— Ну ничего, зато отец подарок преподнёс знатный. — Вейас хлопнул коня по крупу. — Лучшего жеребца во всём Белоземье не сыщешь!
Тот прижал уши и навострился цапнуть Микаша за плечо, но он успел шлёпнуть по морде ладонью.
— На таком коне только рыцарь сможет ездить, только истинной воинской доблести он подчинится, — продолжал насмехаться Вейас, глядя, как Микашу раз за разом приходится доказывать коню свою силу.
— Ну, бывай, счастливого пути! — пожелал младший Веломри и наконец удалился.
Микаш шагал с конём по двору вдоль внутренних стен замка под любопытными взглядами дозорных, похоже, ожидавших весёлого представления. Утреннее солнце било в глаза. Жеребец постоянно дёргался: взбрыкивал задом, вставал на дыбы, целился ударить то копытом, то мордой. Пот крупными каплями катился со лба и затылка, жёсткие поводья жгли ладони. Микаш плотнее стискивал зубы.
Собирались другие слуги, подгоняли повозки и кареты. Подтянулись господа. Последним заявился сам Йорден. Микаш выправил стремена, подвёл коня к скамейке и заставил стоять смирно, но только Йорден потянулся за седлом, как жеребец шарахнулся в сторону. Микаш едва удержался на ногах. Йорден тоже чуть не рухнул и непристойно забранился.
В живот врезался нос сапога. Не больно, вправду не больно, если вовремя напрячь мышцы! Только этот взгляд с крыши самой высокой башни... Микаш чувствовал его у себя на затылке, будто раскалённое железо жгло кожу, сдавливало голову тисками чужой жалости.
"Нет, принцесска, не смотри на меня такого! Я чернь у ног хозяев, я дворняга. Я никто!"
Но странное дело, то, что доводило его до неистовства, успокаивало зверя внутри, заставляло сворачиваться клубком и урчать, словно ласкаясь к хозяйке, которую он так долго и отчаянно искал.
— Одумайтесь, он слишком норовистый, — зашептал Микаш на ухо Йордену, как только очнулся.
— Вот видишь, даже дворняга считает, что наездник из тебя никудышный, — подошёл Дражен и положил руку Йордену на плечо.
— Молчать! — взвился Йорден ещё больше, отмахнулся от друга и влепил Микашу увесистую затрещину. — Ты это нарочно, да? Держи его крепче, на что тебе эти лапищи, а?
Микаш снова подвёл коня к скамейке. Йорден наконец взобрался в седло.
— Пусти! — приказал он.
Микаш отступил на шаг. Ну пускай грохнется, может, это спеси в нём поубавит.
Конь тревожно заперебирал копытами, взбрыкнул, извиваясь всем туловищем как змея. Йорден бултыхался на нём, кренился в разные стороны, вот-вот грозясь выпасть, но всё-таки удержался. Конь замер.
— Хей, смотрите, я его усмирил! — похвастался Йорден перед собравшимися.
Рядом просвистел мелкий камень и врезался в конский круп. Жеребец подскочил и помчался к распахнутым воротам. От неожиданности Йордена качнуло вперёд. Он повис на одном стремени, цепляясь за гриву. Послышался треск. Йорден вместе с седлом рухнул в пыль, а конь понёсся прочь от замка, стуча копытами по брусчатке. Присутствующие дружно засмеялись, громче всех — Дражен с Фанником.
Йорден бранился и скулил сквозь зубы, пытаясь отскрести себя от мостовой. Микаш поднял его на ноги и принялся отряхивать.
— Ах ты двуличная сволочь! Сын помойной сучары! — каждое оскорбление сопровождалось тумаком или оплеухой. Микаш молча терпел, хотя чувствовал, что Йорден от этого бесится ещё больше. — Слышите, это он подрезал подпругу, он! Я бы не упал!
— Плохому танцору и ноги мешают? — ужалил его Дражен, не прекращая смеяться. — Догонять хоть будешь? А то он вперёд тебя до Заречья добежит.
От Микаша отстали. Он обернулся к башне, откуда за ним до сих пор наблюдали две пары глаз. Принцесска и её несносный братец. Отвлёк разговорами и подрезал подпругу на седле. Ну что за детская выходка?
"Я знаю, тебя терзает та же мука, что и меня. Любовь недостойных сердец, тех, у которых никогда не будет на неё права. Наш мир — мир глупых условностей. То, за что мы готовы отдать все, достанется тому, кто этого не оценит. Оттого мы и полнимся бессильной злобы на всех, а сделать ничего, совсем ничего не можем. Заложники крови, я — нечистой, ты — родной".
Микаш не выдержал и мысленно отругал их: "Глупые дети!"
"Сам ты глупый! Как твоё имя?" — отозвался голос принцесски у него в голове. Снова отразила его дар?
"Никак. Я никто! Забудь меня, забудь всё! — на этот раз не получалось. Видно, не желал он этого, не мог заставить себя пожелать. — Я не хочу, чтоб ты знала, как сильно я люблю тебя".
— Чего встал, увалень?! Лови лошадь давай! — Йорден отвесил ему подзатыльник.
Конюший догадался вручить Микашу коня. Не сказав ни слова, он вскочил в седло и вжал пятки в бока с такой силой, что лошадь выпрыгнула с места и помчалась за жеребцом, поднимая столбы пыли. Будто за ними демоны гнались.
Микаш уже не слышал, как за спиной белоземские дозорные присвистывали:
— Горячий парень! Зареченская кровь огнём кипит!
* * *
Я проснулась от толчка в бок.
— Осквернила семейное святилище храпом, а, сестрёнка? Или скорее борьбой с одеялом, — раздался над самым ухом ехидный голос Вейаса.
Я открыла глаза. Брат сидел рядом на коленях и по-лисьи усмехался своей глупой шутке. Я недовольно фыркнула и огляделась. Перина смялась, а одеяло и подушки валялись по углам. Должно быть, я металась во сне. Уже совсем не понимаю, чего хотят дурацкие боги. Почему бы не сказать прямо?
— Не хмурься — ты похожа на сморщенную сливу. Держи.
Вейас достал из свёртка пару тёплых пирожков с зайчатиной и вручил мне. Живот тоскливо заурчал, напоминая, что я не ела со вчерашнего утра.
— Тебя привёл отец?
Видно, сам родитель не пожелал показываться на глаза и был прав, потому что я до сих пор злилась. Но, наверное, обижаться на него глупо: мужчины все такие.
— Нет, он отдал мне ключ. Сказал, я должен привыкать к ответственности. Теперь я почти как хозяин замка.
Вейас выпятил грудь бочонком, показывая висевшую на шее цепь. Теперь он сможет приходить сюда, когда захочет, а мне придётся уехать к чужим людям и их неведомому богу. Вдруг он не примет меня, как не принял мой жених?
— Чего ты всё грустишь? Улыбнись!
В свёртке осталась корзиночка из песочного теста, наполненная джемом и сливочным кремом. Вейас испачкал в нём палец и измазал мне лицо.
— Теперь у тебя усы и борода, как у мужчины, а значит, уезжать никуда не придётся.
Я печально улыбнулась и вытерлась. Какой Вейас всё-таки ребёнок. Ещё хуже меня.
— Ты же знаешь, это невозможно. Да и не хочу я здесь оставаться. Отец ясно дал понять, что за меня не заступится.
Вейас покривился.
— Тогда давай сбежим и будем странствовать вместе. Не хочу быть цепным псом ордена, как отец, и выпрашивать милости ценой жизни близких.
Какой он хороший, самый лучший, мой братик. Стало стыдно, что я плохо о нём думала. Вейас никогда не променяет меня ни на привилегии, ни на служанок. Я обняла его и расплакалась. Жаль, побег — лишь пустые мечты.
— У тебя дар. Твой долг защищать людей от демонов. Я не хочу помешать тебе исполнить божественную волю и сама должна покориться своему предназначению.
— Перестань повторять слова нянюшки и поучения из старых книг! В них никто давно не верит. Сегодня было лунное затмение — ночь мертвецов. Мы с Бенасом и недотёпой Колье ходили на кладбище простолюдинов. Бенас до зари заставлял скелеты плясать на могильных плитах. Жаль, что кузен Петрас не смог приехать из-за траура по отцу. В такую ночь он бы оживил что-нибудь поинтересней костей с черепушками. И никакой гнев богов нас не остановил. Их придумали, чтобы ограничивать людей, навязывать волю ордена, которая выгодна лишь тем, кто стоит на верхушке. Мы сами себе хозяева, хозяева этого мира. И не обязаны подчиняться ни богам, ни ордену, ни даже родителям, если не хотим.
Я взглянула на ясное небо через окно в потолке. Неужели там действительно никого нет, никто не наблюдает за нами сверху, не помогает и не направляет мудрой волей? Мы приходим из ниоткуда и уходим в никуда. Тогда зачем все это замужество, родовые схватки, дети, которых придётся отдать чужим людям, болезни, дряхлость и, наконец, смерть? Для чего вообще жить?
Что-то звякнуло в вышине, застучала труба, выпуская голубоватое облачко. Оно обволокло меня, вспыхнуло, окатив тёплой волной, и исчезло.
— Что это было? — спросила я, оглядывая трубу и древние надписи.
— Я ничего не видел. Ты здесь всегда такой странной становишься, — нахмурился Вейас. — Пойдём, я знаю, что тебя развеселит.
Он взял меня за руку и потащил за собой. Труба жалостливо звякнула на прощание. Неужели никто не слышит? Может, Вейас прав, и я теряю рассудок? Не стоит больше здесь бывать.
Мы пробрались потайными ходами в южную башню. Вейас подсадил меня, и мы выбрались на крышу, прошли по карнизу и уселись, свесив ноги. Отсюда как на ладони просматривался внутренний двор. Там суетились слуги: запрягали в кареты и повозки лошадей, таскали сундуки с вещами, усаживали господ в сёдла.
— Кто-то уезжает? Почему так рано?
Торжества должны были продлиться ещё несколько дней: сегодня намечалась охота, завтра состязание бардов-рунопевцев, а послезавтра турнир. Уехать так рано было неучтиво.
— Женишок твой, — Вейас кивнул в сторону знакомой пухлой фигуры в коричневом кафтане. Из-за плохого кроя одежда заметно топорщилась и морщинилась на спине.
Может, нам действительно не стоило выставлять семейное богатство напоказ? Тем более обычно мы жили уединенно и скромно. Замок просыпался, лишь когда отец возвращался из походов.
— Отец велел ему убираться. Сказал, что ему понадобится очень много времени, чтобы устроить церемонию, достойную тебя, — Вейас ухмыльнулся.
— Ему даже не позволили погостить на празднике в свою честь?
Унижения Йордена не радовали: скоро его род станет моим. Если будут презирать его, то будут презирать и меня.
— Какое почтение может быть к тому, кто тебя бросил? — Вейас погрозил ему кулаком. — Правильно отец сделал, иначе я бы сам сбил всю спесь с его наглой рожи.
Я обречённо вздохнула. Мужчинам лишь бы оружием бряцать, а наперёд подумать никто не хочет. Но все же хорошо, что отец услал Йордена под благовидным предлогом, иначе я бы сама отвесила ему пару пощёчин. Может, удастся сохранить видимость благочестия.
— Не переживай. Съешь лучше ещё пирожку, а то совсем как те скелеты станешь, — Вейас протянул мне последнюю корзиночку из свёртка, а сам продолжил наблюдать за сборами.
Рослый слуга водил по двору нашего племенного жеребца, известного своим злым нравом. Парень сутулился и косолапил, будто пытался казаться незаметным, но вместо этого становился похож на ярмарочного медведя и привлекал ещё больше внимания. Бедолаге приходилось постоянно увёртываться от норовившей цапнуть его морды, но справлялся он на удивление ловко — наши бы так не смогли. Йорден взобрался на скамейку, слуга подвёл к нему жеребца и выправил стремена из седла. Стоило моему жениху вдеть в одно из них ногу, как конь шарахнулся, чуть было не смяв суетившихся рядом людей. Едва удержавшись на скамейке, Йорден выругался и пнул слугу в живот сапогом. Я прижала ладони ко рту. Парню, должно быть, очень больно, не повезло ему с хозяином. Но вместо жалоб и заискиваний, он расправил плечи и посмотрел на Йордена с таким презрением, словно господином был сам.
— Ух, какой твой женишок неучтивый, — Вейас хрустнул костяшками пальцев и достал из-за пазухи рогатку. — Ничего, сейчас покажем ему, где раки зимуют.
Слуга снова подвёл коня и встал впереди, крепко держа поводья у самой морды. Йорден вскарабкался в седло, и слуга отпустил их. Вейас подмигнул и выстрелил камнем в жеребца. Пронзительно взвизгнув, конь взвился на дыбы. Йорден повис на одном стремени и вместе с седлом рухнул в пыль, а жеребец умчался за ворота.
Двор огласил дружный хохот вперемешку с проклятьями.
— Ты подрезал ему подпругу, — покачала головой я, но все же улыбнулась впервые за утро. Какой же он жалкий, этот женишок.
Вейас кивнул, покатываясь со смеху.
К Йордену снова подоспел его слуга, поднял на ноги и отряхнул. Жених надавал ему оплеух и принялся браниться, указывая то на седло, то в сторону ворот. Видно, требовал, чтобы парень бежал догонять подарок нашего отца.
— Ах ты ж, какая девица-белоручка! Интересно, испытание за него тоже этот ручной медведь проходил? — насмехался Вейас. — А ну как мне ещё раз шмальнуть? Пускай слуга затопчет этого нюню!
Парень обернулся, будто заметив нас. Я не могла разобрать его лица, но ощутила в его взгляде укоризну. Это отрезвило.
— Не стоит. Бедняге и так досталось.
Вейас пожал плечами и спрятал рогатку.
"Глупые дети!" — прозвучал в голове уже знакомый голос. Что же это: сон или явь? Кто он и где?
Я не выдержала и спросила прямо:
"Сам ты глупый! Как твоё имя?"
Ответом было лишь ржание и трехтактная дробь копыт по мостовой: слуга запрыгнул на коня и помчался сумасшедшим карьером за беглецом. Бешеный медведь!
Глава 5. Горевестница
1526 г. от заселения Мидгарда, Белоземье, Веломовия
Артас наблюдал с балкона за показательным поединком сына с рыцарем из ордена во внутреннем дворе замка. Глаза свербели от яростного весеннего солнца. Требовалось прикладывать руку козырьком, чтобы разглядеть площадки для тренировки с оружием. Приходилось признать, что Вейасу не хватает ни ловкости, ни навыка, ни смекалки. Все выпады были до скуки предсказуемы, а неуклюжая техника оставляла бреши в защите и не позволяла нанести хоть сколь-нибудь значительные удары. Противник — костлявый безусый молодчик из бедного рода — поддавался, отрабатывая вручённое Артасом золото, но даже такой трюк не спасал положение. Во время очередного парирования Вейас запутался в ногах и споткнулся, едва не налетев на "вражеский" меч. Бестолочь! Противник шарахнулся в сторону и испуганно глянул на балкон. Артас дал знак заканчивать. Хватит уже позора на один день.
— Не переживай так, — похлопал его по плечу Кейл, которого прислал Совет ордена в качестве своего уполномоченного представителя.
Моложавый и подтянутый, с копной курчавых, тёмно-каштановых волос, он был одного с Артасом возраста. Старый друг и соратник. Он поможет все замять, ведь не зря же Артас его из передряг вытаскивал: карточных долгов, пьяных драк и плена иблисов в далёком Эламе.
— Он же юнец совсем. Приставим к нему компаньона посмышлёней, и, глядишь, за пару лет походной жизни научится, с какой стороны за меч держаться.
— Лишь бы он до этого светлого дня дожил, — пробормотал Артас.
Он-то даже в детстве к обучению относился куда серьёзней, а со времён испытания не проиграл ни одного тренировочного боя. Разжижается, видно, старая кровь. Нет в ней былого могущества. Проиграть низкорожденному — такой позор, а этой бестолочи и дела нет. Как кот на сметану улыбается!
Вейас привалился к стене рядом с тёмной нишей, якобы переводил дыхание, а сам украдкой с кем-то перешёптывался.
Лайсве, с кем же ещё? Близнецы, они ещё в утробе матери были неразлучны, во всех детских шалостях участвовали вместе, делили пополам невзгоды и радости. Теперь их пути должны разойтись: его ждёт судьба Сумеречника и наследника рода, а её — жены и матери. Почему дети так быстро вырастают? Ещё вчера Артас качал их, совсем крох, на коленях, а сегодня должен отпустить каждого во взрослую жизнь. Сейчас он впервые жалел, что столько времени проводил вдали от дома. Если бы он больше занимался воспитанием детей, быть может, они бы лучше подготовились к тому, что их ждёт за порогом замка.
