Что касается последнего — тут он, конечно, загнул. Если бы этот мужик и вправду хотел меня убить, то не стал бы отказывать себе в удовольствии и добился желаемого одним движением. А так у меня только зуб выбит. Тем не менее, я не помню, чтобы мне ещё когда-нибудь было так больно.

Я не успеваю долететь до пола и оставить отвратительные следы своего присутствия на безупречно белом ковре: Гай в очередной раз оправдывает своё прозвище, хватая меня за отвороты дорогущего пиджака уже через секунду после неожиданной атаки.

— Что ты с ним сделал?! Шантажировал? Мозги промыл? Отвечай, падла! Во что ты превратил моего брата?

Он, правда, готов поверить в любой бред — в действие гипноза, наркотиков, даже в колдовство. Гай ни в коем случае не признает, что его любимый младший братец, возвращение которого он с возрастающим отчаянием ждал годами, отвернулся от него, поклялся в верности врагу, предал. Чистосердечно, находясь в трезвом уме и твёрдой памяти, осознавая последствия своего поступка.

— Почему бы тебе не поговорить об этом лично с ним? — спрашиваю я, коверкая слова до неузнаваемости.

С тем же успехом я мог бы молчать, продолжая ошалело хлопать глазами в попытке прояснить зрение. Кулак Гая выбил из моей головы способность ориентироваться в пространстве и сохранять вертикальное положение тела без посторонней помощи.

— Почему бы тебе... — решаюсь я на вторую попытку, захлёбываясь кровью.

Всё это бесполезно. После заявления Чери Гай сам отказался вести с ним любые переговоры, приняв брата за невменяемого. А вот со мной он с большой охотой провел приватную беседу.

Несмотря на то, что всё моё лицо пульсирует от слишком ощутимого проявления досады моего "собеседника", я рад, что в просторной комнате лучшего отеля блока Ригель нет никого кроме нас. Что-то мне подсказывало, что, стань свидетелем этого рукоприкладства Дис, и войну не получилось бы отложить в долгий ящик.

Собираясь на эту встречу на "нейтральной территории", я морально был готов к сколь угодно бурной реакции Стокрылого на такой сюрприз. Даже трудно представить, как подобную новость встретил бы я.

Твой брат был моим другом... подругой детства, а ты застрелил беднягу, когда тот находился в чужом теле. Женском. Моём.

Я смотрел на Гая через щелки опухших век и видел, как этот парень сходит с ума. На короткий миг мне его даже стало жалко.

Но потом я вспомнил, что он не так давно сделал с моим домом, Олафером и ещё полсотней ни в чем не повинных ребят. Сладко-терпкий вкус торжества и злорадства разбавил пузырящуюся во рту кровь, когда я признал, что видеть Гая, неизменно самоуверенного, непогрешимого и высокомерного, терпящим крушение, мне в радость.

Было в происходящем что-то нарушающее законы и порядки, и в то же время такое желанное. С разбитым лицом, задыхающийся от астмы и страха, обвиснув в дрожащих руках противника, который мог совершенно оправданно смотреть на меня, как на червя, я, тем не менее, ощущал себя могущественным. Едва ли не всесильным.

Замкнутый круг: Гай души не чает в своём блудном брате, Чери души не чает во мне. Что касается меня — я совершенно запутался, но все равно намерен манипулировать родственными чувствами Стокрылого во избежание войны.

В последнее время я всё активнее следую не самому лучшему жизненному принципу "готов на всё". Но, как говорится, не мы такие...

— Даю тебе две недели, маленький ты паршивец! — шипит мне в лицо Гай, наблюдая мою жалкую ухмылку. — После этого... либо ты возвращаешь мне брата, либо я прихожу и самолично забираю его домой. Понял?! Я тебя спрашиваю! Тебе ясно?! Мне плевать — женщина ты или ребенок! Я тебя на клочки порву...

— Я тоже, — пробормотал я невнятно, упирая ему в живот бластер. Будь босс Тиона чуть более вменяемым, он бы в очередной раз отметил, что я ничему не учусь: наставлять на него оружие снова — неоправданная глупость даже для такого несмышленыша. — Руки прочь. От меня. И моей семьи.

Эти слова должны были стать последними в моей жизни.

2 глава.

Днём ранее.

Неделю назад Децема потребовала у Гая аудиенции, получив снисходительное согласие. Конечно, вдаваться в подробности касательно необходимости этой встречи я не стал, хотя соблазн был велик.

Я знал наверняка, что новость о возвращении младшего брата Его Величества не совсем в ту семью, в которую он должен был вернуться, произведет эффект разорвавшейся бомбы. Эта новость была моим главным оружием в противостоянии с Гаем, оружием могущественным и в то же время невероятно опасным, ввиду непредсказуемости последствий его использования: босс Тиона был самым эксцентричным человеком из всех, кого я знаю, одному богу известно, как он отреагирует на появление брата при таких... весьма неоднозначных обстоятельствах. Я рассчитывал на то, то Гай отречется от своей затеи (тотального уничтожения Децемы), но ведь с тем же успехом он мог приняться за её осуществление незамедлительно, как только оценит подготовленный мной "сюрприз". И первой жертвой в этой войне стану я.

Когда я думал о причинах, по которым Гай снизошел до встречи со мной, то приходил к выводу, что всё дело в его высокомерии. Он никогда не откажет себе в удовольствии унизить меня публично в очередной раз. Вероятно, я серьёзно насолил ему в прошлом.

Все эти мысли: о Гае, неминуемой аудиенции и, как следствие, посещении Цитры, нагоняли нестерпимую тоску, жуткое уныние. Понимание того, что завтрашний день может стать последним в моей жизни (я был слишком хорошо знаком с нестабильной нервной системой главы Тиона), напрочь лишило сна. Кто знает, может, пытаться сейчас заснуть — непозволительная ошибка с моей стороны, вдруг я упускаю возможность прожить последние часы осознанно?

"Поразительно, что ценить жизнь меня научил именно Гай" — заключаю я уныло, выходя в коридор.

Уже через секунду все моё внимание занято другим, куда более привлекательным объектом: в прозрачной темноте я распознаю невыносимо прекрасную Селию. Она вынырнула из-за угла, держа в руках стопку со свежим постельным бельем, едва я успел покинуть свои утонувшие в унынии покои.

Радостное волнение мгновенно сменяется досадой: за то, что я сделал с её парнем Дрейком, она, должно быть, меня ненавидит. Даже при условии, что тот и был козлом, каких поискать, и заслужил куда больше, чем простое увольнение с лишением всех званий. Но в любви я разбираюсь так же хорошо, как в политике, поэтому не берусь осуждать вкус Селии.

Она замечает меня как раз в тот момент, когда я собрался малодушно отступить в безопасность своей комнаты.

— Доброй ночи, господин, — ее голос звучит тихо и приветливо. Как бы мне хотелось верить, что еще и искренне. — Вам не спится?

— А? Ну... я только...

Да, босса Децемы можно назвать богатым, только если речь не идет о его словарном запасе.

— Завтра важный день, — собираюсь я с мыслями, запуская пальцы в волосы. — Я немного нервничаю, если говорить откровенно, потому решил немного прогуляться...

В связи с этим почему бы тебе не составить мне компанию?

У меня не хватает сил, чтобы произнести эти элементарные слова, что говорить о борьбе с Гаем?

Возникшее молчание нагнетает напряжение, делая обстановку ещё более интимной. Ночь, темнота, только мы вдвоем в этом коридоре, который как-то незаметно, но стремительно сузился.

Селия смотрит на меня выжидающе. Вероятно, она верит в меня больше меня самого и потому ждет тех самых слов...

— Слушай, если уж ты тоже не спишь... — говорю я, упрямо смотря в пол, — может...

— Эй, Алекс, — раздается за моей спиной бодрый, мужской голос, и у меня в уме за секунду проносятся все самые грубые проклятья на голову объявившегося не к месту и не ко времени Чери. — Ты почему не спишь, приятель?

Я поднимаю голову, но не оборачиваюсь. Глядя на Селию, я уныло заключаю, что вот теперь счет поганых моментов на сегодняшний день закрыт. Ведь этот взгляд, которым уставилась на Чери девушка, в которую я безнадежно и глупо влюблен, — это хуже не бывает. Её большие, блестящие в полумраке глаза глядят на человека за моей спиной восхищенно, едва ли не подобострастно, боясь моргнуть и лишить себя даже краткого мгновения созерцания чистой, концентрированной мужской красоты.

Когда от выражения её лица сердце начинает скручивать отнюдь не поэтическая боль, я оборачиваюсь.

— Хороший вопрос, — ворчу я, даже не пытаясь спрятать своё недовольство. — Слушай, может ты на себя накинешь что-нибудь? А то ещё простудишься.

Чери понимающе усмехается, продолжая неторопливо приближаться. На нём из одежды лишь тренировочные штаны, обнаженная мускулистая грудь лоснится от пота, в руке — полотенце. Похоже, не только я страдаю от бессонницы. Хотя, если подумать, у Чери поводов беспокоиться больше, чем у меня.

Когда он становится рядом, я готов сквозь землю провалиться. Я и без того красавчик не ахти какой, но на фоне этого парня... я могу играть горбуна из Нотр Дама без всякого грима. Не удивительно, что в этот момент для Селии я перестаю существовать. Её дыхание становится тяжелым, отчетливым, но братец Гая делает вид, что не замечает ни девушку, ни её очевидные желания. Хотя мы же говорим о Чери, для него подобное внимание — повседневность, рутина, скука.

Как иронично — я завидую Эльзе черной завистью. Кто бы мог подумать, что до этого когда-нибудь дойдёт.

— Я... я, пожалуй, пойду... — шепчет Селия, совершенно точно обращаясь не ко мне. Её голос дрожит, а мысли путаются. Теперь я знаю, как выгляжу со стороны, когда пытаюсь заговорить с ней. — Если только вам ничего не нужно...

— Нет, спасибо, — отвечаю я слишком поспешно. Так, что это можно принять за грубость. Но лучше так, чем она будет удовлетворять "нужды" всяких смазливых блондинчиков.

Когда горничная уходит (намеренно медленно, в надежде что кое-кто может внезапно передумать), я испускаю разочарованный выдох.

— Чего тебе в комнате не сиделось? — бормочу я уязвленно, все еще глядя в ту сторону, где недавно исчезла Селия.

— Услышал, как вы шепчетесь. Решил проверить, все ли у тебя в порядке, — в голосе Чери не звучит ни капли раскаяния. — Я же твой телохранитель, помнишь?

Самопровозглашенный, ага.

— Слушай, Алекс, — его внезапная серьезность сбивает с толку. Положив мне руку на плечо, он убежденно заявляет: — Нам нужно принести друг другу клятву.

— Чего? Какую ещё клятву?

— Давай поклянемся в том, что мы не позволим ни одной женщине повредить нашей дружбе. Договорились?

Его ясно-голубой взгляд становится невозможно пытливым. А я всё ещё пытаюсь косить под дурачка.

— Ты это к чему? Я ведь не собираюсь... брось, ты ведь не думаешь, что я и Селия...

— Она тебе нравится, — озвучивает очевидную истину безо всякого смущения Чери. — Я это уже давно понял.

Почему-то я воспринимаю это как насмешку и поэтому решаюсь на подлость.

— Давно? Это когда ты был уверен на все сто, что являешься женщиной? Когда любил модные платья, розовое и мечтал по вечерам о принцах?

Его снисхождение добивает меня.

— Я никогда не любил розовое.

— Но мечтал о принцах?

— Можешь даже не пытаться, Алекс, таким низкосортным юмором у тебя не получится...

— Давно понял, ха? А чего тогда молчал до этих пор? А то я тебя не знаю. Когда я рассказал тебе о Соне, в тот раз, в Битерси, ты ни одного дня не упустил... шантажировал... А тут ни слова... может, дошло, что на этот раз всё всерьез? Ревновала, небось, а, Эльза?

Над нами нависает угрюмое молчание. Скрестив руки на груди, Чери смотрит на меня с высоты своего немаленького роста, выглядя при этом весьма угрожающе. Но пожалеть о сказанном меня заставляет не его внушительный внешний вид. Судя по его взгляду, я явно перегнул палку.

— Это я зря. Прости. Твое прошлое... я понимаю, что это хреновый повод для шуток. Больше не стану так тебя называть, клянусь.

— Да называй, как хочешь, — пожал плечами Чери, не сводя с меня глаз. — В любом случае это будет звучать не так жалко, как "робкий, наивный, влюбленный в горничную девственник-неудачник".

Туше.

— Девс... девственник? Да ты в моем возрасте...

— О, поверь, в твоем возрасте у меня уже был кое-какой опыт.

— Надо же, какой успех! Скажи об этом чуть громче, а то вся восточная часть особняка тебя не расслышала.

— Они все в курсе и без того, не беспокойся.

Последнее слово всё равно должно остаться за боссом.

— Отлично. Только что я определился с твоим новым кодовым именем. Объявлю о нём за завтраком, — заявляю я, направляясь по коридору к лифтам. — Что ж, не буду мешать тебе готовиться ко встрече со старшим братом и дальше. Разрешаю повесить на боксерскую грушу его фотографию.

— И почему тебе так не терпится от меня отделаться? — не отстает Чери. — Может, ты уже жалеешь...

— Проклятье, только не начинай.

— Или же наш маленький Казанова отправляется на поиски взаимной любви, и свидетели ему ни к чему?

Молча я захожу в кабину лифта, собираясь на нижний этаж — территорию дока Кея. Естественно, "мой телохранитель" следует за мной всюду, как вторая тень.

— Нет, — решаю ответить я, когда тяжелые двери беззвучно закрываются. — "Казанова" отправляется навестить своё настоящее тело. Помнишь, то, с огромной дыренью на месте сердца? Автограф твоего любящего брата. С тех пор, как его люди навестили нас в этом самом доме, мне отчего-то плохо спится. Но не стоит беспокоиться, в конце концов, это не самый главный повод пренебречь сном этой ночью.

Мы останавливаемся, едва я успеваю договорить. Чери еще несколько секунд молчит, стоя напротив, не обращая внимания на расступившиеся за его спиной двери.

— Я придурок, — заключает он в итоге с выдохом.

— Какое облегчение, хоть в чем-то мы с тобой похожи.

— Я знаю, как тебе сейчас нелегко. А хрень всякую несу по привычке и...

Его исповедь прервана проходящим мимо доком.

Кей — восьмое чудо света: имидж Мэрилина Мэнсона волшебным образом уживается с интеллектом Эйнштейна. Остановившись, он быстро осматривает спину Чери, после чего отстраняет сигарету ото рта, чтобы отметить, что процесс заживления прошел как надо.

— Но что важнее, — добавляет Кей, — эта татуировка смотрится так потрясно, что Гая хватит удар, едва он её увидит.

И дело тут не в зависти, ага.

Когда мы выходим в коридор, Кей спешит потушить сигарету, памятуя о моей астме.

Сопровождая нас до дверей, за которыми хранится уже не живое, но еще и не мертвое тело госпожи Элы, он отчитывается о проведенной работе, через слово извиняясь и оправдываясь. Мол, он понимает моё нетерпение, но вырастить новый орган, не говоря уже о восстановлении полностью уничтоженного участка спинного мозга — не пятиминутное дело. В лучшем случае это займет еще месяц. Я не спрашиваю о возможности худшего, потому что знаю, что при таких обстоятельствах, я так и останусь в своём нынешнем состоянии, а причиной моей смерти, вероятнее всего, будет аллергия. Или ещё какая нелепость. Я — не герой, поэтому уверен в том, что геройская кончина мне не светит.

123 ... 121314

↓ Содержание ↓