Стивен БАКСТЕР
КСИЛИ: СТОЙКОСТЬ
Перевод: Н.П. Фурзиков
Новые страницы будущей истории человечества, от освоения Солнечной системы, через мертвящие имперские века, ужасы и жертвы периодов оккупации более развитыми расами к безудержной экспансии в Галактику после освобождения. Быстрое овладение продвинутыми технологиями, любопытство, инициатива и динамизм помогли людям стать могучей галактической расой, а необоснованные претензии на господство привели к бессмысленной звездной войне с ксили, стратегическому проигрышу войны после первых успехов, постепенному отступлению к Солнечной системе и борьбе немногих сохранившихся анклавов за свое выживание, в том числе Старой Земли — в кармане нелинейно замедленного времени. Отмечены не только достойные подражания человеческие поступки, но и те, которыми не стоит гордиться, от уничтожения отдельных форм жизни ради прибыли до эксплуатации и геноцида целых разумных видов в ходе экспансии.
Это было четвертое тысячелетие.
Земля была восстановлена. Грандиозные инженерные проекты стабилизировали и сохранили ее хрупкую экосистему: Земля была первой планетой, подвергшейся терраформированию.
Тем временем Солнечная система стала доступной. Работающий на орбите Юпитера инженер Майкл Пул успешно использовал микроскопические червоточины — естественные дефекты пространства-времени — и расширил их, чтобы сделать транзитные каналы достаточно большими для прохождения космических кораблей, что позволило пересекать внутреннюю систему за считанные часы, а не месяцы.
С орбиты Юпитера интерфейсы Пула были отбуксированы и установлены по всей Системе. Спутники Юпитера стали центрами межпланетной торговли.
А Пул и его коллеги двинулись еще дальше.
ВОЗВРАЩЕНИЕ НА ТИТАН
3685 год нашей эры (н.э.)
Пролог
Космический корабль с Земли пролетел сквозь ледяные кольца.
За первую неделю своего пребывания на орбите вокруг Сатурна он прошел в пределах трети миллиона километров от Титана, крупнейшего спутника Сатурна, датчики с любопытством вглядывались вниз в сплошную дымку. Аппарат был слишком тяжел для прямого запуска с использованием технологий того времени, поэтому траектория его полета, растянувшаяся на семь лет, позволила ему пролететь мимо Венеры, Земли и Юпитера. Это было примитивно, но было подготовлено для Титана. К борту основного корпуса был прикреплен отдельный посадочный модуль — толстый диск-блюдо диаметром три метра.
Бездействовавший большую часть межпланетного полета модуль-зонд был, наконец, разбужен и отсоединен. А две недели спустя он вошел в плотные слои атмосферы самого Титана.
Большая часть межпланетной скорости зонда была погашена при торможении в воздухе, а затем надулся основной парашют. Открылись порты, развернулись стрелы, и на расстоянии более миллиарда километров от ближайшего инженера-человека приборы уставились на Титан. На высоте примерно пятьдесят километров постепенно стала видна поверхность. Этот первый дразнящий обзор был похож на вид Земли с высоты птичьего полета, хотя и выполненный в мрачных красных и коричневых тонах.
Посадка на покрытый водяным льдом песок была медленной, со скоростью менее двадцати километров в час.
После стольких лет полета наземная миссия продолжалась всего несколько минут, прежде чем разрядились внутренние батареи зонда, и прекратилась трескотня телеметрии. Потребовалось бы еще два часа, чтобы новости об этом приключении со скоростью света добрались до Земли — к этому времени тонкий органический дождь уже оседал на верхнем корпусе зонда, поскольку последние остатки его внутреннего тепла утекали прочь.
А затем, совершенно незаметно для людей-контролеров зонда на Земле, вокруг корпуса "Гюйгенса" сомкнулся манипулятор, похожий на клешню омара, и утащил раздавленный зонд вниз, под песок водяного льда.
1
— С Титаном всегда было что-то не так.
Это были первые слова, которые я когда-либо слышал от Гарри Пула — хотя в то время я не был знаком с этим человеком, — слова, которые пронзили мое похмелье, как сверло.
— Это было очевидно с тех пор, как первые примитивные зонды добрались туда семнадцать столетий назад. — У него был голос старика, восьмидесяти, может быть, даже девяноста лет, хрипловатый. — Спутник с воздушным покровом, спутник, который укрывает целый зверинец жизни под своей плотной атмосферой. Но эта атмосфера неустойчива.
— Что ж, механизм достаточно ясен. Парниковый эффект от метанового компонента не позволяет воздуху охлаждаться и вымерзать. — Это был голос другого человека, хриплый, мрачный, голос человека, который воспринимал себя слишком серьезно. Голос, который показался знакомым. — Солнечный свет запускает с метаном реакции, которые выбрасывают в стратосферу сложные углеводороды...
— Но, сынок, откуда берется метан? — настаивал Гарри Пул. — Он же разрушается в результате тех самых реакций, которые производят все эти стратосферные углеводороды. Все это должно исчезнуть через несколько миллионов лет, максимум через десять миллионов. Так что же восполняет это?
В тот момент меня совершенно не волновала проблема метана на самом большом спутнике Сатурна, хотя, полагаю, это был центральный аспект моей собственной карьеры. Туман в моей голове, более густой, чем толиновая дымка Титана, медленно рассеивался, и я осознал, что мое тело, испытывающее непривычную боль, растянуто на чем-то вроде кушетки.
— Возможно, какой-то геологический процесс. — Это был женский голос, оживленный. — Это или экология, процесс Геи, который поддерживает концентрацию метана на высоком уровне. Это очевидные варианты.
— Конечно, Мириам, — сказал Гарри Пул. — Либо то, либо другое. Это было очевидно с тех пор, как впервые с Земли был обнаружен метан на Титане. Но никто не знает точно. О, за столетия было проведено несколько зондирований, но никто не относился к Титану достаточно серьезно, чтобы заинтересоваться им. Всегда было слишком много других легких целей для исследования и колонизации — Марс, ледяные спутники. Никто даже не ходил по Титану!
Другой мужчина, третий, сказал: — Но практические проблемы — потери тепла в таком холодном воздухе — всегда были слишком дорогими, чтобы беспокоиться об этом, Гарри. И слишком рискованными...
— Нет. Ни у кого не хватило дальновидности, чтобы увидеть потенциал этого места. Вот в чем настоящая проблема. И теперь мы скованы этими чертовыми законами разумности.
— Но ты думаешь, нам нужно отправиться на разведку. — Этот скрипучий голос.
— Нам нужен Титан, сынок, — сказал Гарри Пул. — Я вижу в этом единственную надежду на то, что наша червоточина на Сатурне окупит себя. Титан — это, должно быть, ключ к открытию Сатурна и всей внешней системы. Нам нужно доказать, что законы разумности там неприменимы, перебраться туда и начать открывать это. Вот для чего все это.
Женщина заговорила снова. — И вы думаете, что это жалкое создание — ключ.
— Учитывая, что он куратор разумных существ, и к тому же нечестный, да...
Когда в моей компании звучат такие слова, как "жалкий" или "жуликоватый", обычно обсуждается Йовик Имри, моя хорошая личность. Я воспринял это как сигнал открыть глаза. Над моей головой простирался какой-то стеклянный купол, а за ним — кусочек небесно-голубого неба. Я узнал Землю, видимую из космоса. И было кое-что еще, скульптура из нитей цвета электрик, которая плыла над смятым слоем облаков.
— О, смотрите, — сказала женщина. — Оно живое.
Я потянулся, повернулся и сел. У меня все затекло и болело, и была странная боль в затылке, прямо под черепом. Я оглянулся на своих похитителей. Их было четверо, трое мужчин и женщина, и все они наблюдали за мной с выражением веселого презрения. Что ж, это был не первый раз, когда я просыпался с жутким похмельем в незнакомом месте в окружении незнакомых людей. Я быстро приходил в себя, будучи настолько молод и здоров, насколько мог себе позволить: мне было за сорок, но я сохранился на пике своих двадцати трех лет.
Мы сидели на диванах в центре загроможденной круглой палубы, прикрытой потертым куполообразным панцирем. Значит, я находился в космическом корабле, стандартном межпланетном транспорте, хотя и старом; я много раз путешествовал на таких судах до Сатурна и обратно. Сквозь прозрачный купол я мог видеть больше этих ярко-синих рамок, проплывающих перед лицом Земли. Они были четырехгранными, и их грани были видны на короткое время, как мыльные пленки, которые блестели золотом, прежде чем исчезнуть. Это были устья червоточин, разрывы в пространстве-времени, а золотистая дрожь была проблесками других миров.
Я знал, где нахожусь. — Это Земной порт. — В горле у меня пересохло, как лунная пыль, но я старался говорить уверенно.
— Что ж, в этом ты прав. — Это был тот самый мужчина, который вел беседу ранее. Этот девяностолетний голос, как ни странно, исходил от лица парня лет двадцати пяти, со светлыми волосами, голубыми глазами, чудесной мягкостью черт антивозрастной терапии (АВТ). Двум другим мужчинам на вид было около шестидесяти, но с таким примером АВТ было трудно сказать наверняка. Женщина была высокой, ее волосы были коротко подстрижены, и она была одета в функциональный комбинезон; ей могло быть лет сорок пять. Пожилой-молодой человек заговорил снова. — Меня зовут Гарри Пул. Добро пожаловать на "Краб-отшельник", корабль моего сына...
— Добро пожаловать? Вы накачали меня наркотиками и привезли сюда...
Один из шестидесятилетних, грубоватый, рассмеялся. — О, тебе не нужно было давать наркотики, ты сам сделал это с собой.
— Вы, очевидно, знаете меня — и я думаю, что знаю вас. — Я изучал его. Он был крепко сложен, темноволос, невысок, с лицом, не приспособленным для улыбки. — Вы Майкл Пул, не так ли? Пул — инженер по червоточинам.
Пул просто оглянулся на меня. Затем он сказал блондину: — Гарри, у меня такое чувство, что мы совершаем огромную ошибку, пытаясь работать с этим парнем.
Гарри ухмыльнулся. — Дай всему время, сынок. Ты всегда был идеалистом. Ты не привык работать с такими людьми. Я другое дело. Мы добьемся от него того, чего хотим.
Я повернулся к нему. — Гарри Пул. Вы отец Майкла, не так ли? — Я посмеялся над ними. — Отец, который восстанавливает себя в возрасте моложе, чем ваш сын. Как грубо. И, Гарри, вам действительно следует что-то сделать с этим голосом.
Заговорил третий мужчина. — Я согласен с Майклом, Гарри. Мы не можем работать с этим клоуном. — Он был на грани избыточного веса, и у него было помятое, измученное заботами лицо. Я назвал бы его человеком корпорации, который состарился, работая над тем, чтобы сделать богатым кого-то другого — вероятно, Майкла Пула и его отца.
Я непринужденно улыбнулся. — А вы кто?
— Билл Дзик. И я буду работать с тобой, если мы осуществим запланированную поездку на Титан. Не могу сказать, что мне нравится эта идея.
Это было первое, что я услышал о поездке на Титан. Что ж, чего бы они от меня ни хотели, я был сыт по горло мрачной дырой системы Сатурна и теперь не собирался возвращаться. Раньше я попадал в затруднительные положения и похуже; это был всего лишь вопрос оттягивания времени и поиска лазеек. Я потер виски. — Билл — можно я буду называть вас Биллом? Полагаю, вы не могли бы принести мне кофе?
— Не испытывай судьбу, — прорычал он.
— Скажите мне, зачем вы меня похитили.
— Это просто, — сказал Гарри. — Мы хотим, чтобы ты отвез нас на Титан.
Гарри щелкнул пальцами, и перед нами возникло виртуальное изображение, синевато-оранжевое, вращающееся в темноте: Титан. Он висел перед самим Сатурном, который представлял собой бледно-желтый полумесяц с огромными кольцами, охватывающими пространство, и множеством спутников, подвешенных подобно фонарям. И там, мерцая на орбите прямо над плоскостью колец, виднелась нежно-голубая четырехгранная рамка, устье последней червоточины Майкла Пула, гиперпространственной дороги, открывающей доступ к Сатурну и всем его чудесам, — дороги, по которой, казалось, редко ездили.
— Это было бы незаконно, — заметил я.
— Знаю. И именно поэтому ты нам нужен. — И Гарри ухмыльнулся с холодным выражением на этом абсурдно молодом лице.
2
— Если вам нужен специалист по Титану, — сказал я, — продолжайте искать.
— Ты куратор, — сказала Мириам с презрением в голосе. — Ты работаешь во внутрисистемной комиссии по надзору за соблюдением законов о разумности. Титан в твоем ведении!
— Не по своей воле, — пробормотал я. — Послушайте, поскольку вы, очевидно, выбрали меня своей мишенью, вы должны кое-что знать о моем прошлом. У меня была нелегкая карьера... — Моя школьная жизнь, поддерживаемая деньгами моей семьи, была сагой о пьяных прогулках, сексуальных эскападах, мелком воровстве и вандализме. В молодости я никогда долго не задерживался ни на одной из работ, которые находила для меня моя семья, в основном потому, что я обычно скрывался от какой-нибудь обиженной стороны.
Гарри сказал: — Какая-то карьера. В конце концов, тебя приговорили к редактированию, не так ли?
Если бы власти добились своего, мне пришлось бы загрузить содержимое своего сильно пострадавшего мозга во внешнее хранилище, отредактировать свои воспоминания, "перепрограммировать" мои нездоровые импульсы и все это загрузить обратно — перезагрузить все мое "я". — Для меня это означало смерть, — сказал я. — Я не был бы тем человеком, каким был раньше. Мой отец сжалился надо мной...
— И выкупил тебя из твоего заключения, — сказал Билл Дзик. — И устроил тебя на работу в надзор за разумностью. Синекура.
Я посмотрел на мрачные цвета Титана. — Это жалкая должность. Но за нее кое-что платят, и никого особо не волнует, чем вы занимаетесь, в разумных пределах. Я всего несколько раз был на самом Сатурне и на орбите Титана; работа в основном административная, выполняемая с Земли. Я не занимаюсь другими делами. Что ж, у меня действительно нет особого выбора.
Майкл Пул изучал меня так, словно я был паразитом, заполонившим одну из его замечательных межпланетных установок. — Это проблема, с которой я сталкиваюсь в таких агентствах, как управление по надзору за разумом. Я мог бы даже согласиться с его целями. Но оно не делает того, чего должно достичь, все, что оно делает, — это мешает предпринимательству, и оно населено такими расточителями времени, как ты.
Я обнаружил, что испытываю глубокую неприязнь к этому человеку. Какими бы ни были мои недостатки, я не лицемер и никогда не мог вынести, когда мне читали проповеди. — Я никому не причинил никакого вреда, — огрызнулся я в ответ. — Во всяком случае, не так уж много. Не то что вы, Пул, с вашими грандиозными планами, переупорядочивающими всю систему ради собственной выгоды.
Майкл хотел ответить, но Гарри поднял руку. — Давай больше не будем об этом. И, в конце концов, он прав. Прибыль или ее отсутствие — вот в чем проблема. Что касается тебя, Йовик, даже на этой удаленной на миллиарды километров "синекуре" ты все еще занимаешься своими старыми трюками, не так ли?
Я ничего не сказал, проявляя осторожность, пока не выяснил, как много ему известно.
