Умылась, оделась и вышла на улицу. Двор заливало искристое солнце. Мороз покалывал щёки. Вчерашний снег стоптался в наледь. На рыночной площади дворники посыпали её песком, чтобы прохожие не поскальзывались. Но дальше от ратуши улицы становились более нечищеными, и приходилось, как птице, взмахивать руками, чтобы удержать равновесие, хвататься за стены или заборы. Дорогу я не запомнила, шла вчера за незнакомцем, не разобравшись куда и зачем. Хорошо, что у него не было дурных помыслов. После нескольких часов блужданий, за которые я успела обойти весь город, впереди показалась крыша с приметным коньком. Сверкнули на солнце белые стены. Медвяным золотом отливали слюдяные окна в распахнутых резных ставнях. Что ж, была не была!
Я постучала в полукруглую дверь. На пороге показался смотритель-звероуст в белом с синими узорами балахоне. Я прошла к широкому письменному столу. На нём горкой лежали длинные узкие полоски бумаги для посланий. Тут же стояли чернильницы с гусиными перьями. В ряд были убраны кожаные чехлы. За отдельную плату смотритель предложил написать послание под диктовку либо отправить большое письмо кораблём до Гартленда, а оттуда почтовой каретой, но тогда оно уйдёт только через две недели. Слишком долго. Я взяла полоску и твёрдым почерком вывела, что всё хорошо и не надо нас искать. Как только мы добудем клыки вэса, вернёмся сами. Скатала в трубочку и запечатала в футляр. Смотритель проводил меня в голубятню, что ютилась под самой крышей. Вдоль стен на устланных соломой насестах сидели крупные почтовые сизари. Чистили перья, доклёвывали остатки зёрна, мелодично курлыкали.
Услышав адрес назначения, смотритель надолго задумался:
— Далеко же вас занесло! — и снял с насеста большую белую птицу. — Рюген самый надёжный, под сотню посланий за крыльями. Ни одного не потерял.
Я улыбнулась и кивнула. Смотритель привязал к лапке голубя футляр, шепнул адрес и выпустил птицу в открытое окно. Распахнув крылья, она взмыла в небо, превратилась в точку на горизонте и растворилась в бескрайней синеве. Я отблагодарила смотрителя и накинула пару монеток сверх обычной пошлины. Он проводил меня до двери, приглашая заходить ещё.
Из булочной пахло выпечкой. Я зашла погреться и отведала пирога с треской, который толстушка-кухарка только-только сняла с противня. Уже смеркалось. Пробирал холод. Ноги сами понесли обратно на постоялый двор.
Только в комнате до меня вдруг дошло: я написала совсем не то! Я должна была попросить помощи для Вейаса! Но возвращаться было уже поздно. Нужно попробовать ещё раз завтра. Незнакомец, конечно, обещал помочь, но вдруг он не? А что если я упустила время, и Вейас потерян безвозвратно?! От роящихся мыслей голова пухла и раскалывалась. Я зажгла лампу, схватила дневник и выплеснула всё на бумагу: вырывала листы, выкидывала, снова писала. Остановилась, лишь когда вышло что-то более-менее уравновешенное.
С тоски я пренебрегла советом незнакомца и спустилась в общий зал. Большое задымлённое помещение сплошь было заставлено широкими крепкими столами. За ними сидел разномастный люд: мастеровые в робах с нашитыми цеховыми знаками отличия, чиновники в грубых суконных штанах и жакетах с небрежно брошенными на спинки стульев куцыми плащами; купцы в отороченных дорогими мехами полушубках. Большинство, от стариков до молодёжи, небритые, с косматой порыжелой растительностью на щеках и подбородке. Точно, длиннобородые. Брадобреи у них, что ли, не в почёте? Или они так лица от мороза спасают?
Посетители чинно ели и пили в своё удовольствие. Пошлостей никто себе не позволял, видимо, хозяин строго следил за порядком. Только беседы велись в полный голос, да так, что говорящий всегда стремился перекричать шумную компанию за соседним столом.
Я подманила розовощёкую подавальщицу и спряталась в дальнем углу. Держать голову старалась высоко, взгляд не отводить, говорить уверенно. Я мужчина, мне нечего скрывать, я просто хочу поесть в тишине и одиночестве. Чтобы выглядеть солидней, я заказала фаршированный грибами свиной окорок и кружку эля, хотя слабо представляла, как в меня это влезет. Попросила побольше лука и чеснока, чтобы перебить въевшуюся в язык сладость от мёда туатов. Живот слишком быстро распёрло. Я отщипывала кусочки от необъятного окорока, задумчиво отправляла их в рот и запивала мелкими глотками эля. Хозяин всё-таки разводил его водой. Впрочем, так даже лучше.
Я тайком оглядывала посетителей. Похоже, сюда захаживали и демоны, только ауры их были скрыты и плохо различались в серой массе. Лишь бы не туаты.
— Если мы не нагоним девчонку здесь, то поедем обратно. Отмораживать задницу в Утгарде я не собираюсь! — донёсся обрывок разговора за соседним столом. — На кой мне умалишённая жена, которая в ледяную пустыню собралась? А вдруг от неё и дети такие же сумасшедшие будут?
Я ошарашенно повернула голову. Йорден сидел ко мне спиной. Я узнала его по пухлой фигуре и прилизанным каштановым волосам. Значит, беспокоившие меня ауры принадлежали вовсе не демонам, а Сумеречникам, ищейкам.
— По моим подсчётам мы отставали от них на две недели. Сомневаюсь, что они стали бы здесь так надолго задерживаться, — заговорил сидевший ко мне боком Дражен.
— К тому же их след затерялся на плато. Вполне вероятно, что они решили сразу в червоточину сигануть, самоубийцы, — усмехнулся третий, смуглый и худощавый. Он сидел ко мне другим боком и, опираясь локтями на стол, обнимал кружку с элем. — Можем возвращаться прямо сейчас. Совесть наша чиста и честь тоже.
Подойти и сознаться? Хотя спасать Вея они явно не станут. Наденут мне на голову мешок, перекинут через седло и без лишних разговоров домой повезут. Тогда брат точно пропадёт.
Я нащупала под рубашкой подаренный Петрасом амулет. Он должен укрыть от ищеек. Пережду, пока не уйдут спать, а там, глядишь, и вовсе про меня забудут.
— Нет, они не настолько глупы, чтобы соваться в Утгард без припасов и подготовки, — высказался четвёртый спутник. Его лицо скрывалось в тени, но я ощущала на себе его пронизывающий взгляд. Придвинула окорок и согнулась низко над столом, пытаясь спрятаться. — Нужно хотя бы осмотреться. Может, мы столкнёмся с ними за соседним столом.
— Кто позволял дворняге раскрыть рот? — оборвал его Йорден и стукнул кружкой по столешнице. — Без тебя разберёмся.
Дражен и чернявый кивнули. Таинственный "дворняга" задвинулся глубже в тень. Пронесло. А чего я переживаю? Ищейки настолько близоруки, что дальше своего носа не видят. Я подошла к ним и протянула кружку.
— За счастливое возвращение, — ищейки удивлённо глянули на меня. — Я рядом сидел — услышал разговор. Дай, думаю, присоединюсь.
Я поставила свой стул между Йорденом и Драженом. Узнают или нет? А стол-то у них небогатый и кружки пустые. Видно, поиздержались в погоне за "умалишённой девкой". Я снисходительно улыбнулась и подозвала подавальщицу:
— Эля всем, угощаю!
Ищейки приободрились и охотно закивали. Только Йорден смотрел хмуро. Неужели, признал? Не может быть! С короткой причёской лицо у меня совсем другое, и мужская одежда должна сбить с толку.
Стоп!
Что я вообще делаю в их компании?!
— Кто ты такой? — подозрительно спросил Йорден. У него что, гордость ущемило? Не он теперь пиром заправляет, а я?
— Такой же усталый путник, как и вы. Скучаю тут один, — я старалась говорить уверенно и смеялась, как пьяная. — А вы балагурите, вздорите — весело. Не примете в компанию?
Подавальщица налила всем эля, и я чокнулась с кружкой, которая стояла рядом с моим горе-женишком.
— За дружбу, м? Крепкую и нерушимую, до смертного костра и даже после?
— За дружбу! — хором воскликнули остальные и обмакнули губы в хмельную пену.
Йорден сверлил меня негодующим взглядом:
— Как ты догадался, что мы Сумеречники, и откуда знаешь наши клятвы?
Простолюдины признавали в нас с братом Сумеречников с первого взгляда, не думаю, что с ищейками происходило иначе. А клятвы не тайна. Странность тут только одна: я не боюсь их пуще демонов, как остальные простолюдины, хотя у меня даже больше поводов опасаться.
— Мой дед когда-то прислуживал на пиру у знатных Сумеречников, правда-правда, и всё про вас выболтал, и про клятвы, и про демонов, — я пьяно сощурилась. — Вот и я хочу с вами посидеть, чтобы внукам было про что в старости рассказать.
— Не строй из себя зануду, Йорден, — поддержал меня Дражен. — Он ведь платит.
Мой женишок нехотя поднял кружку, ударил об мою и залил в себя весь эль одним залпом. Дальше пошло лучше. Ищейки развеселились, выкрикивали тосты, травили байки.
— Так откуда вы, ребят? — усыпив их бдительность, поинтересовалась я. — Издалека?
— Из Белоземья, — заговорил тот самый "дворняга".
Почему-то его голос казался мне знакомым. Протянул свою нетронутую кружку Йордену и забрал пустую. На свету удалось его разглядеть. Не старше остальных, но здоровенный, в плечах косая сажень, головы на полторы меня выше, светлые волосы короткие и жёсткие, как копна соломы, на щеках щетина. А ручищи-то! Огромные, мозолистые, как будто только от сохи. Это же тот косолапый слуга, которого Йорден поколачивал в замке за наши с Веем шалости! Разве он похож на жалкую дворовую шавку? Нет, это медведь, который иногда притворяется ручным, но на самом деле дикий и злой, как тот, что напал на меня в кундском лесу. Того и гляди — задерёт!
— Мастер беглую невесту разыскивает. Отец с него три шкуры снимет, если тот не вернёт сумасбродку. А он даже как она выглядит не помнит.
— Какого демона ты это рассказываешь? — Йорден подскочил и занёс руку для затрещины, но вдруг замер и плюхнулся обратно на стул, бездумно глядя вдаль.
Слуга поднял на меня глаза цвета ледяной стали. Его взгляд — цепкий, проникающий вглубь сокровенных мыслей, к которым и себя-то не допускаешь, завораживал. Сколько я раз видела такой у отца! Телепат, он меня читает! Это он внушил мне подойти к их столу, а может, даже спуститься в зал, как внушил Йордену сидеть тихо! Я вскочила и попыталась уйти, но слуга схватил меня за руку.
— Может, вы нам поможете? — его улыбка походила на оскал. — Она такая невысокая, тощая, белобрысая. Прямо как вы. Не видели?
Огромная ладонь надавила на лоб. От резкой боли вышибло дух. Свет померк. Я глотала ртом воздух и изо всех сил старалась не упасть. Амулет на груди раскалился и жёг кожу. Он не выдержит такого воздействия. Демоны, я не выдержу раньше! Ноги уже подкашивались.
Меня отдёрнули в сторону. Телепатическая связь оборвалась, мир обрёл чёткие контуры, и я смогла дышать полной грудью.
— Оставьте его! Он со мной, — рыкнул мой вчерашний незнакомец.
Я ухватилась за подставленную руку как за спасительную соломинку. Глаза слуги расширились, как от удивления или страха. Лицо исказила гримаса ненависти, дрожащие пальцы потянулись к обмотанной грубой кожей рукояти меча, который висел у него на поясе. Он собрался драться с нами при всём честном народе?!
Тут вмешался Йорден.
— Сядь! — приказал он. — Чего к голубкам привязался? Не хватало нам ещё драки. Пускай платят и проваливают, извращенцы демоновы!
Слуга вернулся на своё место, не отрывая от нас напряжённого взгляда. Незнакомец сорвал с пояса кошель и швырнул Йордену. Лёгкий кивок, прикосновение к полям шляпы, издёвка в притворно почтительной улыбке. Йорден ничего не заметил, пересчитывая монеты.
"Берегись! — Вейас?! Нет, этот шепчущий в голове голос был другим — стальным, и ощущения тоже — морозными. Снова слуга. Где я могла его слышать? — Не от тех ты бежишь, принцессочка".
Незнакомец подтолкнул меня к моему столу и отодвинул стул, вырвав из тенёт чужой телепатии. Навалились страх и усталость. Захотелось сжаться в комочек, спрятаться на груди у этого доброго человека и расплакаться. Но присутствующие бы не поняли, уже считали нас... смешно сказать, любовниками-голубками. Оборачивались, шептались.
— Спасибо! Спасибо огромное, вы мой спаситель! Деньги я верну обязательно, как только освобожу брата, — затараторила я.
Незнакомец занял место напротив:
— Ерунда — забудьте! Это ваше? — он кивнул на остывший окорок. — Можно? Я весь день на ногах — маковой росинки с утра во рту не было.
— Да, конечно, это меньшее, чем я могу вас отблагодарить. Так какими судьбами?
— Хотел поужинать. Услышал шум — вижу вы, бледная, трясётесь, а этот здоровяк словно демон к вам присосался. Вот я и решил, раз вас однажды уже спас, обязан защищать и дальше, — отвечал он, с аппетитом обгладывая свиную ногу. — Тот самый жених? Теперь я понимаю, почему вы сбежали.
— Его слуга меня гипнотизировал! Вот уж кого действительно стоит опасаться.
— Не более, чем маленькая неприятность. Если вы только захотите, ни он, ни другие вас не тронут.
А он умеет успокаивать! Я набралась наглости и выпалила:
— Вы уже придумали, как помочь моему брату?
Незнакомец на мгновение перестал жевать и замялся:
— Честно, времени не было. Семейные дела улаживал, сам устраивался — тоже только вчера приехал. Ну и... простите.
— Это вы простите. Я не должна перекладывать свои проблемы на ваши плечи. Вы и так сделали для меня больше, чем кто-либо за всю жизнь.
— Только обнимать-целовать не стоит: от вас чесноком несёт знатно, — пошутил он, пытаясь приободрить.
Как ни удивительно, удалось. Я поставила локти на стол и, уложив подбородок на ладони, любовалась его лицом, каждой даже самой мелкой благородной чёрточкой. Жаль, что я не бард-рунопевец и не умею ладно складывать слова, чтобы запечатлеть эту красоту в своём дневнике, хотя уверена, ни одна даже самая искусная баллада не сможет передать глубину этих тёмных глаз, чувственность губ, теплоту шелковистого баритона, изящество длинных пальцев.
Мы ещё немного посидели, лениво болтая о пустяках.
— Уйдём отсюда? — предложил незнакомец, покончив с окороком.
Я кивнула, глядя на пустеющие столы. Ищеек уже не было. Надеюсь, они завтра же отправятся домой!
Мы прогулялись вдоль пустынных улиц погружённого в сонный мрак города. Было прохладно, но я согревалась одним присутствием друга. Показала ему холмы, под которыми таился дворец туатов, места, где я видела белый и чёрный пути внутрь. Мы осмотрели всё вокруг, поковыряли палками стылую землю, но следов потайных механизмов не обнаружили.
— Похоже, во дворец так просто не попасть, особенно если ты не туат. Придётся выманивать их оттуда. Нужно подготовиться, — излагал свои соображения незнакомец, когда мы двинулись прочь от холмов к морю.
Мы обошли город по краю, пока не уткнулись в высокую гряду утёсов. Незнакомец указывал путь. Держась за его твёрдую руку, я не боялась поскользнуться и упасть, не боялась, что он заведёт меня в пропасть. Я верила ему. На вершине самого высокого утёса мы остановились. Незнакомец закрыл мне глаза руками и подвёл к краю. Чувствовалось, что носки сапог не касаются земли. Внизу слышался плеск волн, врезающихся в скалы. Прохлада оседала на лице. Ноздри щекотал тонкий солоноватый запах.
— Не бойся и расставь руки в стороны — я держу, — обдал теплотой шёпот у самого уха.
