— Кто здесь? — донёсся от костра знакомый скрипучий голос. — Дух или человек, не таи злые помыслы в ночи!
— Мы из замка. Нужда пригнала. Дурного ничего не желаем! — отозвалась нянюшка и поманила нас за собой.
Вейас пошёл первым. По-моему, присутствие вёльвы ему было так же безразлично, как и дорога через дремучий ночной лес. А вот меня уже ощутимо потряхивало. Спину будто прожигал тёмный, исполненный ненависти ко всему живому взгляд. Неясыть? Жуткая птица!
Озираясь по сторонам, мы вышли к костру. Рядом на скорую руку был поставлен навес, накрытый еловыми лапками и мхом. Белоглазая карга стояла у костра чуть поодаль и помешивала берёзовой палкой варево, бурлящее в огромном чёрном котле.
— Зачем явились, горемычники? — спросила она, не отрываясь от своего занятия. Отблески пламени плясали по её лицу, облекая его в причудливо изломанную маску.
— Хотели судьбу переменить, о дальноглядящая! — нянюшка встала на колени и коснулась лбом земли.
Мы с братом удивлённо переглянулись. Нянюшка поднялась и надавила на плечи так, что нам тоже пришлось поклониться. В пояс, конечно, не в землю — это было бы слишком. Сумеречники даже перед королями не кланяются.
— Простите их. Молодые ещё совсем, глупые, — смиренно попросила нянюшка.
— Их отец тоже молод и глуп? — вёльва усмехнулась тонким, изъеденным морщинами ртом. — Не оправдывайся. Я хоть и слепая, но прекрасно вижу, куда мир катится. Повсюду гордыня, святотатство и лицемерие. Даже орден, хранитель древнего знания и божественного дара, утратил веру. А без веры мы ничто. Пожираем сами себя, как великий змей Йормунганд. Вот уже и с людьми войну затеяли, хотя боги наказывали не проливать человеческой крови и сражаться лишь с демонами. Седна гневается, Хозяин Вод пропал, и некому усмирить её крутой нрав. Чую, беда грядёт. Да такая, какой этот мир ещё не видывал.
— Что, хуже нашествий демонов? — вырвалось у меня.
Вёльва сверкнула белесыми глазами. Я прикусила язык.
— Демоны, которых мы знаем, только слабый отголосок. Да и насколько мы, люди, отличаемся от них? Они лишь другой народ, который хочет жить.
Вот это настоящее святотатство — за такие речи орден на костёр отправляет. Нет, не может такого быть. Это мы, те, кто с даром, как демоны, а остальные... просто люди.
Сколько же я всего не знаю и не понимаю, а хотелось бы!
— Давайте подарки, — шепнула нянюшка, когда молчание стало в тягость.
Вейас выхватил из ножен меч и замахнулся. Мне показалось, что он хочет отрубить старухе голову, но он опустил клинок и протянул его вёльве. Я достала из-за пазухи свою вышивку и сделала то же самое.
— Никудышное оружие от никудышного воина, — расхохоталась каркающим смехом старуха. Вейас фыркнул и отвернулся. — И безыскусное рукоделие от бездарной бледной мыши?
Я затаила дыхание от бешенства. Ведь она даже узора не видела! А он получился. Настоящий. Живой. С душой. Особенно глаза... Как те, что я во сне видела. Больше ни у кого таких нет! Пришлось до крови впиться ногтями в ладони, чтобы проглотить обиду молча.
— Не поможете?! — нянюшка упала на колени и поползла к вёльве, заламывая руки.
Хотелось поднять её на ноги и увести от демоновой карги. Мерзкая злобная тварь!
— Умоляю, я всё отдам, только смилуйтесь! — нянюшка достала из-за пазухи бронзовый обручальный браслет и вручила вёльве. — Это всё, что осталось от моего суженого. Мы так и не успели пожениться: он погиб во время нашествия.
Вёльва с интересом вертела в руках украшение. Не слишком искусное. Бронзовый браслет на свадьбу — всё, чем довольствовались простолюдины. Мы же носили серебряные, хотя могли купить и золото, но традиции не позволяли. Мы должны помнить, что даже если мы не подчиняемся королям и можем быть намного богаче их, а всё же они стоят выше нас.
— Желаешь разорвать связь с любимым ради чужих детей? — в голосе вёльвы не осталось былой надменности и презрения, звучал лишь живой интерес: — Зачем?
— Что мне давно утраченная любовь? — нянюшка всхлипнула и, вскинув голову, посмотрела так, как не всякая госпожа умела: — Да и найду ли я её на том берегу Сумеречной реки? А эти дети мне как родные. Я видела, как они появились на свет. Слышала их первый крик и первое слово. Помогала сделать первые шаги. Не спала ночами, когда у них болели животики и резались зубки. Лечила и выхаживала, когда хворали. Успокаивала сказками, когда их мучили кошмары. Не хочу, чтобы они умерли, так и не пожив толком, пусть даже за это придётся отдать мою единственную любовь.
Да как же?.. Я знала об этом, и всё равно слышать такие слова было не по себе. Как ножом по сердцу. Она как мама, которую я никогда не знала. Моя душа! Я пихнула брата в бок. Мы помогли нянюшке встать и крепко обняли. Пускай ничего не выйдет, но я всегда буду помнить её слова.
Поднялся ветер, всколыхнул пламя до небес, заставив тёмное варево пениться и выкипать из котла.
— Надо же! — удивилась вёльва. Поколдовала над костром, и пламя опало. — Что ж, будь по-твоему, раз на то воля богов.
Карга кинула браслет в котёл и принялась помешивать, напевая слова на диковинном наречии. Говорят, у вёльв есть тайный язык для общения с богами. И действительно: разобрать ни слова не удавалось, кроме завораживающе-жутких подражаний зверям и стихиям.
— Я сварила вашу судьбу.
Когда зелье снова закипело, вёльва зачерпнула его деревянной чашей, увитой резными магическими рунами, и протянула Вейасу.
— Пей.
Он зажал нос и выпил залпом. Даже в неярких отсветах пламени было заметно, что краска схлынула с его лица. Вейас застонал и согнулся пополам. Его тут же вытошнило.
— Ты собралась нас отравить, карга?! — возмутился он, едва совладав с дыханием.
— А ты думал, судьбу менять просто? — усмехнулась вёльва. — Старое должно уйти, чтобы освободить место новому. Говори быстрей, чего желаешь, пока что-нибудь жуткое само не заморочилось.
— Легко! Хочу пережить испытание, чего мне ещё желать! — Вейас распластался на земле возле навеса, держась за урчащий живот.
— Твой черёд.
Вёльва снова зачерпнула варева и протянула мне чашу. Я приняла её дрожащими пальцами и стала вертеть, пытаясь придумать, чего же я хочу. Знала только, чего точно не хочу — выходить замуж за Йордена и чтобы отец страдал из-за моего непослушания. Глянула на нянюшку. Она тепло улыбалась, подбадривала. В голове зазвучал её то возвышающийся, то затухающий голос: "И вступил Безликий на тропу нетореную, чтобы самому решать свою судьбу".
Я выпила до дна. Смердящее гнилью и падалью варево обожгло нутро. Из живота поднялась волна дурноты. Я упала. Забилась в судорогах. Тело горело и оплавлялось, рассыпалось в пепельную крошку.
— Ты как? — нянюшка помогла подняться.
Пахло рвотой. Похоже, я измазалась. Подташнивало до сих пор.
— Хочу пройти по нетореной тропе и самой решать свою судьбу, — выдавила я из себя.
Нянюшка ахнула:
— Лайсве, зачем? По нетореным тропам только мужчины ходят.
— Только боги, — поправила я. — Безликий был богом.
То, чего я действительно желала — быть самой себе хозяйкой, стоптать семь пар железных башмаков, изломать семь железных посохов, изглодать семь железных караваев. Тогда, быть может, моя жизнь обретёт смысл.
— Как пожелали, так тому и быть, — прокаркала вёльва. — А теперь ступайте. Мне ещё нужно судьбу всего мира сварить.
Нянюшка подняла Вейаса и потащила нас обоих прочь.
— Благодарю, о дальновидящая, — обернулась она к горевестнице, когда мы были уже на краю поляны. — Век не забудем твою милость!
Притаившаяся на опушке птица снова одарила нас недобрым взглядом.
* * *
Они ушли, ломясь через лес, словно были неуклюжими медведями. Вёльва продолжала мешать варево. Десять кругов справа налево и десять слева направо, семь по оси Червоточин и три против. Она дёрнула палкой, поднимая со дна муть, и постучала по стенкам. Когда варево стало непроглядно чёрным, вёльва бросила в котёл меч мальчишки. Тьма с шипением накинулась на него, покрыла ржавчиной и разбила в пыль. Вёльва потянулась за вышивкой.
— По нетореной тропе пройти, надо же! — усмехнулась она. — Какая глупая девчонка.
Вёльва потрогала ткань чувствительными, как глаза, пальцами. Передёрнула плечами, словно прозрела и наяву увидела огненного зверя на фоне чернильной ночи. Взгляд живых синих глаз пронзал насквозь, будто в них запечатлелась вся сила и мудрость Небесного Повелителя.
Успокоившись, вёльва снова принялась помешивать варево.
— Что же это за девчонка такая! По нетореной тропе пройти. Да на которую только боги отваживались ступать — один-единственный бог. На погибель ты явилась или на спасенье? — бормотала она, вглядываясь слепыми глазами в круги, что шли по вареву вслед за палкой. Вёльва глотнула паров и, сомкнув глаза, заговорила не своим голосом: — Сказано было на заре времён: когда настанет час неверия, междоусобиц и великих бедствий, явится в древней крови пророк. Сам возжелает пройти по тропе нетореной, чтобы пробудить почившего бога. Через пламя и снег, кровь и тьму пройдёт его путь, от неверия к прозрению и свету. Он сам станет светом, что растопит ледяное сердце и укажет путь из мрака. Лишь испустит пророк последний дух, как пробудится Огненный зверь. На спасение. Или на погибель.
Вёльва вздрогнула и выронила вышивку.
— Неужто и правда конец?
Будто отвечая, ухнула белая неясыть. Расправила огромные крылья, ринулась с ветки и опрокинула котёл. Тьма выплеснулась на землю, затушив огонь. С шипением выпустила щупальца. Вёльва ослепла по-настоящему, оглохла, не чувствовала запаха. Ощущала только липкий ужас от приближающейся смерти. Отступила на шаг, запнулась о сук и упала. Тьма набросилась на неё, пронзая и разрывая на ошмётки, пока не поглотила, как браслет, как меч, как судьбы детей до этого.
Неясыть наблюдала с ветки. Ухнула, и тьма убралась восвояси, вдоволь насладившись кровавым пиршеством. Птица подхватила с земли вышивку и принялась драть её когтями. На лоскуты. Чтобы ничего не осталось! Но синие глаза продолжали смотреть с выжигающей пристальностью. Отчаявшись, неясыть выпустила добычу и, горестно ухнув, помчалась за Северной звездой.
* * *
Мутило всю дорогу домой, но уже на подступах к замку пустоту в душе заполнила решимость. Нянюшка проводила меня до спальни и, поцеловав на прощание в лоб, ушла. Я подождала, пока стихли шаги в коридоре, накинула на плечи шаль и направилась к Вейасу через тайный ход, которым мы много раз пользовалась в детстве, чтобы сбежать на ночную прогулку. Странно будет всё это бросить, но чтобы что-то получить, надо чем-то пожертвовать.
Я толкнула дверь. Вейас никогда не запирался, поэтому о его шашнях со служанками знал весь замок. Но сейчас, хвала богам, брат был один и даже не спал. На прикроватной тумбе горела свеча, рядом лежала раскрытая книга, а он сам напряжённо вглядывался в потолок. Странно было видеть его таким серьёзным.
— Чего тебе, мелочь? — спросил он, переведя на меня взгляд. — От дурацкого варева до сих пор живот крутит. Рвотный корень там был, что ли? Если бы не ваша блажь, ни за что бы на болото не попёрся!
— Нужно было нянюшку уважить. Ты же видел, она обручальный браслет отдала. К тому же это не рвотный корень, а наша судьба. Я знаю, я чувствую, — я облизнула пересохшие губы, безотрывно глядя ему в глаза.
Пожалуйста, согласись на ещё одну мою блажь!
— Опять ты с этими глупостями! Нету ни высшего замысла, ни богов, ни даже судьбы. Враки это для таких доверчивых трусих, как вы с нянюшкой.
— Зато ты у нас храбрец из храбрецов, — усмехнулась я, поймав его на его же удочку. — Помнишь, ты предлагал сбежать вместе? Я согласна. Поехали в Хельхейм. Прямо сейчас, пока отец хандрит, а весь остальной замок спит и некому нас остановить. Мы добудем клыки вэса и, быть может, даже увидим саркофаг Безликого. Ты докажешь, что способен пройти испытание сам. Мне не потребуется выходить замуж за подлеца, а отцу отвечать за моё непослушание перед орденом.
— Ты действительно хочешь поехать со мной? — Вейас подскочил и схватил меня за плечи, пристально вглядываясь в глаза. — Ты правда веришь, что я смогу защитить нас обоих? Один, без дурацких компаньонов, которые будут делать все за меня, и отцовских поблажек?
Я улыбнулась и обняла его.
— Я буду твоим талисманом, как раньше была отцовским. Вместе мы покорим мир. Так напророчила вёльва.
Вейас прищурился и качнул головой.
— Нет, мне нужно что-то повесомее, чем пророчество безумной карги. Давай пообещаем друг другу, что всегда будем вместе, я — защищать, а ты — ограждать меня от глупостей и вдохновлять на подвиги, — Вейас протянул мне руку с выставленным вперёд мизинцем, совсем как в детстве. На устах играла беззащитная искренняя улыбка, такая, какую он никогда никому не показывал, только мне.
— Обещаю, — я переплела с ним пальцы и улыбнулась в ответ.
— Собирай вещи. Я подготовлю остальное. Помни, за нами пошлют погоню, поэтому путешествовать придётся налегке, — Вейас принялся опустошать ящики с вещами. Странно, он как будто только и ждал моего согласия и все уже хорошенько спланировал. — Не беспокойся: отец брал меня на охоту. Я знаю, без чего не обойтись.
Он вынул из шкафа один из своих дорожных костюмов и отдал мне, заговорщически подмигнув.
— Встречаемся на обычном месте через час.
Братик! Ни перед одной шалостью не спасует, не подведёт — тут сомневаться не приходилось.
Я побежала к себе. В спальне первым делом распалила камин и обернулась на сложенные сундуки. Ничего из этого хлама мне больше не нужно. Я взяла лишь несколько смен белья и плащ потеплее. Черкнула короткую записку, объясняя, что отец к моей пропаже не причастен, а всему виной вероломство навязанного орденом жениха. Девушки иногда сбегали перед свадьбой. Теперь это будет не предательством, а обычной бабьей дурью. Отца не тронут — это главное.
Напоследок я достала из сундука вышивку с гербом и мамино подвенечное платье и, не раздумывая, швырнула в огонь. Пламя с жадностью набросилось на ткань, пожирая остатки моей прошлой жизни. Теперь последнее: большими ножницами я обрезала косы под самый корень. Они тоже полетели в камин.
Вей хорошую идею подсказал. Я тощая и плоская — с короткими волосами в мужском платье точно за парня сойду. Хорошая маскировка на первое время, а там видно будет. Главное — выбраться.
Взвалив на плечо тюк с вещами, я вышла в коридор и, вздрогнув от неожиданности, нос к носу столкнулась с Бежкой. Она же сейчас весь замок на уши подымет!
Бежка прижала к губам палец.
— Как хорошо, что я успела вас застать. Вот, — она протянула небольшой свёрток. — Увидела, как мастер Вейас седлает лошадей в конюшне и поняла, что вы уезжаете. Решила собрать еды в дорогу: хлеб, вяленое мясо, пару луковиц, чуть-чуть соли. Хоть первое время голодать не будете.
— Зачем?
Бежка обезоруживающе улыбнулась:
— Я тоже когда-то хотела сама решать свою судьбу, а не развлекать забулдыг в грязной корчме, как делала моя мать, но добралась только до вашего замка. И каждый день не устаю благодарить богов за то, что ваш отец согласился меня взять.
