

— Поясни, — Боргар также отбросил остатки вежливости и выставил вперед нижнюю челюсть, будто готовился перегрызть горло ярящемуся верзиле.

— Мир вам, коллеги, — механический голос комиссара пронзил напоенный яростью воздух, словно облив противников холодным душем. — Наш враг не здесь. Но очень близко. И наши разногласия радуют его.

Теркильсен сел, почти упал на вращающийся стул, как надувная игрушка, из которой разом выпустили воздух. На его лице отразились усталость, разочарование и ... Да, Боргар готов был поклясться, что губернатором овладело безмерное отчаяние. Совершенно искреннее, долго сдерживаемое и оттого вдвойне страшное. До этой минуты арбитр воспринимал откровения оппонентов двойственно, стараясь оценить их критически, как попытку разоблаченных заговорщиков выиграть время. В руках у Дживс был муляж, настоящий детонатор скрывался в перчатке Сименсена. Достаточно лишь разомкнуть плотно сжатые мизинец и средний палец на левой руке, чтобы...

И только сейчас, глядя на обезумевшего от животного ужаса Бента Теркильсена арбитр подумал, что все рассказанное действительно может оказаться чистой правдой.

— Что за сопутствующий ущерб? — спросил Владимир, вернув себе привычную хладнокровную сдержанность.

— Тау, — глухо вымолвил Теркильсен, пустив глаза и сцепив пальцы в замок с такой силой, что костяшки побелели. — Наш субсектор граничит с синемордыми ящерицами. Тень, что накрывает астропатическую связь, очень велика. Это не передовой отряд и не рейдовая группа. Идет Флот-Улей. Если нам не спешат на помощь, это означает только одно — фронт наступления широк, он заденет и Тау. И для того, чтобы не всполошить разведку ящеров в администрации сектора и субсектора, не будет никакой подготовки, никакой обороны или эвакуации.

— Не мне вас учить, арбитр, — вставил комиссар. — Наш регион не слишком богат и не имеет стратегического значения. Мы не поставляем незаменимых ресурсов. Не занимаем ключевого положения, как Врата Ока Ужаса. Помощь не пришла, значит весь регион списан, принесен в жертву. Ради того, чтобы Тау ничего не заподозрили раньше времени, и Пожиратель ударил по ним всей силой.

— Что дальше? — спросил Боргар.

— Дальше... — все также глухо ответил Теркильсен. — Вся надежда была на то, что нам удастся найти и истребить культ генокрадов до того, как стая запалит свой маяк. В этом случае оставался крошечный шанс, что тираниды нас просто не заметят, тут слабая обжитость субсектора может сыграть на руку. Мы действовали очень осторожно, отлавливали подозреваемых по одному, искали симбионтов... Все, чтобы не спугнуть тварей. Счет шел на недели, а может и на дни. Теперь же... То, что случилось в Танбранде сегодня — скрыть уже нельзя. Культ либо знает, либо узнает в самом скором будущем обо всем. И мы не успели... Осталось еще двадцать семь точек, в которых может укрыться основное логово культа с патриархом. Не успели...

Губернатор качнулся на скрипящем стуле, закрыв лицо руками и хрипло выговорил:

— Бог-Император, если бы ты, Владимир, расследовал своих чумных уродов еще хотя бы неделю... Есть там нурглиты или нет, с заразой мы справиться можем. Или хотя бы попытаемся, с какими-то шансами. Но когда генокрады завопят, уже ничего не поможет, даже если мы потом перебьем их всех. Мы не успели...

Боргар молча посмотрел на чудовище в гробу. На тварь ростом больше двух метров, отчасти похожую на орка, только выше и уже, с плотной кожей серого цвета и темными, почти черными пластинами костяной брони. С длинными конечностями, числом как у паука, совершенно непонятно, где ноги, а где руки — все многосуставчатые лапы вооружены когтями, что отливают синевой, как хорошая сталь.

Конечно, все можно подделать. И мертвечину тоже. Но можно ли "подделать" губернатора, молча раскачивающегося на стуле с выражением безумного, не рассуждающего отчаяния и ужаса на бледном, мокром лице?.. Можно ли сыграть такое искреннее горе и разочарование? Не есть ли все происходящее хитрый план, с помощью которого враги рода человеческого стремятся обмануть доверчивого арбитра?..

— Еще не все потеряно, — сказал комиссар. — Не все.

Впервые за время разговора он сдвинулся с места. Кресло обогнуло гроб и подъехало ближе к арбитру, на расстояние руки, так что Боргар машинально прикинул, как убьет калеку одним прикосновением, если что-то вдруг...

— Мы потеряли время, — проскрипел комиссар, видимо он очень устал и тоже волновался, эмоции прорывались даже через бесстрастный синтезатор голоса. — Но шанс есть. Призрачный. Но есть. Культ начнет пробуждение, теперь это неизбежно. Но ему тоже потребуется время. Двадцать семь точек, где может укрываться патриарх. Мы будем атаковать и выжигать их все, подряд, одну за другой. Молясь, что вычислили все. И что найдем нужную раньше, чем твари завопят. Ты и твои энфорсеры. Решай. Помоги. Или уйди в сторону.

Звякнул передаточный механизм кресла, комиссар подъехал еще ближе, почти вплотную. Его линзы, давно заменившие глаза, яростно и страшно сверкнули в тусклом свете будки.

— Маски сброшены. Теперь играем в открытую. Мы и они. Кто первый успеет.

Глава 16

день тринадцатый

Уве отметил, что комиссар Тамас не пригласил на совещание "командного состава" ни одного из офицеров гарнизона. За круглым столом в радиорубке хватило бы места для десятка человек. Но помимо коменданта присутствовали только сам Хаукон, медик, уже знакомая Холанну девушка-механик по имени Туэрка, и священник Фаций Лино. Уве посчитал за лучшее не спрашивать, почему комиссар счел хирурга, механика и священника достойными столь серьезных вопросов, но про себя отметил, что, надо полагать, это и есть настоящие командиры Волта.

Радиорубка представляла собой поднятую на сваях "таблетку" со скошенными стенками и довольно широкими окнами. Так что в иных обстоятельствах из нее открывался бы неплохой обзор всей базы. Но сейчас окна были закрыты бронированными жалюзи, так что свет проникал через небольшой круглый иллюминатор в клепаном потолке. Лампы не включали — сразу после инцидента с чумным пациентом комиссар ввел строжайший норматив на потребление электричества. Зачем — непонятно, учитывая, что подземные танки были щедро наполнены прометием. Но тем не менее все потребление было переведено на экономичный режим по самому необходимому минимуму.

Туэрку Холанн уже видел. Без капюшона и маски ее уши казались еще больше, а разноцветные глаза еще ярче. Черты лица были очень выразительными и тонкими, будто балансирующими на грани между аристократичным изяществом и истощенностью от хронического недоедания. Да и в целом девушка достаточно отличалась от коренных ахеронцев — не каким-то конкретным признаком, а скорее совокупностью оных, всем обликом. В личном деле наверняка стоял штамп "иммигрантка в первом поколении". Холанн старательно смотрел в сторону, как бы не замечая механика, но взгляд сам собой раз за разом возвращался обратно. Чем-то она его привлекала... А чем, Холанн и сам не смог бы сказать.

Священник по имени Фаций Лино, вернувшийся ранним утром из поездки в какой-то забытый всеми уголок тундры, ничем особенным не выделялся. Он словно сошел со страниц назидательной брошюры "Слуги Его, во всех ипостасях и образах представленные" — на вид довольно пожилой, не очень высокий, с бритой головой и крючковатым носом. Выражение лица у священника было угрюмым и брюзгливо-сердитым, однако пару раз в глубине темных глаз Холанну почудился отблеск затаенной иронии. Будто Фаций одновременно и кропотливо выстраивал зловещий образ аскетичного фанатика, и посмеивался над ним же.

Пока Холанн старался не смотреть на девушку с зелено-голубыми глазами и думал, кто же на самом деле управляет Волтом, Александров развернул странную штуку, похожую на хитрый ящик с зеркалами и сильной лампочкой. Штука оказалась собранным из подручных средств проектором для увеличения и демонстрации пиктов.

— Третий час от помещения второго пациента в карантин...

Пикты, отпечатанные на полупрозрачной пленке, повинуясь быстрым, точным движениям сильных пальцев медика, сменяли друг друга на подставке-планшете. По ходу демонстрации хирург коротко и совершенно отвлеченным тоном комментировал.

— Пятый час. К сожалению, в документировании получился большой перерыв ... по причине известных событий. Обратите внимание на изменение цвета кожных покровов.

— Сказал бы сразу — "пациент обретает ровный серо-зеленый цвет", — посоветовал священник. Голос у него вполне соответствовал образу — суховатый, с щедрой толикой язвительности.

— Или так, — согласился Александров и положил новый лист. — Шестой час. Насколько я могу судить, как только "нулевой" ... упокоился, процесс пошел очень быстро. Как будто оба ... пациента были связаны. Начались "мерцающие" потери сознания и очень сильные нелокализованные боли. Лауданум не помог, подействовала только тройная доза стимма. И то отчасти, но больше я давать не решился, сердце и так зачастило со скоростью сто шестьдесят в минуту.

— "Мерцающие"? — спросил Тамас.

— Да, то есть быстрые провалы не дольше десяти секунд, но частые, до десяти эпизодов за час.

— Ясно. Дальше, — нахмурился комиссар. Он выглядел еще более бледным и уставшим, что, впрочем, было понятно и естественно. Холанн провел остаток дня и последующую ночь, запершись в своем жилом отсеке, непрерывно молясь Богу-Императору. Но ни стены, ни собственный истовый шепот не могли заглушить лихорадочную деятельность, что развил гарнизон базы. Насколько понял комендант Уве, Волт переходил на уставное военное положение, кроме того, много забот доставил вскрытый ангар. Судя по всему, запечатать его все-таки удалось, но кое-как и, разумеется, уже без всякой защиты Его Слова и Знака.

— Шестой час. Апатия сменяется лихорадочной деятельностью. Пациент по сути потерял способность к адекватному общению. Испытывает только одно, зато всепоглощающее желание — обязательно попасть в людное место. Речь бессвязна и представляет собой путаные разъяснения, почему он должен немедленно уйти. Долг службы, страх наказания, общение с друзьями — в ход идет любой предлог. Но, повторюсь, все путано и в целом походит на бред умалишенного.

— Психопатология или начались органические изменения мозга? — уточнил человек, от которого Холанн меньше всего ожидал наукообразного вопроса — священник Фаций.

— Без энцефалоскопа это можно было узнать только вскрыв череп, — нисколько не удивился Александров. — Но такая техника для базы не предусмотрена. Предполагается, что расстройства психики у солдата есть следствие лени и трусости, поэтому они, то есть расстройства, лечатся сугубо дисциплинарно. А теперь самое главное...

Новый лист.

— Седьмой час. Повышение температуры тела до сорока трех градусов. Приступы агрессии, речь полностью потеряла связность, но при этом явно и определенно структурирована. Как будто он изобретал свой собственный язык прямо по ходу, так сказать, "общения". С этой минуты бокс загерметизирован, все действия персонал проводил с помощью манипуляторов.

— Раньше никак? — спросил Тамас.

— А раньше они не работали, — честно сообщил Александров. — Там такая хитрая штука нужна, для передачи импульса копирам, она давно сломана, а сделать из подручных средств невозможно. Пришлось снимать с сервитора, когда он закончил с "восемнадцатым". Все равно машину на слом.

— Да, киборг — все, закончился, — вставила Туэрка. Ее голос, не приглушенный маской и капюшоном, оказался чуть резковат, но тоже довольно приятный. Уве тихонько вздохнул.

— Не восстановить? — скривился комиссар.

— Никак, — развела руками девушка. — Механика еще кое-как работает, а вот то, что осталось от мозга — никак не функционирует. Как будто все нейроны посгорали. То есть конечно они не сгорели, но сигналы не проходят...

Она замялась и, в поисках нужного слова, покрутила в воздухе маленькими худыми руками, на которых свободно болтались рукава старого, много раз чиненого и латаного комбинезона. Холанн мимолетно подумал, что Волт стал обителью малоразмерных людей.

— Понял, — Тамас прервал мучения Туэрки.

— Восьмой час. Пациент по сути мертв — температура тела перешла порог денатурации белка. Выделительная система полностью отключилась, уровень токсинов в крови десятикратно превысил условный порог смертельного содержания. Но как видите — он вполне...

Александров вздохнул и развел руками. Пикты говорили сами за себя.

— Жив и вполне бодр, — прокомментировал Тамас.

— Вряд ли "жив", но определенно деятелен, — отозвался священник, истово осеняя себя аквилой. — Воистину, неисчислимы происки и проявления врагов ...

— Точно, — согласился хирург, повторяя за Фацием священный жест, но в голосе Александрова Холанн не услышал должного почтения. — Тогда я все-таки решился сделать биопсию.

— Почему так поздно? — вопросил Лино, на этот раз без всякого фанатизма в голосе, очень деловито.

— Я никогда не видел такой клинической картины, — честно признался медик. — И не слышал ни о чем подобном. Признаюсь откровенно, я хотел как можно меньше воздействовать на пациента. Во избежание...

— Все ждал, когда примчится карета из Танбранда? — тяжко вздохнул Тамас.

— Да. В случае эпидемиологической опасности мортусы действуют незамедлительно. Они должны были появиться еще вчера... Но никто не прилетел, мои запросы остаются без ответа.

— Ясно, — с неопределенным выражением отозвался Хаукон. — И что дальше?

— Биопсия была сделана. Я отлучился с пробой, чтобы глянуть на нее в перспицилум... А минут через пять дежурный санитар заорал, как резаный.

Александров положил на подставку новый пикт. Священник вновь осенил себя аквилой, жест повторили комендант, медик и механик. Уве отметил, что комиссар лишь нахмурился еще больше, но руки Тамаса остались неподвижны...

— Ой-ей-ей, — тихо проговорила Туэрка и шмыгнула носом, совсем по-детски.

— Да уж, — крякнул священник.

— Растекся жижей, — сообщил хирург так, словно очень наглядную картину, запечатленную на пикте, нужно было разъяснять. — В несколько минут.

— Механизм распада? — спросил Фаций. — Кислотное?

— Протеолиз. Ферментативное разрушение белков. Штука, в принципе, известная, катачанская трехчасовая гангрена дает похожую картину — но не в таких масштабах, и не с такой скоростью. В организме внезапно высвободилось огромное количество токсина. Как он накапливался, не разрушая клеток — вопрос не ко мне. Магосы, может быть, разобрались бы...

— А биопсия?

— Превратилась в тот же студень. Я успел сделать несколько основных вирусных проб, но они ничего не показали. В электроскоп я его увидел. Но по имеющимся у меня определителям не опознал. Агент не относится к известным.