Боргар начал понемногу надеяться, что все еще обойдется. Близился рассвет, и хотя было очевидно, что орки вряд ли уподобятся могильной нежити, убоявшись солнца, мысль о солнечном свете немного успокаивала. Все-таки люди традиционно лучше дрались днем, в отличие от орков, которые одинаково хорошо видели в любое время, кроме сумерек.
Последующий час прошел в странной тишине. Нет, раз пять или шесть орки пытались 'набигать', но это ответственейшее в жизни каждого орка мероприятие почему-то осуществлялось на уровне детского утренника. Боргар уже прикидывал, не сходить ли в контратаку с десятком добровольцев, но тут заорал часовой с левого фланга. Над твердым, как камень, отполированным ветрами сугробом появилась орочья башка, а потом, с уханьем на пять или шесть голосов, из-за сугроба выкинули здорового сквига, обвешанного какими-то сумками. И сквиг, радостно вереща, побежал к грузовикам.
— Танкобой! — одновременно с арбитром заорали несколько голосов, и все, кто видел сквига, принялись вразнобой палить по нему. Но попасть в быстро петляющего гаденыша оказалось нелегко. Кто-то заорал 'Ложись!' и Боргар ничком бросился на крышу.
Звука он не услышал. Просто мир вокруг стал нерезким и наполнился звоном, а металл под боком показался особенно твердым и холодным. Арбитр медленно, с трудом, привстал на одно колено и увидел осевший на бок грузовик с вмятой броней, двух стрелков, убитых на месте, и оглушенных людей. Когда в голове немного прояснилось, Владимир наконец заметил орущих набигающих нобов. То есть арбитр понял, что зеленые громко орут, по разинутым пастям и брызгам мутной пенистой слюны, срывающейся с клыков. Звуки безуспешно стучались в уши контуженного арбитра.
Кованый крюк зацепился за борт машины, ноб полез на грузовик, скалясь и вопя. Боргар пристрелил его в упор и уронил пистолет с пустой батареей. Остался только нож. Мертвый орк так и не выпустил крюк и повис за бортом, как большой серо-зеленый мешок, стучась башкой о металл при каждом рывке машины. Но рядом уже лез другой, потрясая каменным топором.
"Я плохой командир" — подумал Боргар, пытаясь удержать нож в дрожащих пальцах и удивляясь, как легко складываются мысли, несмотря на звон в ушах и вату в голове. — "Из меня вышел плохой командир... Может и правильно, что сдохну вот так, в одиночестве и глупо".
Ноб наконец залез на борт, покачался на коротких тумбообразных ногах и с рычанием занес топор, скалясь улыбкой в полсотни зубов. А затем умер. Пулеметная очередь пришла откуда-то сбоку и снизу, разметав череп и верхнюю часть торса орка в рваные ошметки.
* * *
— Ты живой?! — Хаукон потряс за плечо человека в плаще арбитра, которого объединенного усилиями стащили с крыши грузовика на моторный отсек командирской Химеры. У человека тряслась голова, из ушей текли струйки крови. Уве мимоходом отметил, что у предполагаемого арбитра странные глаза без ресниц и очень яркой радужкой, но почти сразу забыл об этом занимательном феномене. Парни Готала носились вдоль конвоя, вереща и расходуя боеприпасы самым шумным образом. Две Химеры шли по обеим сторонам вереницы машин, буквально расчищая обочину от вражеских нобов огнем пулеметов.
— Совсем плохой, — констатировал с мрачным неудовольствием комиссар и, прежде чем Холанн успел спросить, чем 'плох' арбитр, отвесил человеку в плаще две хороших, крепких затрещины. Тот дернул головой и наконец сфокусировал на Тамасе все еще мутный, но уже более-менее осмысленный взгляд.
— Живой? — повторил Хаукон, перекрикивая шум стрельбы. Пулеметы в исполнении Иркумова получились громкими и 'плюющимися', поскольку нормальный пламегаситель механик изобрести экспромтом банально не успел, да и подгонка деталей оставляла желать лучшего.
— Д-да, — проскрипел арбитр.
— Владимир Сименсен? — уточнил Тамас.
— Да, — повторил арбитр, уже достаточно четко.
— Мы пришли, — сообщил комиссар, не уточняя, кто именно, но контуженный понял и так.
— Слава Императору, — прохрипел арбитр, сплевывая розовую пузырящуюся слюну — верный признак сломанных ребер и отбитых легких. — Значит, вы нас все-таки встретили... Не бросили... А мы боялись, что базу придется штурмовать.
— Не придется, — мрачно пообещал комиссар, крутя головой в черной фуражке.
Небо посветлело, а тьма поблекла, обретя приглушенный сероватый оттенок. Горизонт отметился четкой линией, словно прорисованной одновременно углем и алой краской. Рассвет подступил совсем близко.
— Что-то не так, — пробормотал, озираясь, Тамас. — Что-то не правильно. Орки так не атакуют. Слишком слабо и неуверенно.
— Они ... нас ... проверяли, — медленно и чересчур громко выговорил арбитр, ожесточенно растирая уши. Похоже он плохо слышал от контузии.
— Орки редко что-либо проверяют, — быстро отозвался комиссар. — Тем более, когда тут столько добра при слабой охране. Если на вас нападали так слабо, это значит, что основная молотилка идет где-то в другом месте.
— Где? — спросил Уве, уже предугадывая ответ.
— А ты угадай, — ощерился Тамас в чисто орочьей ухмылке. — Кто здесь настолько страшный, чтобы отвлечь зеленых парней?
Холанн машинально сложил руки аквилой, но ничего не сказал. А комиссар долго и витиевато выругался. Уве сначала подумал, что Хаукон выражает отношение в текущему положению дел, но ошибся. Тамас сделал движение рукой, будто выловил из воздуха невидимое насекомое, махнул кулаком и повторил длинную матерную тираду.
— Снег, — прошептал Холанн, в свою очередь вытягивая вперед ладонь. На черную ткань перчатки комбинезона пустился белый пушистый мотылек — большая снежинка. Она почти сразу растаяла большой каплей, но за ней последовала другая. И третья.
— Снегопад, — подытожил Тамас. — Начинается снегопад. И сильный.
Одна из Химер сдавала назад, к голове колонны, стараясь не зацепить машины. Пулемет на башне отстреливал короткие — в два-три патрона — очереди, скорее для острастки. Вторая БМП рычала двигателем на противоположной стороне, ближе к хвосту конвоя.
С лязгом и грохотом подлетела пятиколесная повозка Готала, резко остановилась с разухабистым поворотом на девяносто градусов, буквально окатив снегом Химеру, как лодка на морской волне. Мехбосс потряс трофейными сникротовскими мечами и что-то проорал на своем языке.
— Идет орда, — перевел комиссар, почти не изменившись в лице. — Прямо по дороге, из Танбранда. По вашим следам.
Готал сказал, точнее проревел еще пару коротких фраз.
— Идут быстро, километров ... — Тамас запнулся. Переводя в уме орочьи меры длины в метрическую систему. — Километров пятнадцать в час. Хреновы лошади...
Кто такие 'лошади' Уве не понял, но и так было очевидно, что это нечто быстрое и опасное.
Арбитр, относительно оклемавшийся, бросил несколько коротких слов в пустоту. Судя по дальнейшему молчанию и отсутствующему взгляду, он связался по воксу с невидимым адресатом и теперь слушал ответ.
— Извиняй, Хаук, — прогудел мехбосс со своего 'трона', с лязгом складывая ножи на решетчатую платформу. — Побить человеков — это нормально. Подраться с братвой — тоже нормально. Но махаться с мертвыми бродилами... Нет, тут я не участник.
— Это соответствующим образом скажется на наших будущих деловых отношениях, — с непроницаемым видом сообщил Тамас, глядя на босса снизу-вверх, но с отчетливой угрозой.
— Сначала выживи и вернись на базу, — отозвался Готал. — Потом поторгуемся заново. Только вот... — вождь глянул на восток. — Думаю, договариваться я буду уже с твоим преемником.
— Как знаешь, — Хаукон отвернулся, мгновенно потеряв видимый интерес к орку. Впрочем, Уве отметил, что силовую косу Тамас держит наготове.
— Бывай. Может еще встретимся, — сумрачно пожелал Готал и гортанно заорал на всю округу, созывая своих.
— Что будем делать? — спросил Холанн, когда 'колесница' мехбосса умчалась в сторону, оставляя широкий след на снегу.
Комиссар смерил взглядом чуть пошатывающегося, но уже вполне устойчивого арбитра.
— Добровольцы найдутся? — коротко спросил Тамас без лишних слов.
Арбитр прищурился, вглядываясь в лицо собеседника.
— Ты комиссар? — неожиданно спросил он. — Хаукон Тамас?
— Да, я, — нетерпеливо ответил означенный Тамас. — Это важно?
— Н-нет, — вымолвил арбитр после короткой паузы, во время которой он словно боролся сам с собой. Так, словно хотел что-то сказать, нечто крайне важное, но решил отложить на потом, в более спокойный час.
— Отлично. Повторю, добровольцев найдешь?
Поняв, что арбитр все еще туговато соображает после контузии, комиссар быстро разъяснил:
— Снег будет, много снега. Конвой снова пойдет со скоростью медленного пешехода. Орда нагонит раньше, чем доберетесь до Волта.
Арбитр глубоко вдохнул и выдохнул. А затем сказал:
— Найдем. Эх... Жаль, минами не смогли запастись...
И Холанн подумал, что, наверное, ему все-таки придется нарушить обещание, данное Туэрке...
* * *
Солнце выкатывалось из-за горизонта, неожиданно быстро и решительно. Казалось, только что выглянул самый краешек короны, но вот уже почти пятая часть алого диска уверенно показалась в лазурном небе. Алое и лазурное — очень чистые, почти неестественные в своей естественности цвета затопили мир. Однако ненадолго — снегопад, начавшийся тихо, будто несмело, быстро набирал силу. Снежинки собирались в пушистые хлопья, которые опускались на землю, медленно кружась в немом танце. Белое одеяло скрывало обломки, гильзы и трупы.
Похолодало, но не существенно. Пару раз Уве едва не впадал в ступор от нехватки углекислоты в атмосфере, но организм, подстегиваемый напряжением, буквально заставлял глотать драгоценный воздух, насыщая кровь кислородом.
— Химеры по центру! — командовал комиссар. — Фланги углом, 'галкой', чтобы не обошли!
— Затем по очереди все ко мне, с левого фланга и далее, по два человека, — тише, но вполне уверенно дополнил арбитр Сименсен. — Каждому чашку бульона и три галеты. Все, кроме часовых, имеют время обедать.
— Амасек будет? — спросил кто-то из гарнизонных. Голос звучал весело, но с чуть заметным надрывом, так, словно спрашивающий забивал демонстративным весельем страх. Впрочем, так оно наверняка и было.
— Амасека плеснем каждому по возвращении, — веско пообещал Тамас.
— По нормальному то хоть плеснете? Или по-'пайковому'?
— Не боись, — с полным пониманием важности вопроса ответил Хаукон. — Так отмерим, что из задницы польется. Мы его заслужим, каждую каплю.
— Без выпивки жизнь не в радость, — а это вставил кто-то из конвойных, кажется энфорсер. По крайней мере на нем был изорванный плащ и дробовик Арбитрес. И голос более уверенный, этот человек действительно шутил, без задней мысли.
— Амасек сам собой появляется там, где солдаты, — в тон шутнику ответил Хаукон. — Но не сразу. Вот навешаем коварному врагу, тогда уж!
— Э, неправда ваша, господин комиссар! Наоборот, солдаты самозаводятся там, где есть харч, выпивка и э-э-э... — энфорсер запнулся.
— Женщины, — милостиво поддержал хохму Тамас.
— Вот, 'отец солдат', сразу видно, — одобрительно хмыкнул немолодой уже боец. Кажется, Спенсер Махад или что-то в этом роде, Уве вспомнил его мимоходом.
На этот раз посмеялись от души и все. Или почти все. Юмор выдался непритязательным, но все же отчасти смягчил и разрядил томительное ожидание. А затем, когда арбитр уже заканчивал раздавать бульон, примчались дозорные с одной лишь вестью.
'Идут!'
Они идут...
Комиссар быстро дожевал холодную и твердую, как подошва, витаминизированную галету, окинул взглядом оборонительную позицию.
Химеры, как и было приказано, встали на дороге треугольником 'на два корпуса', образовав опорный узел. Будь противником орочья банда, Тамас не рискнул бы ставить бронетехнику плотно, бок-о-бок, но сейчас враг был совсем иным, и комиссар сделал выбор в пользу возможности массировать и координировать огонь. Два гантрака поставили на флангах, как бы замыкая пехотные цепи, человек по тридцать на каждой стороне. Получилось нечто вроде угла, который опирался вершиной на дорогу, указывая на восток.
— Мне что делать? — тихо спросил Уве, подойдя к Тамасу вплотную. Комендант крепко сжимал в чуть дрожащих руках укороченный лазган.
— Что хочешь, ты уже все сделал, — так же негромко ответил комиссар, взвешивая на весу свое жутковатое орудие. На лезвии косы не осталось ни капли орочьей крови, хотя Тамас зарубил по меньшей мере двоих — это только те, за кого Холанн мог поручиться с полной уверенностью. Словно коса выпила кровь врагов. — Только учти, лазер отдачи не дает, но при стрельбе ствол вибрирует от работы охладителя. Так что ставь на одиночный и целься лучше.
— На одиночный... — чуть растерянно повторил Уве, рассматривая винтовку.
— Вот этот рычаг, сдвинь в среднее положение, — шевельнул бровью Хаукон, и Холанн понял, что комиссар пощадил его репутацию, не показывая всем беспомощность коменданта в обращении с оружием.
После короткой борьбы Уве победил бездушную технику, найдя нужный переключатель и установив в рекомендуемую позицию. А затем побрел вперед, к передовой Химере. Тамас глянул ему вслед, вздохнул и пошел на правый фланг, закинув косу на плечо. На левом фланге орал хриплым и надтреснутым голосом арбитр Сименсен, обещая все кары Бога-Императора нерадивому идиоту, который сделал что-то ненадлежащим образом. Что именно — Уве не понял, но ориентируясь по спокойствию остальных решил, что все идет должным образом.
Снег падал все гуще, видимость стремительно ухудшалась. Солнце скрылось за пеленой туч и туманной дымки. Химеры и грузовики зажгли прожекторы, пробивая молочно-белую стену метров на тридцать не больше. Холанн прошел мимо серого борта передовой машины и шагнул дальше. Он не видел, но чувствовал, как в спину ему уперлись десятки глаз. Не торопясь комендант опустился на колени, затем лег ничком, примостил оружие перед собой, намотав ремень на левый кулак — он подсмотрел это у кого-то из солдат.
Они идут...
И заслон на дороге — единственное, что отделяет орду нежити от уходящего к Волту конвоя.
Только теперь Уве понял, что его мучает безумная жажда. Комендант украдкой набрал немного свежевыпавшего снега и отправил в рот рыхлый ледяной комок. Зубы заломило, язык сразу онемел. Наверное, подумал Уве, от этого можно простудиться... И мысль показалась ему настолько смешной, что Холанн тихонько засмеялся.
— Комендант с нами, — громко провозгласил за спиной комиссар. Судя по направлению звука, он залез на машину и вещал сверху.
— Комендант впереди всех, он не боится схватки и смерти, он не прячется за броней. И коли так, разве мы можем теперь дрогнуть духом и отступить?
Холанн с трудом подавил приступ истерического смеха. Тихо всхлипнул, протирая лицо холодным снегом, а затем нервический припадок веселья разом прошел, замерзнув, как и кровь в жилах Уве.
Он услышал...
Они действительно пришли.
Глава 32
Тишина... Она обволакивала мягкой невидимой пеленой. Большие лохматые снежинки падали очень медленно, будто нехотя. Они кружились, танцевали в лучах прожекторов, словно стремились продлить каждое мгновение полета. Сильно потеплело, скорее всего температура приближалась к нулю градусов. Во всяком случае Холанн почти согрелся, хотя лежал навзничь, с откинутым капюшоном.
