"Давай останемся, — мысленно попросила я. — Не нужно обижать бюргеров отказом. Что нам стоит задержаться на пару дней?"
Самайн — самый большой и весёлый народный праздник. Он знаменовал конец сбора урожая и начало нового года. В Ильзаре торжеств, конечно, не устраивали — ограничивались плотным ужином с уткой, начиненной яблоками, и разжиганием всех каминов в замке. А простой народ, как рассказывала нянюшка, гулял ночь напролёт, танцевал, гадал, целые представления показывали. Так хотелось хоть одним глазком взглянуть!
"Пару дней тут, неделю там — уже два месяца потеряли. Если мы не успеем вернуться из Хельхейма до весны, то путь по льду растает и мы окажемся заперты там на полгода. Вряд ли мы там столько протянем".
"Два дня ничего не решат. Пожалуйста!" — я изобразила на лице отчаянную мольбу, выпятив нижнюю губу и сделав большие глаза. Даже сжала ладонь брата под столом.
— Останемся только на главный праздник, а дальше без нас обойдётесь, — сдался он и мысленно добавил: "Однажды я научусь говорить тебе "нет"".
Я подмигнула ему, склонив голову набок. Вейас не смог дольше удерживать на лице кислую мину и улыбнулся в ответ. Его пальцы переплелись с моими под столом.
— Хозяин, вина нам из лучших запасов! — позвал Майлз. — Завтра на празднике нас почтут присутствием высокородные Сумеречники!
Посетители обернулись. По залу прошлась волна удивлённого шёпота. Вейас пожал плечами и помахал рукой. С трудом преодолевая робость, я сделала то же самое.
* * *
Стараниями Майлза нас приодели в новые светлые штаны и рубахи, а плечи укрыли лазурными плащами. Прямо настоящие Сумеречники, даже боязно немного. Вей, может, когда и станет рыцарем, а вот я вообще не должна рядиться в мужское платье.
В одинаковой одежде мы стали странно похожи, только я мельче ростом, уже в плечах, с бледным оттенком волос, а Вейас более крупный, златокудрый, с обаятельной улыбкой, не сходящей с уст. Любвеобильный дух плодородия во плоти.
Город тоже прибрали к празднику: начисто вымели центральную рыночную площадь, на мостовой начертили мелом замысловатую схему и разложили по ней ритуальные костры, установили чучела разных сказочных персонажей, демонов, духов и мелких божеств — Повелителей Стихий запрещалась тревожить понапрасну. На невысоком помосте играли музыканты на лютнях, флейтах, домрах, волынках, бубнах, а особенно много было туго обтянутых кожей барабанов — по одному у каждого костра. С краю площади ломились от угощений длинные столы. Вокруг них сновали детишки, норовя стащить кусок пирога или медовый рогалик. В центре, изображая ритуальные сценки, развлекали толпу ряженые в масках и костюмах с бубенчиками. По бокам показывали трюки младшие служки из храма Вулкана, жонглируя над головой огненными шарами, раскручивая змеящиеся пламенеющие ленты, искрами рисуя в воздухе картины. Молодёжь парами танцевала вдоль костров, смеялась и гомонила. Вейас был среди них, кружил одну красавицу за другой, ни с кем не оставаясь дольше, чем на один танец. Только я сидела со стариками на скамейке, лениво отмахиваясь от девушек, возжелавших попытать счастья у менее статного "брата". Скукота!
Может, согласиться для смеха? Самой повести в танце, вскружить голову россказнями о богатстве и сладкой жизни в замке, зажать в тёмном переулке и поцеловать по-мужски настырно. А потом распахнуть одежду и напугать до смерти женским телом. Была бы Вейасом, так и поступила бы! Но я — не он, я Лайсве, которая созерцает жизнь со стороны и никогда в ней не участвует. Я Лайсве, которая всего боится и стесняется. Даже одежда с чужого плеча не позволяет мне превратиться в кого-то другого. Зачем я попросила брата остаться на праздник? В горах одним было бы в сто раз лучше!
Только в полночь я немного оживилась. Готовилось самое захватывающее представление — венец празднества. Один из ряженых изображал убранную в золото Владычицу Осень с маской и короной из разноцветных листьев. Он отплясывал и подскакивал яростнее всех, громко выкрикивал праздничные песни и выглядел совсем безумным. Я не удивилась, когда именно его выбрали на главную роль в представлении. Храмовые служки завязали ему глаза шарфом и вручили зажжённый от ритуального костра факел. Музыка стихла, вся площадь замерла, напряжённо наблюдая. Ряженый волчком закрутился на месте и двинулся сквозь толпу. Люди расступались, освобождая дорогу, и смотрели вслед. Сейчас выберет самую красивую и чистую девушку — невесту богов. Каждая втайне мечтает об этом.
Старики рядом со мной затаили дыхание: ряженый шёл сюда. Неужели бабульку какую выберет? Вот умора будет! Я хохотнула в кулак.
Ряженый остановился перед нашей скамейкой и указал пальцем:
— Боги хотят её!
Ряженый стянул с лица повязку и уставился на меня огромными, подкрашенными сажей, задурманенными глазами. Толпа удивлённо загудела. Старики отодвинулись подальше. Я посмотрела направо, потом налево и только тогда поверила, что он выбрал меня!
— Ради всех богов, извините! — бросился ко мне полноватый господин, которого нам представили, как здешнего бургомистра. — Это недоразумение. Калле ошибся, — бургомистр отвесил ряженому затрещину и заговорил, как с маленьким: — Недотёпа, ты не видишь, это парень, Сумеречник? Он не может быть невестой. Выбери другую, девушку, с титьками и косами, понимаешь?
— Не-е-ет, — громко икнув, покачал головой ряженый. — Иногда боги разрешают выбрать другую, но не сегодня. Её хотят и больше никого, — Калле ткнул мне в лицо пальцем. — Титьки, говорят, там есть, только тряпками замотаны, а косы сама себе обрезала.
Ну вот ещё! Боги знают, что я титьки тряпками перевязываю, чтобы площе казаться. Срам-то какой! Всерьёз это или шутка? Смеяться мне или прятаться под лавку от страха перед гневом высших сил?
— Какого демона здесь происходит? — забранился подоспевший Вейас. Зло зыркал на всех, даже на меня. — Вы же обещали, что оградите нас от этого бреда!
— Простите великодушно. Калле не понимает, умом слаб совсем, — оправдывался бургомистр. Брат схватил его за грудки и встряхнул. Бургомистр выпучил глаза и взмолился: — Я... я сейчас всё исправлю, не извольте гневаться!
— Боги выбрали её. Если она не пойдёт, они разозлятся, и будет большой бум! — Калле продолжал тыкать в меня пальцем и закатывать глаза, распаляя Вея ещё больше.
Бургомистр отшатнулся. Теребил вынутый из кармана платок и постоянно всхлипывал. Вот-вот в истерике забьётся. Любопытствующие обступали нас со всех сторон, смотрели так внимательно, словно чего-то ждали. Брат сжимал кулаки. В груди душным комом нарастала паника.
— Уймите своего брата, умоляю! — схватил меня за локоть продравшийся сквозь толпу Майлз.
Он прав. Надо не допустить драки. Чего мне стоит подыграть полоумному ряженому? Сама ведь почти такая же, как он.
Я встала и сжала ладонь Вейаса. Думала лишь о том, что всё хорошо, он должен успокоиться. Мне ничего не угрожает. Невеста бога — это ведь почётно.
— Я сделаю, что требуется! — выкрикнула я настолько громко, насколько могла.
Толпа взволнованно зашепталась.
— Всё в порядке! Жертвоприношение состоится, как и планировалось! — поддержал меня Майлз.
Какое жертвоприношение?! Он ведь пошутил?
Через ладонь брата меня опалило негодованием, которое грозило перерасти в сметающую разум ярость. От страха стало не продохнуть. Мы с Вейасом всё ещё были телепатически связаны. Он распалялся от моих эмоций сильнее. Вторая ладонь уже лежала на эфесе притороченного к поясу меча. Демоны!
По ушам ударил крик. Калле, безумно улыбаясь, рухнул на землю. Толпа расступилась, напряжение слегка спало. Всеобщее внимание поглотил ряженый: он свернулся клубочком и, пачкая дорогое одеяние, покатился по мостовой, выкрикивая что-то несуразное.
— Не обращайте внимания, он всегда так, — Майлз положил руки нам с братом на плечи. — Жертвоприношение — это безобидный ритуал, не больше. — Он склонился над ухом Вейаса, но я всё равно услышала: — Если с вашей сестрицей что случится, можете вспороть мне брюхо.
Догадался! Хуже меня лицедея во всём Мидгарде не сыскать. Но хоть Вей расслабился: угрюмо смотрел на меня, но позволил решать самой. Я вложила ладонь в руку Майлза, и он повёл меня к большим кострам в центре площади. Целителю пришлось руководить праздником вместо бургомистра. Тот, бледный как полотно, уселся на скамейку вместе со стариками и никак не мог унять дрожь.
Всё-таки приятно, что выбрали меня. Невестой богов. Самой красивой и чистой. Пускай даже это дурацкая шутка полоумного ряженого и всего на один вечер. Мечта!
Люди почтенно расступались перед нами и смотрели вслед, как до этого было с Калле. Он до сих пор валялся в пыли, забытый всеми.
— Сам поднимется, — ответил на мой немой вопрос Майлз. — Спасибо, что согласились помочь. Богов здесь сильно чтят, не то, что у вас на юге. Святотатства не потерпят. Всего-то надо между священными кострами пройти. Заодно от скверны очиститесь, — он указал на два огромных костра в центре, проход между которыми был настолько узким, что казалось, их пламя соприкасается.
— Я же загорюсь!
— Не загоритесь, — целитель кивнул на поджидавших возле костра храмовых служек.
Те споро подхватили с земли ведро и окатили меня с ног до головы липким зельем. Это ещё что за издевательство? Теперь я как паршивая мокрая курица. Все смеяться будут!
— Любую другую девушку после этого выдали бы за самого завидного жениха в городе и безо всякого приданого, — успокоил Майлз и подтолкнул к огню. — Ступайте же! Самый тёмный час проходит. Боги, может, и не разгневаются, а вот люди точно роптать станут.
Забили барабаны. Ритм отдавался в голове лихорадочной пульсацией. Мостовая под ногами ходила ходуном. В костры подбросили сухой соломы и елового лапника. Пламя взвилось до небес и сошлось вверху круглой аркой. Словно потеряв терпение, меня подхватила таинственная сила и понесла к огню. Я зажмурилась. Сгорю! А барабаны всё били: бам-бам-бам! Ноги стукнулись об землю на другой стороне — я едва не упала. Сердце так и норовило выскочить из груди.
Когда я открыла глаза, людей рядом уже не было. Вместо них вокруг отплясывали полуживотные-полулюди, духи, которых до этого изображали ряженые в своих чудных масках. Места остальных бюргеров заняли призрачные фигуры, укутанные в белые плащи. Пламя в кострах стало плотнее и поменяло цвет на переливчатый сине-зелёный. Перетекало, словно вода, из одной формы в другую и грохотало барабанами.
О, милостивые боги, я же единственная жалкая человечка посреди потустороннего буйства! Страх прошёлся по коже ледяным ознобом. Я попятилась обратно к арке, но духи уже заметили меня. Они спешили наперерез, протягивали руки, что-то кричали — я не понимала ни слова — и толкали во все стороны. Всамделишнее жертвоприношение — духи раздерут меня на части!
Я упала ничком, сжалась в комок и закрыла голову руками. Кто-то в последний раз пнул меня ногой и всё стихло. Зашелестела одежда, послышался раскатистый рык. Любопытство пересилило страх — я подняла голову и встретилась взглядом с ярко-синими глазами посреди налепленной на морду белой маски. Огненный зверь! Он шёл медленно, принюхиваясь к напитанному смолистыми запахами воздуху. Я поднялась и побежала навстречу. Духи жались в стороны, пугливо поглядывая то на меня, то на зверя.
— Это ты! Я так боялась, что ты не ходишь по нетореным тропам, — я гладила полыхающую рыжим шерсть — его огонь был тут единственным земным, тёплым и близким. Зверь раздувал ноздри, смотрел растерянно, а потом рыкнул с неодобрением. Духи бросились врассыпную. Он злится? На меня? Да, я много чего неправильно сделала за последнее время: потворствовала обманам Вейаса, погубила Айку, задурила голову Петрасу... Я шмыгнула носом, но рук не отняла. Пускай карает, раз считает, что я заслужила.
Зверь встал на задние лапы, вытянулся во весь свой огромный рост и рванул зубами завязки моего плаща. Ветер подхватил его и унёс. Зверь удовлетворенно заурчал. Что-то во мне изменилось: голова отяжелела, а одежда стала свободнее. Да на мне же мамино свадебное платье, и волосы снова отросли! Густые и пышные, они доходили почти до середины бёдер и укрывали спину тёплой шалью. Похоже, ему не понравился мой мужской облик. Я засмеялась: такой грозный и такой щепетильный!
Зверь обнял меня за талию и закружил вдоль костров. Стремительно, аж дух перехватило. Я прижималась всё туже к огненной шерсти. Она не обжигала — ласкала нежной теплотой. Зверь оторвался от земли и понёс меня по воздуху над кострами. Он двигался с такой страстью, и казалось, тоже наслаждался празднеством.
Духи наблюдали за нами. Страх разошёлся между ними зыбким дымком. Все до единого пустились в пляс: смеялись, прыгали через костры, подбрасывали друг друга в небо. Словно ликовали. Что их воодушевило?
Мы остановились отдышаться. Я села прямо на мостовую, зверь опустился рядом на все четыре лапы. Я заглянула в его умные глаза, провела ладонью по косматой морде и жёстким длинным усам.
— Я скучала. — Зверь согласно рыкнул. Противоречивые чувства так сильно переполняли меня, что я залепетала, как в детстве: — Я много всего увидела... Мир такой большой, в нём столько горя и страданий, и кажется, что ничего не имеет смысла: любовь и женитьба, рождение и смерть, борьба и милосердие — всё пустое без тебя. Я встретила одну девочку, единоверку. Они не верят в вас, — я указала на толпу духов. — Они верят во что-то странное, своё, я не до конца поняла, но девочка сказала, что их бога на самом деле нет. Ей очень хотелось, чтобы ты стал и их богом. Ты бы смог?
Зверь потупился. Шерсть потускнела, опало пламя костров. Я сказала что-то не то? Духи надвинулись на зверя стеной, как на меня надвинулась толпа людей по указке ряженого.
Духи тоже чего-то хотят от зверя?
Он оскалился и сбил подобравшегося слишком близко духа лапой, как назойливую муху. Остальные поспешили унести ноги, боясь даже смотреть, как зверь ковыляет прочь, низко опустив голову, а волочащаяся по земле кисточка хвоста чертит посреди пыли ровную полосу.
— Погоди! — я поднялась и побежала следом. — Я не хотела тебя обидеть. Не бросай меня!
Он не обернулся. В голове мелькнула картина: тёмный провал в горе с заснеженной вершиной, а за ней облепивший прибрежную долину городок и похожее на панцирь исполинской черепахи плато, упирающееся в бескрайнюю ледяную пустыню.
— Лайсве! — позвал брат.
Я распахнула глаза. Темнота рябила круговертью радужных пятен, гомон толпы отдавался в ушах болезненным звоном. Хотелось попросить воздуха, воды, но вышел лишь всхлип.
— Вы клялись, что с ней всё будет в порядке! — крикнул Вейас.
— Я был уверен! Такого никогда не случалось, — запинался Майлз. Его голос тоже звучал совсем рядом. — Простите, я мигом её вылечу.
С глаз спала мутная пелена, и в отблесках костров я разглядела нависшего надо мной брата. Его черты заострились и вытянулись от тревоги. Я хотела коснуться его, но тело ослабло, а суставы ломило от малейшего движения.
— Лежи, — лицо Вейаса смягчилось. — У тебя был припадок, как у этих, — он кивнул на толпившихся вокруг ряженых.
