Ночная тьма накрыла тихий городок, хотя обычно японские города не сталкиваются с перебоями электроэнергии, но в этот день было слишком много аварий связанных с электросетью. Для жителей маленького городка на севере Хоккайдо эти сутки были чуть ли не проклятыми, а особенно у городских служб, которые сегодня пахали как проклятые. Погода стояла тихая и безветренная, однако то и дело на городской подстанции, ЛЭП, трансформаторах что-то ломалось или была авария. Власти города даже не успевали отдавать приказа что-либо починить. Только там, где были свои генераторы горел свет. Само собой больница и роддом имели свои автономные источники энергии.

В роддоме лежала молодая женщина где-то 20 лет на последнем месяце беременности, её звали Айка Мисато. Её взгляд отражал двоякие чувства, с одной стороны она была рада стать матерью, с другой стороны она чувствовала себя гадко из-за того, что забеременела от малознакомого, если не сказать незнакомого человека. Восемь с половиной месяцев назад она встретила причину своих душевных терзаний. Он назвался Хёдо Редзи: высокий, статный, обходительный, остроумный, весёлый и озорной брюнет со светлой чёлкой, мудрыми малиновыми глазами и небольшой аккуратной бородкой — ну как в такого не влюбиться? Идеальный обольститель! Да он выглядел старше её на 20 лет, да она почти не знала о нём ничего, да она жалела о том, что поддалась соблазну, но всё же... убить своих детей в утробе Мисато не решилась (а она считала прерывание беременности именно убийством). Многие говорили ей сделать аборт — "чик и всё", но даже если бы она не считала подобное убийством, всё равно бы родила. Будущая мать очень сильно любила своего прекрасного обольстителя, что не хотела терять такой подарок судьбы — детей которых подарил ей возлюбленный. Да он провёл с ней лишь одну незабываемую ночь, но воспоминания об этом, наполняли будущую роженицу сладкой дрожью и истомой, крася лицо обольщённой в красно-розовый цвет от смеси смущения с вожделением.

— Пусть мой сын, будет хотя бы так же красив как и его отец, а дочка куда краше меня. Будут мне памятью о том замечательном дне. — Сказала тихо женщина и нежно погладила свой живот. Затем Мисато заплакала, из-за этого Хёдо она поссорилась со всеми, чуть ли не лишилась работы и точно потеряла возможность найти хорошего мужа. Ну кто нормальный мужчина свяжется с молодой матерью двоих детей? Однако мысль о двойняшках мальчике и девочке согревала молодое женское сердце. У Айки будет счастливая семья! Семья из неё самой и двух маленьких звёздочек которые будут наполнять её теплом и счастьем. Даже сейчас она благодарна своему обольстителю, жаль лишь то, что дети не увидят родного отца. — Иссей, Кирю вы постарайтесь родиться поскорее, мне не терпится взять вас на руки. Я люблю вас, мои дорогие детки, родитесь здоровыми мои прекрасные звёздочки. — Мягко прошептала Мисато, убаюкивая себя и детей. Айка уже перестала плакать, но продолжала гладить живот — мысль о детях наполняли её теплом, покоем и уютом.

Неожиданно начались схватки. Мисато закричала от боли и начала дёргаться. Не прошло пяти секунд как прибежали медсёстры, роженицу повезли к врачам и посадили в родильное кресло. Медики знали, что роды будут на этой недели, а то, что родиться должны будут крепкие пухленькие двойняшки не оставляло им времени на проверку — ложные это схватки или нет. Впрочем через пять минут сомнений, что роды были настоящими уже не было. Роды проходили тяжело, крупные развитые детки не рождаются легко — тем более двойня, пришлось делать кесарево сечение. Первой вышла на свет девочка, затем мальчик, счастливая мать посмотрела на своих детей, тепло улыбнулась и потеряла сознание от истощения сил.

— Спасибо, что помог принять роды Шемхазай. Дочь три килограмма, сын четыре. Для двойняшек они крупные. Мисато — молодец! Человеческой женщине выносить нефелима сложно, а уж двоих и подавно. — Сказал врач своему ассистенту, зашивая порез от кесарева сечения у молодой матери, даже не смотря на своего помощника.

— Всегда рад помочь, Азазель. Кстати ты был прав, когда ещё на шестом месяце сказал, что твой сын действительно обладает священным механизмом. Только вот каким? — Спросил начальника подчинённый, в голосе Шемхазая проскакал интерес.

— По уровню испускаемой силы — это Лонгин, не знаю какой, но Лонгин. Опасно будет оставлять такого ребёнка Айке, он быстро станет магнитом для всяческих неприятностей и проблем — крупных проблем. Будет гораздо лучше, если я воспитаю его. Уже одним своим рождением Иссей вызвал знатный переполох в этом городишке, сам видишь, что несмотря на все принятые мной меры по всему городу авария идёт за аварией, даже я не смогу полностью запечатать его силу. — Буднично ответил глава падших, уж слишком много он работал со священными механизмами и знал их скрытую силу.

— А твоя дочь? — Неуверенно спросил ассистент.

— Останется с матерью, силу Кирю я запечатаю. Не нужно им участвовать в этом трёхстороннем конфликте, пусть живут как обычные люди. Мать-одиночка с одним ребёнком сможет себе найти мужа скорее, чем мать-одиночка с двойней. К тому же мужчины к чужим дочкам привыкают легче, чем к чужим сыновьям. Тем более, что помогать им я буду, оставлять своего ребёнка на произвол судьбы... не совсем в моём стиле, другое дело, что всё нужно будет сделать тайно и тихо — так чтобы ни кто ни знал.

— А может просто остепенишься и женишься на ней? Прекрасная девушка, не каждая родит таких красивых двойняшек, да и любит она тебя несмотря ни на что. — Устало повёл бровью Шемхазай и передал детишек медсестре.

— Пока есть Кокабиэль — у меня семьи и покоя не будет. Он из категории — "и сам не возьму, и другим не дам". Этот озабоченный войной идиот будет использовать каждый возможный на меня рычаг, чтобы возобновить войну. Эх... и если бы только он! Жена — это уязвимое место для каждого правителя, путь к краху владыки лежит через его владычицу, неважно будь это жизнь, честь или постель, а этим всем могут воспользоваться ангелы небес и демоны преисподней. Не будь этого фанатичного милитариста и будь мир между тремя библейскими фракциями, я бы действительно последовал бы твоему совету, Шемхазай. Мне действительно надо остепениться... однако сейчас не время. — Огорчённо проворчал, падший ангел. Нет Азазель не влюбился, однако, что греха таить эта наивная женщина ему очень понравилась. Добрая, ласковая, нежная и в тоже время волевая, решительная и сильная, с внутренним стрежнем, раз не пошла на поводу у родни на счёт аборта. И не Мисато виновата, что соблазнилась — это просто глава падших слишком хороший обольститель, даже без магии. Редко кто может сопротивляться обаянию такого Казановы как он, лишь считанные единицы.

— Но твой сын... — Хотел возразить Шемхазай.

— Я буду растить Иссея, но тайно! Никто кроме меня, тебя и Баракиэля не должен знать о том, что я в который раз стал отцом — лишь вам двоим и себе я могу доверять. Нельзя, чтобы Кокабиэль узнал что у меня есть наследник, ты же помнишь судьбу предыдущих? Тем более, что сын родился с Лонгином, этот десятикрылый дуболом вздумает настроить моё дитё против меня же, а в случае неудачи просто убьёт ребёнка, чтобы не мешался под ногами. Лонгин — не Лонгин, а боевого опыта у меня или Кокабиэля более чем достаточно, чтобы перекрыть эту силу. В любом случае узнай, чокнутый милитарист о Иссее, я проигрыше, какое бы решение сын не принял. — Тяжко вздохнул новоиспечённый отец. — И если бы проблему составлял один Кокабиэль! Он слишком популярен среди одной четверти всех падших, а раскол у нас, когда не закончена война... — Азазель задержал дыхание и посмотрел в глаза ассистенту.

— Будет означать, что нас сметут. Не бунтовщики, а другие фракции. — Понимающе кивнул Шемхазай.

— Вот теперь понимаешь, почему у меня была насыщенная личная жизнь только до того, как я залез во внутреннею политику нашей фракции. Единственный плюс активных военных действий был в нашем единстве, а сейчас приходится ждать подвоха от собственных подчинённых. Какая тут семья? Только тайная, но загвоздка в том, что тайное становится явным. Будем надеяться, что у Баракиэля всё будет хорошо. Странно, что я это говорю, но дай Бог, чтобы у моего друга всё было хорошо.

— Неужто с Кокабиэлем нельзя разобраться?

— Разобраться то можно, а последствия? Пока он откровенно не начал бунт, лекарство опасней болезни. Это же приведёт к расколу! — Азазель досадно покачал головой. — А раскол сам знаешь к чему. Вот и приходится лавировать между Сциллой и Харибдой, бунтом Кокабиэля, когда он накопит достаточно сил для захвата власти или бунтом недовольных сторонников придурка-милитариста, если я по их мнению несправедливо применю силу к их лидеру. Сколько лет мне ещё решать эту квадратуру круга? — Залечивая роженицу магией, устало промолвил Азазель. — Спи, моё сокровище тебе предстоит много сил сейчас и в будущем. Знаешь я в тебя не влюблён, но будь обычным человеком я бы не пожалел бы остаться с тобой, Мисато. — Когда ангел обратился к бессознательной Айке, по обычно ехидному лицу, скатилась скупая мужская слеза.

— Зачем так всё усложнять? Бери пример с меня! Зачем себя так накручивать? — Недоумённо покрутил у виска второй по иерархии падший ангел.

— Шемхазай, Айка Мисато — обычный человек, а не демон из фракции Старых Владык, перед нами и нашими врагами она постоять за себя не сможет. Думаешь мне приятно расставаться с таким сокровищем?

Предупреждение — содержание этой главы будет очень тяжёлым и плаксивым! А также спойлеры из англо-вики по демонам старшей школы!

Яркий летний день. Безжалостное солнце залило всё вокруг беспощадным ярким светом. Небольшой домик на границе леса. Высокий молодой мужчина в чёрных одеждах с потухшим взглядом смотрит на миниатюрную плачущую блондинку в зелёном платье. Его серебряные волосы качаются в такт слабому ветру, а в небесно-голубых глазах отраженно беспробудное отчаяние. Он и рыдающая женщина сидят на траве и держатся за руки, на руках обоих видны обручальные кольца из белого золота, доказывающие что эти двое супруги. Муж гладит по голове жену, медленно и нежно проводя тонкими пальцами по соломенно-золотым, мягким и длинным волосам, понимая, что он делает это в последний раз. Как же он любит эту женщину, как же он любит её волосы — мягкие, длинные, прямые, золотистые и играющие на солнце. Наверно больше мужчина любит лишь лучистый и добрый характер своей жены, уже не единожды муж называл свою возлюбленную — "моё Солнце", "моё счастье", "моя жизнь" и "мой Бог". Серебровласому худому мужчине хочется заплакать от собственного бессилия, но он еле сдерживает себя, чтобы в последний момент подарить возлюбленной жене как можно больше нежности и душевного тепла. Чтобы её янтарные глаза не были залиты слёзами, чтобы её аккуратный и чуть вздёрнутый носик, не шмыгал из-за плача, чтобы её тоненькие губки хотя бы на секунду вытянулись в светлой улыбке. Сейчас-то он должен быть для неё опорой!

Рихтер был бы счастлив убежать с семьёй куда подальше, но разве можно скрыться от собственного отца, который знает тебя как облупленного? Тем более, когда этот отец — является сыном первого Люцифера и Лилит, превзошедший силу своих проклятых родителей! А как известно, на детях гениев — природа отдыхает, порою сильно отдыхает. Пред Ризевимом Ливаном Люцифером — Рихтер Герман Люцифер почти полностью бессилен. Что поделать если Герман не унаследовал толком ни сил, ни умений, ни характер отца? Даже от матери ничего не получил! Прочно застряв на уровне пяти крыльев, а ведь их нечётное количество считается невозможным. В конце-концов даже бежать уже некуда: Небеса не захотят спасти, падшие будут использовать (в лучшем случае в медицинских опытах), а для адского правительства сын одного из глав фракции Старых Владык в лучшем случае заложник и разменная монета. Про другие фракции говорить бессмысленно — ну кто поможет непутёвому изгнаннику? Всё что остаётся обречённому — это успокаивать жену перед неизбежным. Впрочем не только отец знает сына как облупленного, но и сын отца.

— Не переживай, Герта. Даже если нам пришлось надеть маски извергов, это всё ради Вали. Пусть нас ненавидит собственный ребёнок, но главное он останется жив. Даже хорошо, что всё так получилось, если малыш нас возненавидит — не пополнит список придурков-мстителей, а значит меньше будет пересекаться с этим чудовищем. — Герман безуспешно успокаивает жену. Вот пришёл день о котором так мечтал Рихтер, они с Гертой поменялись местами. Теперь он её поддерживает и успокаивает, но вот только не так себе необычный демон это представлял, совсем не так.

Внук первого Люцифера знает Ливана, как всякий нерадивый сын знает жестокого отца — все слабости, все прихоти, все сильные стороны, все возможные наказания и все дальнейшие действия. Защитить что-то от Ризервима можно лишь одним способом — сделать это что-то неинтересным, предсказуемым, нестоящим или наоборот ужасным, пугающим, отвратительным, а главное не ценным в глазах Рихтера. Отец, что ломает любимые игрушки сына, убивает его домашних животных, топчет и губит жизни всех дорогих Герману людей — никогда не станет преследовать то, чего Рихтер боится или то на, что Герман не обратит внимание. Наоборот Ризервим будет это холить, лелеять, взращивать всё, что внушит страх Рихтеру Люциферу, чтобы ещё больше испугать собственного ребёнка и испортить ему жизнь. Нет оставлять малыша Вали на попечении сумасшедшего деда (или всё же нормального деда по старо-демоническим меркам?) он никогда не будет. Уж лучше бешеные волки чем проклятый Ливан! Однако, даже сыграв роль трусливого родителя, Герман, боится, что его план раскусят. Да Вали Люцифер родился с уникальной силой для демона-полукровки, да малыш ещё получил один из Лонгинов — Разделяющий Механизм, это сочетание родит страх в любом, почти в любом. Но загвоздка в том, что Рихтер действительно любит своего сына и не может толком бояться собственного ребёнка каким бы сильным он в будущим не был. Вопрос кто кого обхитрит висит в воздухе. Одна надежда, что Ризервим ни знавший и ни проявляющий родительской любви не сможет в этом вопросе понять Рихтера, надежда на то, что в собственной гордыне Ливан считает своего сына последним трусом и мягким бесхребетным слабаком, который может лишь прятаться и убегать.

— Дорогой, правильно ли мы всё сделали? Бедный Вали... — Заплаканный взгляд Герты, заставляет Рихтера собрать все свои силы, чтобы не разрыдаться.

— Да, моё Солнце, а теперь нам надо скрыть все возможные улики нашего поступка. Прости. — Лёгкое заклинание и женщина тихо умирает на руках возлюбленного. Быстрая и немучительная смерть — это всё, что может сделать Герман для своей жены. Рихтер чувствует, что скоро придёт Ризервим, осталась жалкая минута или может даже меньше. Всё что остаётся делать молодому мужчине это оплакивать свои потери и молить все силы Вселенной, чтобы Ливан поверил в этот, слишком дорого обошедшийся, обман.

— О, сынок, ты решил убить жену, чтобы выторговать свою жизнь? — Обманчиво мягкий баритон, медленно и текуче растягивал эту фразу, заставив Германа повернуться и застыть в ужасе. Источник страха Рихтера находился за его спиной. Серебряные волосы и синие глаза с несколько похожим, но более зрелым лицом с самого детства заставляли Германа пугаться даже собственного отражения.

123 ... 141516

↓ Содержание ↓