— Скажи себе: я хозяйка своего гнева, не он управляет мной, а я им.
Я повторила несколько раз. Кровавая ярость рассасывалась, пряталась в глубине, готовая вырваться наружу по первому моему зову.
Микаш достал мою руку и потянул к следующей кастрюле — с чесночным супом. Как только пальцы коснулись его, прошиб холодный пот, колени затряслись, а во рту пересохло. Стало тяжело дышать.
— Это чутьё, оно же страх. Познай его голос, чтобы он не затмевал разум, а направлял тело, дабы избежать опасности. Дыши. Слушай, что он хочет тебе сказать.
Я слушала неясный шепоток: жуткие детские воспоминания, схватка с вэсом, смертельная рана, пленительные ночные кошмары и битва с противником, которого не хочется побеждать. Тьма и глухое отчаяние. На миг я ослепла. Кто-то ласково коснулся лица и позвал за собой. Укололо любопытство. Я прозрела. Микаш стоял рядом и улыбался.
— Не повторишь моих ошибок?
Я покачала головой. Мы пропустили кастрюлю, откуда я слышала зов, и перешли сразу к последней. От неё поднимался непроглядный пар и мерцал молниями. Что это, и какого цвета на самом деле?
— Это то, что называют "обратная сторона луны". Внутренняя суть воина, причина, по которой мы сражаемся, понимание своей силы и правоты, смысл существования, если можно так выразиться.
— Но ведь это священное, только для Сумеречников!
— Я не Сумеречник, и готов поделиться этим. Бери, иначе всё бессмысленно.
Я сунула руку сама. Странные ощущения. Шум, грохот, лязг оружия, привкус крови на разбитых губах. Всё тело другое — сильное и стремительное, упивающееся боем, победами и свершениями. Лица, бесчисленная череда лиц: слабых, невинных, искажённых от боли и ужаса, нуждающихся в защите, в герое, в надежде, которую зажигает в сердцах образ сереброкрылого воителя небес. Такого, какими были Сумеречники древности, люди Безликого, каким был он сам до того...
Нет, Микаш не должен этого видеть! Я рванула прочь из его головы, но он меня удержал.
— Нужно было довериться, — печально произнёс Микаш, отодвигая меня от последней кастрюли. — Я бы не стал тебя ругать, что бы там ни было.
— Может, ещё раз?
Он качнул головой.
— У нас был только один шанс.
— Тогда я попробую что-нибудь другое?
— Как хочешь. Можешь смотреть здесь всё что угодно, а как надоест — возвращайся.
Микаш повернулся спиной. Как же так: он такой искренний, а я не могу открыться даже ради дела? Он врёт! Сейчас я выведу его на чистую воду.
Я подошла к неоткрытой кастрюле и подняла крышку. Внутри была прозрачная родниковая вода, пахло луговыми травами и полевыми цветами, лёгкими и нежными. Я окунула руку по локоть и с головой нырнула в воронку видений.
Я в Ильзаре на балу в честь своей помолвки шла через толпу гостей, ни на ком не останавливаясь взглядом. Не видела глазевшего на меня мальчишку-слугу, не слышала его восхищенного вздоха, немого движения губ: "Ах, как же ты прекрасна! И как жаль, что я никогда не буду достоин. Ты никогда не узнаешь, как сильно я люблю тебя"!
Я на крыше замка. Йорден шпынял слугу во дворе, а он безмолвно умолял: "Не смотри, отвернись! Не хочу, чтобы ты видела меня таким жалким. Такой никогда не будет тебя достоин. Ты никогда не узнаешь, как сильно я люблю тебя"!
Я в задымлённом кабаке, не видела, как он смотрит на меня в упор: "Вот же ты. Живая! Почему они не узнают тебя? Да, теперь у тебя короткие волосы и другая одежда, но глаза всё те же, и запах — сирени и гвоздики, и манеры принцессы. Никакой амулет этого не скроет. Ты такая печальная. Я протягиваю руку, чтобы помочь, но ты пугаешься и презираешь меня. Я не достоин. Ты никогда не узнаешь, как сильно я люблю тебя"!
Тёмная комната с забитым окном в доме Странника, я лежала на смятых простынях едва живая и спрашивала о награде. Смеялась над его ответом, но не слышала, что он пытался мне сказать: "Мне ничего не нужно. Мне достаточно твоей улыбки, знания, что ты живая и счастливая. Я не достоин, я не хочу, чтобы ты меня видела, я не хочу, чтоб ты знала, как сильно я люблю тебя"!
Метель. Мы в пещере, я приставала к нему с дурацким предложением, он отказывался пользоваться моей глупостью. Я смеялась над ним и снова не слышала отчаянную мольбу: "Прошу, не искушай. Я так безумно хочу, но не могу. Я знаю, я не достоин, это обман, а я не желаю пятнать тебя обманом. Не смотри, я не хочу, чтоб ты знала, как сильно я люблю тебя"!
Тысячи ссор, мой злой смех, все мыслимые и немыслимые издевательства. Зачем я это делала? И среди этого всего, искренние, как молитва, слова: "Я не достоин. Я не хочу, чтоб ты знала, как сильно я люблю тебя"!
Так больно. Невыносимо! Я закрыла лицо руками и рванула прочь. Через мгновение передо мной вновь предстала залитая лунным светом поляна. Микаш сидел рядом и улыбался. Я не знала, что сказать, и стоит ли. Не хотела даже думать о его воспоминаниях.
— Прости... — только и смогла выдавить я.
— Не стоит. Поспи немного, тебе нужен отдых.
Слепой взгляд угнетал. Я замотала Микашу глаза и улеглась рядом, плотно закутавшись в одеяло. Под утро он разбудил меня, мягко коснувшись плеча.
— Она здесь. Ждала почти всю ночь. Теперь точно нападёт, — Микаш вложил мне в руку эфес меча. — Поддерживай со мной телепатическую связь, и тогда сможешь воспользоваться всем, что видела вчера.
— Но ведь у нас не получилось.
— Мелочи. Ты справишься. Я в тебя верю, — он сжал мои ладони.
Пересмешница сверкала глазами на опушке. Готовилась. Я поднялась, разминая мышцы со сна, нападать не торопилась.
"Пускай начинает", — шептал в голове Микаш, притаившийся на другой стороне поляны. Я перекладывала меч из руки в руку и кусала губы. Ну когда же? От ожидания сводили мышцы.
Я не выдержала и сделала шаг вперёд. Пересмешница тоже. Подражала мне до самой мелкой детали. Я замахнулась, и она. Я пошла на сближение, и она. Посмотрим, подставится ли она под клинок. О, нет, не так-то проста оказалась. Как только запахло жареным, пересмешница стала драться всерьёз. Я мысленно потянулась к Микашу. Он раскрыл для меня недра своей души.
Это был славный бой. Стремительный. Настоящий. Ярость Микаша окутывала меня, делая удары настолько мощными, что можно было с лёгкостью перерубить полено. Его чутьё безошибочно подсказывало, когда увёртываться и когда наносить удар. Что-то, что я так и не смогла познать, вело меня, не позволяло отступить. Мы кружили по поляне, то скрещивая клинки, то уходя от ударов. Во мне разгоралась ярость. Я хотела убить эту тварь. Любой ценой. Потому что в ней было всё то, что я в себе ненавидела: глупость, тщеславие, зависть, злопамятность, неспособность любить и понимать любовь.
"Осторожней!" — предупредил Микаш.
Я отшатнулась. Между мной и пересмешницей сверкнула молния. Мы снова сошлись. Она замахивалась намного яростней. Хаотично. Я едва успевала отводить от себя клинок. Запыхалась.
Нет, я не сдамся! Это она виновата! Виновата во всём! Она ослепила Микаша, она его сломала. Она втаптывала его чувства в грязь так долго. Ненавижу!
"Берегись! — пробился сквозь стук в висках его голос. — Уходи влево!"
Вспышка сверкнула в пяди от меня. Если бы не зажмурилась, точно ослепла бы.
Снова схватка. Ноги не выдерживали такой ритм. Микаш был неправ: опыт — ещё не все, но я должна, иначе...
"Не думай о поражении! Двигайся!"
Я старалась изо всех сил. Не подвести. Он так на меня надеялся. А я... это я!
"Не-е-ет!" — его крик хлестнул по ушам раньше, чем я поняла, в чём дело.
Пересмешница всё-таки не была мной. Вывернулась. Подсекла мне ноги. С треском вспыхнула молния и ударила невидимой волной. Я опрокинулась на спину. Пересмешница поставила сапог мне на грудь и заглянула в глаза:
— Нельзя победить себя, глупая. Без ненавистной тёмной стороны ты не протянешь и дня, — остриё моего собственного меча нацелилось мне в грудь, точь-в-точь как в старой сказке. Я зажмурилась.
"Нет! Продолжай смотреть!" — прорвался сквозь отчаяние голос Микаша.
Я заставила себя взглянуть в глаза смерти. Засвистел воздух. Пересмешница оборачивалась медленней улитки. Чёрная тень накрыла её. Микаш! Он напал на неё со спины — она едва успела парировать. Они затанцевали по поляне, как прежде мы, только стремительней, как два стальных вихря. Удары сыпались так быстро, что я не успевала их заметить. Каким образом он дерётся даже лучше зрячего?
"Смотри! Не упускай нас из виду! Не разрывай связь!" — орал он.
Я смотрела. Единственное, что я могла сделать для него. Пересмешница утягивала его дальше. Я ползла за ними. Я должна загладить свою вину. Из-за моей чёрствости Микаш стал жертвой, это я его ослепила. Я...
Я едва не пропустила, как Микаш задел её бок и поверг на землю.
Я поднялась и поковыляла к ним. Быстрее!
— Ты не можешь убить свою возлюбленную! — шептала пересмешница, безумно улыбаясь бескровными губами. — Я лучше её. Я умею любить. Я знаю, чего ты хочешь.
— Да? — Микаш сорвал со своего лица повязку и усмехнулся. Как раньше! Аж сердце защемило. — Ну так знай: мне не нужна подделка.
Он вонзил меч в грудь пересмешницы и с хрустом провернул. Демон засипел, его облик пошёл рябью. Через мгновение на земле лежала лысая тварь с гладкой, будто вылепленной из глины кожей. Тело продолговатое и узкое, лицо плоское и пустое, как зеркальная гладь. Изо лба торчала чёрная, сбившаяся в колтуны косица. Пересмешница сжалась в калачик и затихла. Умерла.
— Мерзость! — Микаш пихнул её сапогом.
— Ты прозрел?!
Он обернулся и одарил меня своим обычным, острым как клинок взглядом. Улыбался. Я прижалась к его груди, его руки легли мне на плечи.
— Как ты её победил? В повязке же даже зрячему не видно!
— Отражение сработало. Вместо того чтобы удерживать тебя в своей голове, я переместился в твою, — объяснял он, гладя меня по волосам. — Ещё ауры, звуки и запахи — по ним можно двигаться не хуже, чем по картинке. Драться и вовсе легче: лицо демона не отвлекало.
— Прямо как слепой рыцарь из сказки.
— Я не рыцарь. Спасибо.
— За что? Я ведь проиграла.
— Ты вернула мне веру в себя, заставила сражаться, когда я уже хотел сдохнуть.
Я потупилась. Надо научиться радоваться чужим успехам, а не только завидовать им.
— В следующий раз обязательно победишь, — Микаш убрал мне за ухо выбившуюся прядь и стёр кровь со скулы. — Идём. Надо сжечь эту тварь и ехать дальше.
— Не хочешь забрать трофей? Мой отец всегда так делал.
— Я не ношу ожерелий из зубов демонов.
— Я помню, ничего лишнего, — я коснулась его виска. Он кивнул. — Но это ведь веха, напоминание о том, что ты преодолел слепоту.
Я потянула пересмешницу за косицу.
— Мы смогли, — Микаш рубанул по черепу пересмешницы и снял скальп. — Скажи... — он стушевался. — Я на самом деле грубый неуклюжий медведь?
Я не сдержала смеха:
— Нет. А я на самом деле злющая капризная ведьма?
— Нет.
Мы потащили пересмешницу за ноги к костру. Покончив с хлопотами, собрались в путь. Одна мысль не давала мне покоя. Я решилась сказать ему, не хотела больше забывать. Здесь, на месте этого боя, где всё изменилось, по крайней мере, для меня.
— Я видела у тебя в голове... Прости. Я вела себя ужасно!
— Не переживай. Там всё было преувеличено и обнажено. Я не такой ранимый, как тебе кажется, — он тараторил, затягивая подпруги, и старательно избегал моего взгляда.
Я взяла его за руку и заставила взглянуть мне в глаза.
— Возможно, я никогда не полюблю тебя так, как ты меня, но... Ты мой друг, лучший, даже единственный, кто меня не бросил. Как друг ты мне дорог.
— Мне не нужно большего, — он мягко улыбнулся и поцеловал меня в лоб.
— В Эскендерию, — созналась я, когда он меня отпустил.
— М-м-м? — Микаш проверял, хорошо ли закреплены ремни и поклажа.
— На Мельдау у меня было видение. В Эскендерии меня ждёт книжник, он поможет мне возродить Безликого. Я подумала, ты должен знать.
Я подняла на него глаза, ожидая, когда он засмеётся.
— Хорошо, — отозвался Микаш. — Значит, недалеко осталось. Едем?
Он как пушинку закинул меня в седло Лютика и вскочил на Беркута. Шагом победителей мы выступали по пустынному Сальванийскому тракту к городу на краю погибели.
Минск, 2014 — 2017
