Зверь лютый. Книга 10. Обязалово

Отношение к хлебу, к хлебопёкам во всём мире — особенное.

На Руси, вплоть до 20 века, почти всё сельское население, то есть почти всё вообще население империи, пекло хлеб дома. Рецидив случился во время Великой Отечественной, когда на оккупированных территориях и в партизанских краях централизованная выпечка хлеба прекратилась. Народ немедленно вспомнил свой исторический опыт. "Вспомнивших" ценили и в бой не посылали.

"Ценили" — всегда. В Древнем Риме, например, раба, умевшего печь хлеб, продавали за 100 тысяч сестерций, в то время как за гладиатора платили 10-12 тысяч.

"Ломать — не строить, душа — не болит". В смысле: не болит за гладиатора.

Марк Вергилий Эврисак, сын греческих иммигрантов, потомственных мельников и пекарей, в конце I в. до н.э. поставил себе в Риме у Эсквилинских ворот огромный памятник, настоящую трёхъярусную башню. На барельефах изображено приготовление хлеба на разных стадиях: ослы работают на двух мельницах, работники у стола просеивают муку, хозяин берет пробу. Машину для вымешивания теста вращает осел; погонщик следит — хорошо ли тесто вымешано. На двух больших столах тесто раскатывают и формуют; у каждого занято по четыре работника. К одному столу подошёл хозяин и даёт указания пекарям; все обернулись к нему и внимательно слушают. Около хлебной печи стоит рабочий и сажает хлебы. И, наконец, в высоких доверху наполненных плетёнках несут хлеб к весам; его взвешивают и принимают эдилы.

Просто для справки: до Генри Форда и его конвейера — две тысячи лет.

До этого римляне выпекали хлеб дома, а Эврисак запустил выпечку хлеба на продажу в товарных объёмах. Это оказалось настолько значительным событием для Рима, что Плиний-старший уделил Эврисаку несколько страниц в своих трудах.

У Эврисака мельничные жернова вращали рабы, ослы или лошади. Русская баба — не Эврисак. Она... по стародавней частушке:

"Я и лошадь, я и бык,

Я и баба, и мужик".

Сорокалетняя, полуслепая от темноты в доме и сажи в воздухе, бабушка с сорванной спиной и суставами пальцев, разбитыми артритом от стирки в холодной воде и непрерывной сырости — главная помощница: перебирает зерно, отделяя чёрные "угольки" спорыньи.

Старшая дочка, гордая родительским доверием, осторожно покачивает решето: просеивает уже готовую муку.

А хозяйка работаем мельником... На ручной мельнице!

В скандинавских сагах эта работа считалась особо тяжёлой и на неё ставили рабов. У русской крестьянки... вполне по "Вокзалу для двоих" — "сама, сама...".

Факеншит! Ну нельзя же так над людьми издеваться! Даже если они — наши предки! Есть же водяные мельницы! Их же в России тысячи! — Точно. Тысячи. Но — потом.

Водяные мельницы описаны ещё Ветрувием во 2 в. от РХ. В 6 в. основатель ордена Бенедиктинцев святой преподобный Бенедикт Нурсийский предписывал каждому монастырю обзавестись водяной мельницей. В Англии при Вильгельме Завоевателе по "Книге страшного суда" 6000 водяных мельниц на миллион с четвертью населения.

Ещё бывают ветряные мельницы. Их тут тоже нет.

Пресловутые семиты-шумеры ещё в 18 в. до РХ заставили царя Хаммурапи законодательно регулировать этот вид бизнеса. Понятно: инородцы-иноверцы-мутанты. Но 9 в. персы, постоянные торговые партнёры "Святой Руси", ставят ветряки с вертикальной осью. Что, этого никто не видел?!

Первая ветряная мельница с горизонтальной осью заработает во Фландрии через 20 лет — с 1180 года. А распространение по Европе получит только с 14 в.

Первые экземпляры водяных — вот в этом, в 12 в., начинают работать в западных княжествах. Построенные, похоже, пленными поляками и мадьярами.

Потом придёт "Погибель земли Русской", и на пару столетий навык будет утрачен. Как погибли целиком и некоторые другие отрасли экономики.

Будет восстановление: с 16 века описи поместий указывают огромное количество водяных мельниц в Центральной и Северной Руси. Даже маленькие речки обзаведутся каскадами плотин не хуже "Волжской лестницы". Но — потом.

Пока — мельницы только ручные.

* * *

Жернова одной такой меленки тащат мои беженцы. Два каменных "бублика" вишнёвого цвета.

Я углядел, сунулся посмотреть — баба в крик. Грудью закрывает, орёт "не дам!". Будто они бриллиантовые. Уговоров не слушает. Позвал Ивашку...

Мда. Удар по туземному уху у русских гридней доведён до автоматизма — баллистическая траектория соблюдается полностью вне зависимости от гендерной принадлежности летающего объекта.

* * *

Вишнёвый цвет камушков от примеси железа. Но вот структура... Обычно на жернова идут камни плотных пород: базальты, граниты. Такие материалы тяжело обрабатывать, нужны мастера с навыком и инструментом.

На "Святой Руси" чётко различают две специальности: каменщики и камнесеки. Первые — камни складывают. В стены церквей и крепостей, в мостовые, как замощён плитами княжий двор в Боголюбово. На строительство идёт мягкий камень — варианты известняков.

"Москва белокаменная" — потому что в Залесье использование белого камня стало фирменным стилем вот с этого, с 12 в. В 19 в. Герцен будет описывать конфликт между его отцом и Московским Патриархатом: церковники ломали камень в поместье, попортили поля, но платить отказались.

Кроме нужд строительно-отделочных, камнесеки высекают камни и для других целей. Жернова домашних меленок — едва ли не самое главное. Гранитным валунам придавать нужную форму без инструмента с алмазной абразивной кромкой...

А вот здесь, передо мной — плотно сцементированные остроугольные песчинки. Такие образовываются при мощном взрыве.

Вот только не надо сразу поминать пришельцев с Альдебарана! Хотя "ноги растут" из космоса: такие породы характерны для больших метеоритных кратеров — астроблем, называются зювиты.

В Ильинецком районе Винницкой области, на речке Сибок, притоке реки Соб, впадающей в Южный Буг, известен древний карьер по добыче камня для изготовления жерновов к ротационным мельницам. Крупномасштабную разработку Ильнецкого карьера начали ещё в III в. нашей эры. Сам кратер образовался 430 млн. лет назад в результате падения крупного метеорита. Физические свойства зювита, лёгкость в обработке и то, что при помоле зерна он не "засаливается", делали его наиболее удобным материалом для производства жерновов.

Сейчас, в 12 в., эти места — территория Поросья. Вот оттуда "вишнёвые камушки" и попали на Черниговщину. А теперь, с моей помощью, и на Смоленщину попадут.

И это ещё не самая "дальняя дорога". Жернова ценятся дорого, и уже в 21 в. такой камушек найдут в степях Призайсанья, на берегу озера Аркаул. В армии Батыя было много выходцев с Алтая — кто-то и притащил в родное становище свою добычу: мельничные жернова для любимой женушки.

Ручная мельница — женская принадлежность. Как часть нашего национального менталитета "баба с меленкой" останется надолго.

Есть на Волге городок Мышкин. В нём — восстановленная мукомольня. Там, помимо основной, промышленной мельницы с паровым приводом, есть и маленькие ручные мельницы. Маленькие, с метрового, примерно, диаметра жерновами. Во второй половине 19 в. дамы из местного "высшего общества" любили вечерком собраться на мукомольне и, обсуждая последние новости, покрутить ручки этих жерновов. Сам пробовал — идёт легко, вполне по силам ручкам кисейной барышни. Правда — пустая. А с зерном... Ну, наверное на Волге барышни были не "сильно кисейные".

В помоле зерна есть какая-то странность. Не только русская, но и всего человечества.

Все стадии процесса производства хлеба многообразно отражены в фольклорах разных народов. "Что посеешь, то и пожнёшь", "с хлебом стол — престол"... Великое множество сказок, песен, поговорок... По каждой операции от сева до каравая на столе.

Кроме — помола.

В русском языке странное созвучие между неприятным ощущением — "мУка" и продуктом — "мукА".

Необходимое, полезное крестьянское дело и: "Мели Емеля — твоя неделя", "Пустая мельница и без ветру мелет"... В 66 книгах Ветхого Завета мельничный жёрнов вспоминается 4 раза: как имущество, как оружие... И не разу по своему прямому назначению.

Какое-то странное негативное молчание. Стыдливое? Испуганное? Разрушение зерна — святотатство? Чертовщина? Мельников и мельницы часто связывают с нечистой силой — хоть Гоголя вспоминай.

"Джон — Ячменное Зерно":

"Не пощадив его костей,

Швырнули их в костер.

А сердце мельник меж камней

Безжалостно растер".

Прямо какой-то... Хичкок.

Другая чертовщина — мельница "сампо" в Калевале. Когда она мелет — из неё чудеса валятся. Тоже ручная, женская. Отделка — соответствующая. Цена ей — родная дочь владетельницы:

"Дочь тому я отдала бы,

поручила бы родную,

кто мне выковал бы сампо

сделал крышку

из конца пера лебедки,

молока коровы ялой,

из крупиночки ячменной,

из шерстиночки ягнячьей".

Сделать крышку "из крупиночки ячменной"... не, не потяну. А вот как бы поставить водяную мельницу в нашей местности, где перепад воды между меженем и половодьем 6-10 метров? В равнинной местности, где всякая плотина затопит сенокосы на большой площади... Заморочка уровня "молока коровы ялой". Надо думать.

* * *

Глава 200

Думать по прибытию стало некогда — надо было общаться.

* * *

"Когда знаешь — "как", умеешь, но не можешь сам — ты тренер.

Когда знаешь — "как", не умеешь, но можешь научить — ты профессор.

Когда не знаешь — "как", не умеешь, не можешь научить, но можешь наказать когда эти суки сделают не так — ты президент".

Жванецкий, как обычно, прав. Но, как сказал программер Кардиган о законах Мерфи:

— Мерфи был большим оптимистом!

Так вот, Жванецкий — тоже очень большой оптимист.

Ребята! "Думатели" и "делатели" — не ходите в попандопулы! Потому что вам просто не дадут времени, чтобы хоть что-то думать и делать! Не исторического времени — вашего личного!

Вы будете слушать. Вы всё время будете слушать. Всё ваше время будет уходить, на то, чтобы слушать. Причём 90% времени — слушать белибердень. Всевозможные "эта... ну" и их аналоги.

Но вы должны непрерывно слушать и проявлять. Проявлять внимание, заинтересованность, сочувствие и одобрение. Вы не можете просто выключиться, вы не можете автоматически кивать. Потому что такое отстранение ловится, и от этого обижаются. "Затаив смертельную обиду", "с камнем за пазухой"... Оно вам надо?

И постоянно держите заинтересованно-доброжелательно-покровительственно-умное выражение на лице. Подстраивая дозы этой смеси под конкретного собеседника.

Причём чистого общения "фейс-ту-фейс" практически не бывает. Даже диалог идёт "на публику", постоянно кто-то рядом. И если ты выглядишь очень доброжелательным при разговоре с одним, то и другой хочет такого же. Он этого не скажет. Даже самому себе. Он этого не понимает. Но чувствует всей шириной своей русской души.

Имущественная зависть — мелочь по сравнению с завистью душевной.

* * *

"Народная любовь"... в ней можно захлебнуться насмерть.

Хорошо, что я не пью. В смысле: не сильно. Но можно умереть от заворота кишок. И дело не только в том, что Домна вкусно готовит. Пироги медовые... после месяца полуголодного марша... а остановиться... и сам не могу, и её обидеть...

К "всенародной любви" добавляется такая же "всенародная ревность".

Они постоянно хотят меня порвать на тысячу маленьких "зверят лютеньких"! Как те бандерлоги — старого Балу. Кусочек для себя лично. Кусочек не тела — души, внимания, заботы.

И тела, кстати, тоже. Трифена... Хорошо хоть — не все.

Филька целый час, с выражениями, с театральной мимикой и попытками демонстрации наглядных пособий, судорожно подбирая слова и размахивая руками, рассказывает о том, как у него два дня телилась корова. Не столько о корове, сколько о своих переживаниях. О груднице своей бабы, крапивницы старшего сына, лихоманке старшей дочки, соплях младших...

— а тута она телится... а послать-то некого... а тута надо сено с покоса везть... а она-то му да му... и никак стал быть не лезет... а крыша-то на хлеву-то... слышь-ка... того! провалилась! в аккурат над ею! вот те хрест святой! прям в аккурат!... а я тут... а ети все... вот же ж беда нежданно-негаданно... только милостью! только божьей!... кабы не божий промысел! кабы не Христос-бог сам... с серафимами и херувимами!... придавило бы телку нахрен — вот как бог свят!

Я киваю, делаю заинтересованное лицо, ахаю и охаю, синфазно к выражаемым эмоциям. Вот только не крещусь через слово. Нет у меня такого навыка, попаданец я атеистический. Хотя по канону прав: "Не поминай имя господа всуе".

Филька улавливает мою нетипичную сдержанность в части "крёстного знамения", начинает волноваться и, наконец-то, выдаёт суть:

— А я, стал быть, и прошу: дай, грю, пустое подворье. А то у меня крыша в хлеву похилилась. Мало, грю, корову не задавила. А он, слышь-ка, ну, грит, пшёл нахрен, надоел. Да где ж такое видано! чтобы хлоп уродский однорукий такое вольному смерду говорил! дык за таки слова — и юшку пустить! рыло нахрен на сторону своротить...! А я, слышь-ка, я — сдержался! Вот те хрест! Я ж того, вежество-то, ну, знаю. Господу, стал быть, помолился, ярость-то свою поутишил. Не, слышь-ка, думаю себе: не дело бояричево майно портить. Вот боярич придёт — тогда, стал быть... вот.

"Хлоп уродский однорукий", очевидно, Потаня. Уезжая, я оставил двух старост: в Старой Пердуновке — Фильку, в Новой — Потаню.

У Потани людей много больше. Фильке — завидно. А тут ещё и крыша провалилась.

Филька — хитрец деревенский. Хоть издалека, но до дела договорился. А Потаня молчит. И берёт чашу с бражкой правой рукой. А по его, мельком брошенному в мою сторону взгляду, я понимаю невысказанный вопрос:

— А ты, боярич, заметил, что у меня правая рука уже держит? А коли заметил, так чего не порадовался за меня? Или я тебе не интересен? Радость моя, труды мои ежедневные, боли-мучения... тебе как?

Восхищаюсь, удивляюсь, сочувствую:

— А выше поднять? А повернуть?.. Да, пока так будет больно, не всё сразу... А я ж тебе говорил — должно получиться... Да чего меня благодарить — Пресвятую Богородицу благодари. Это она заступница.

Разбираю спор между Филькой и Потаней. Решение простое: Фильке дать новое подворье. Старую Пердуновку в качестве административной единицы упразднить, всё напрямую подчинить Потане. Филька радуется: "его взяла", корова в целом хлеву стоять будет. Потом понимает, что теперь Потаня его так нагрузит... Но хода назад уже нет.

Так — час за часом. "Говоруны"... тяжело. А "молчуны"?

— Домна, как живёшь-поживаешь? Подобру ли, поздорову ли?

— Спаси тя бог, боярич, помаленьку.

Не будет Домна за общим столом о своих заботах говорить.

Уже глубокой ночью, когда народ как-то расползся, поймал Домну в поварне.

На общий вопрос:

— Как живёшь?

получаю в ответ слёзы.

Тихие такие. Без крика, без воплей. Просто потекли. Господи! Да что ж случилось?!

— Мой-то... к другой ушёл... молодую себе нашёл!