Со смесью недовольства и заинтригованности на лице кузен сполз с дивана и протопал за Гарри на кухню.
— Там дружки твои бывшие пришли, — Локи кивнул в сторону улицы. — Видеть тебя хотят.
— И что им надо? — толстяк посмотрел в окно, но отсюда мальчишек не было видно.
— Ну, я не знаю... Может быть, их замучила совесть. Тяжело, знаешь ли, жить, если кого-то подставишь. Тем более — друга. Думаю... Да, я думаю — они хотят извиниться.
— Да? — Дадли задумчиво поворошил волосы рукой, липкой от конфет. — Но... Вообще-то папа сказал, чтобы я с ними больше не...
— А, — с насмешливым пониманием перебил его Локи. — Ладно, я понял. Пойду, скажу им, что ты папенькин сынок и не в состоянии сам решить, с кем тебе дружить, а с кем нет. И даже сказать сам об этом не в...
Дадли нахмурил лоб и, резко оттолкнув его рукой, решительно направился к выходу.
— Не лезь не в свое дело! — угрюмо буркнул он, отпирая замок. — Ты еще у нас свое... — и, на прощание показав Гарри кулак, исчез за дверью.
Локи аккуратно придержал дверь, чтобы она не хлопнула, и, даже не пытаясь хоть как-то замаскировать ехиднейшую улыбку на довольном лице, выглянул на улицу. Некоторое время он наблюдал, как обступившие кузена мальчишки о чем-то с ним переговаривались, затем куда-то все вместе отправились, пропав за углом.
Ну вот. А теперь можно. И он от души хлопнул дверью. Конечно, расчет был верен: тетка, прервав свое отрешенное погружение в скорбь, с измученно-недовольным лицом немедленно предстала перед ним в коридоре.
— Что здесь такое? — зло и устало процедила Петунья, упорно делая вид, будто обращается в пустоту.
— Сквозняк, тетя, — невинно пожал плечами Локи. — Дадли позвали его бывшие друзья на улицу, а он дверь не закрыл.
— Друзья? Друзья?! — на лошадином лице сменялись выражения неприязни, возмущения и тревоги. — Да как они вообще после всего посмели?! Когда я звонила, чтобы вместо Пирса в зоопарк с Дадли поехал Гордон, его мамаша... эта наглая самодовольная лгунья, она заявила, что... — тетя, видимо, поймала себя на мысли, что высказывает все это племяннику, которого перед этим твердо решила игнорировать, и резко вернулась к первоначальной теме: — Что им нужно?
— Думаю... поквитаться. От зависти. Ведь он остался учиться в школе, а они — нет.
— Что?! — вскричала Петунья, как будто наступила босиком на осу. — И зачем же он с ними?.. Ведь мы же ему говорили! — она дрожащими руками кинулась открывать дверь, и только выскочив на улицу, обернулась. — Куда они пошли, знаешь?
Ну вот. Теперь уже смотрит на него. Заинтересованно так смотрит. И не замечать не старается. Смешно, да? Действительно — ничего не меняется. Сейчас уже понадобился? Когда кому-нибудь очень нужны его знания, так сразу же перестают смотреть, как будто бы он ничего не значит. Смешно, конечно... Немного. Только куда больше — противно.
— Да, знаю. Но скажу вам только при одном условии.
— Какое еще условие?! — вскипела тетка. — Я не позволю тебе нам ставить условия! Немедленно говори! — и она, кинувшись на него разгневанным коршуном, со всей силы вцепилась тонкими пальцами ему в плечи.
Он даже не шелохнулся. Зеленые глаза зло ожгли впившиеся в чувствительную смертную плоть руки, туго сжимая обе манжеты ее светло-голубой кофточки.
— Ай! — взвизгнула Петунья, отдергивая руки и пытаясь расстегнуть вонзившуюся в запястье пуговицу.
— Все изменилось, тетя, — произнес Лафейсон ледяным тоном. — Я теперь могу постоять за себя. Так что, если хотите, чтобы я в чем-то вам помогал, то вам тоже придется относиться ко мне более... — он странно усмехнулся, примеривая к себе это слово. — Да, более по-человечески.
— И не надейся, — пробормотала она, наконец, справившись с непослушной пуговицей. — Я и без тебя... — и бросив на него последний полный презрительной ненависти взгляд, она побежала по дорожке, дробно цокая каблучками.
Без него, однако, не получилось. Петуния, добежав до калитки, вышла на улицу и в растерянности остановилась. Она вертела головой то в одну, то в другую сторону, но тех, кого она так стремилась увидеть, уже и след простыл. Один раз она все же оглянулась на него, но потом, что-то зло пробормотав, повернула, видимо, наобум и довольно быстро начала удаляться.
У кого богам нужно просить терпения? Упрямую смертную хотелось попросту придушить. Причем, отнюдь не магическим способом — воротником или поясом, а просто-напросто рукой и за шею. Хорошо так прижать... Чтобы захрипела. Но вместо этого ему пришлось пуститься вслед за ней, причем, предельно быстрым шагом. Думать, чем назавтра ему отомстит это загнанное за последние два дня тело, совершенно не хотелось.
Петуния добежала до конца улицы и снова остановилась, решая, куда повернуть. Лафейсон, немного поотстав, шел за ней, стараясь, чтобы это выглядело ходьбой, а не ковылянием.
— Локи? А может, не надо? — неожиданно заговорил Гарри. — Пускай она его не найдет. Или... Ты смог бы сделать это попозже?
— Ууу... — с деланным удивлением воззрился на него бог. — Мне кажется, я тебя недооценивал. Ты такой ненасытный в своей мести, что сделаешь фору... любому.
— Пускай! — упрямо закричал мальчик. — Ты знаешь, они вместе меня сколько раз? Так пусть хоть разочек его! И так их всего трое, а Дадли не слабый!
— Ты прав. Я и не говорю, что это несправедливо. И не говорю, что это не должно быть приятно. Просто... Месть все же не должна застилать глаза. Поверь — это точно путь к проигрышу. И если сейчас ситуацию лучше использовать для другого, то можно и пожертвовать своим маленьким удовольствием. Вернее, даже не так — можно пока его отложить. Тем более, что мне кажется, ты просто не осознаешь, насколько мы уже ему отомстили. И он пока тоже этого не осознает. За несколько дней мы его лишили почти всего — репутации, нормальной характеристики в школе, друзей и даже, по сути, отца: я постараюсь сделать так, чтоб он нескоро вышел, если вышел вообще. А очень скоро я лишу его еще и наследства. Захочешь — мы это наследство просто прогуляем, хотя у меня есть и более интересные планы. А ты цепляешься сейчас просто за то, чтобы его немного подольше помутузили? Мелочно как-то, право слово.
— Локи, но тогда... тогда... — Гарри широко раскрыл глаза, кажется, до него только сейчас действительно стало доходить.
— Стоп, — наставил на него палец Лафейсон. — Не заставляй меня сейчас тебя переубеждать уже в другую сторону. Сперва дела, а после уже сможешь подумать — достаточной была месть, недостаточной или чрезмерной, — он с убеждением посмотрел в удивленно-задумчивые глаза Гарри. — И, если покажется мало, то я уже решил его оставить при тетке, чтобы... — бог сделал паузу и показно-жизнерадостно ухмыльнулся, — чтобы тебе было на ком отрабатывать приемчики.
Гарри озадаченно замолчал, чему Лафейсон весьма обрадовался, потому что он как раз не без труда настиг на углу миссис Дурсль, готовую возобновить погоню в произвольно выбранном направлении.
— Не стоит, — он качнул головой, стараясь не обнаружить перед зловредной смертной сбившееся дыхание. — Отсюда хотя бы виден дом, тетя. Если... ой, я хотел сказать — когда Дадли вернется, ему может понадобиться помощь. Ну там — что-нибудь смазать или что-нибудь забинтовать... Ну, худой конец — скорую вызвать...
Наблюдать за эмоциями на лице доведенной такими предположениями мамаши было одно удовольствие.
— Ты что такое говоришь?! — наконец, не выдержала она. — Какую скорую?!
— Вы правы, тетя. Это обычная детская драка, и она редко заканчивается чем-то серьезным. Ну там — зуб, в крайнем случае, выбьют. Или два... Хотя, бывает, и глаз.
Вот сейчас только не засмеяться. Слишком уж тетя стала похожа на рыбу, выброшенную на берег. Ртом уже воздух очень активно хватает, как бы еще биться о землю, к тому же, не начала.
— Что ты хочешь? — каким-то совсем осипшим голосом спросила она.
А вот это — уже совсем другой разговор. Можно сказать — деловой.
— Просто чтобы вы меня выслушали. Например, за ужином. Не перебивая и не делая вид, что меня не существует.
— Я выслушаю тебя. Так куда? В какую сторону? Только это совершенно не значит, что я поверю хоть одному твоему слову!
Поверите, тетя. Конечно, поверите. Потому что у него будут очень веские аргументы.
========== 70. Милосердный бог ==========
Тетка почти бежит, вот зараза, ему за ней при всем желании не поспеть. Остается надеяться, что он рассчитал все верно, и дружки успеют немного потрепать Дадли, не доводя до крайностей. Потому что, если дело кончится чем-то типа сотрясения (а что они на это способны, он уже на себе прочувствовал), то во-первых, ему это сразу вменят в вину из-за задержки, а во-вторых... А во-вторых, ей вообще станет не до бесед. И их встреча в верхах накроется.
Стоп! Он свернул за очередной угол и чуть не налетел на Петунию, которая тоже почему-то остановилась. То ли перевести дыхание, то ли... А, нет — просто застыла в шоке, глядя на то, что творится в открывшемся взору скверике.
Таки немножко не рассчитал... Вот только в другую сторону! Дадли держался против троих. Он молотил кулаками по воздуху, а они явно не стремились под эти кулаки сунуться. Пустое, не сможет так долго — измором возьмут. Если только... Конечно. Петунья. Сейчас отдышится и...
И будет нехорошо. Придурок останется в выигрыше, еще и матери сможет пенять, что лишила его славной победы, а его помощь, считай, обесценится. Кроме того, у него есть и более далеко идущий план, для которого совсем нежелательно, чтобы мелкий Дурслёнок сейчас отбился.
* * *
Гарри смотрит на происходящее во все глаза. Он никогда не видел, как это со стороны, он всегда был их жертвой. Но сейчас в центре кузен. И это... дико как-то, просто не верится. Дадли держится пока что. Пирс... Пирс, как всегда, пытается ухватить жертву своими ручищами, но боится подставиться под удар. И тогда... Тогда Пирс начинает подло пинать уже измотанного противника по ногам. Идею тут же подхватывают и Гордон с Малькольмом. Вот и все, кто-то попал. Даже отсюда слышно, как Дадли стонет, заваливаясь на землю.
Неожиданно рядом дико взвизгивает Петунья (Гарри как-то даже успел про нее забыть) и со всех ног устремляется на помощь к сыну.
— Ты хотел задержать? — голос Локи звучит с деловитой холодностью. — Можешь.
— Я уже не хочу.
— Делай.
— Но ведь это неправильно! Он же и так один против троих, а тут еще и...
— ДЕЛАЙ!!! ЭТО — ВОЙНА!!!
Гарри резко выбрасывает правую руку вперед, делает полуоборот полураскрытой ладонью. (ЕГО жест? Но откуда?) Энгоргио! — почти невидимый бесцветный луч срывается с указательного пальца, вздергивая кверху слегка выступающий корень дерева, над которым как раз заносит ногу почти бегущая женщина. Энгоргио! — и мгновенно удлинившийся каблук приходит в зацепление с подогнанной под него преградой.
Есть! Петунья, отчаянно взмахнув руками, падает на колени посреди небольшого скверика, так и не добежав до своей цели.
Троица, заломив Дадли руки, тащит его к какому-то дереву. Распять хотят, что ли? А-а-а — привязать. Конечно, так бить куда проще.
— Локи... — Гарри шипит почти зло. — Ты же сказал, что не надо. Что уже достаточно мести.
— Мы и не мстим. Просто... Таковы сейчас наши интересы. Они должны начать его бить, чтобы наша помощь оказалась оцененной.
— Только начать?
— Да.
— Но ведь они уже...
— Мало. По ногам — мало. Надеюсь, скоро начнут по лицу.
Пирс держит Дадли, завернув ему руки за дерево и, кажется, даже зафиксировав их там чем-то, вроде, ремнем. Малькольм замахивается для удара.
Петуния поднимается, одергивая перепачканную юбку и потирая колено. Шарит в траве в поисках слетевшей с ноги туфли. Ха-ха — довольно ухмыляется трикстер. — А каблучок-то шатается — не побежишь.
— Что? Снова нельзя смеяться? — замечает он хмурый взгляд мальчика.
Гарри молчит — у них уговор. Просто неотрывно смотрит вглубь сквера, наблюдая, как кулак Малькольма врезается в щеку мычащего от боли в заломленных руках Дадли.
— Чем-то недоволен? Разве ты не об этом мечтал? Разве не твои желания я сейчас осуществляю? И ты теперь смеешь на меня так смотреть?
Гарри чувствует, как краска приливает к лицу.
— Откуда ты знаешь, что я об этом...
— Знаю. Я знаю людей. Вы все такие.
А еще я знаю себя. Свои мечты. Ты слишком похож на меня, мальчик...
Тетя скидывает мешающие туфли и бежит по траве босиком. Гордон бьет Дадли в живот, Петуния врезается в Гордона, Пирс от неожиданности отпускает руки жертвы, Дадли падает, а на него валится уже замахнувшийся для нового удара Малькольм.
Куча мала, стоны, крики, визги, вопли, занавес. Финита ля комедия.
Теперь-то хоть можно смеяться?
* * *
Вот только смеяться уже не хочется. Спадает напряжение, необходимость контролировать ситуацию, а вместе с этим тяжелым грузом накатывает усталость.
Ну, и конечно, это еще не финита. На удаленной сцене все те же.
Впрочем, одного из участников как ветром сдуло. Гордона. Сработало, значит, наставление директора. Как там? Ну да. Чтобы больше никаких недоразумений не было.
Два других так просто отступать не желают и, отбежав на безопасное расстояние, о чем-то переругиваются с Дурслями. Толком не разберешь, что кричат, но слова "психи" и "подкупили" удалось уловить несколько раз вполне отчетливо, а Пирс даже отважился пару раз запустить в сторону пары не то комком земли, не то камнем.
Неплохо. Действительно, очень неплохо. Все это ему очень на руку.
Вот только... Удовлетворения совсем не чувствуется. То ли от того, что сейчас еще предстоит тащиться домой, то ли... Да нет, пускай будет от этого. Ноги гудят. В жизни столько пешком не ходил. Сейчас бы летающую ладью или, хотя бы, коня. Угу. "Хоть царство за коня!" Читал...
— Ладно, отходим, — бормочет бог. — Нам надо исчезнуть раньше, чем все повернут в эту сторону. Какая еще "мимикрия"? Ножками!
Впрочем, тетка что-то в последний раз гаркнула в сторону хулиганов, и они, хоть и с видимой неохотой, наконец, удалились. Локи бы не удивился, если отпугивающим "заклинанием" послужило упоминание все той же школы Святого Брутуса.
Убегать больше не было ни смысла, ни сил, к тому же, уставшие за этот безумный день "ножки" этому явно противились. Так что он пропустил покидающих поле боя родственников, просто отступив за ближайшие тисовые кусты. Одежда-то на нем вполне себе зеленая. Пока зеленая. И пока еще не очень болтается. И туфли еще не слетают... пока. Он подновит это потом. Чуть позже. Перед спектаклем. Ему ведь сегодня еще предстоит и это...
* * *
Гарри смотрит, как его тетя и кузен тихо проходят в какой-то паре футов от него. Наверное, они бы его не заметили, если бы он даже не прятался. И, если бы он не видал всего, что произошло перед этим, скорее всего, он тоже бы их не узнал. Особенно тетю.
Всегда такая аккуратная, подтянутая и энергичная, сейчас она, хромая, плелась босиком, держа в одной руке поломанные туфли, другой прижимая к себе сына, такого же хромающего, избитого и потерянного. Надорванная юбка, испачканная травой, упавшие на лицо растрепанные волосы... И это его тетя Петуния?!
