Ярость. Зима 1237-38. Глава 11 (продолжение 3)

Джи прикрыла маленькими ладошками рот и вдруг прыснула, как девчонка, а потом и захохотала в голос звенящим колокольчиками смехом. Олег вскочил на ноги, в ярости сжал кулаки.

— Смеешься! Над урожденным князем земли Рязанской смеешься!

Целительница так же внезапно, как засмеялась, оборвала смех. Только маленькие бесенята продолжали прыгать в ее глазах.

— Присядь, урожденный коназ Рязанский, — попросила она голосом, подрагивающим от сдерживаемого смеха. — И прости меня за неуместное веселье.

Олег еще какое-то время яростно пораздувал ноздри, посжимал кулаки, но, в конце концов, послушался — сел возле очага. Джи погасила улыбку, все еще игравшую на ее губах, глянула темными глазами на князя — словно в душу заглянула, у того аж мурашки по спине побежали. Подумалось: "И впрямь — колдунья". А Джи все смотрела на Олега, словно читая его мысли, как открытую книгу. Потом сказала негромко.

— Не скажу, что безумно полюбила тебя, урусский коназ, это будет неправдой. Пока ты мне просто нравишься, а что будет потом ведают только боги. Но ты хороший, искренний и в любви, и в ненависти. Я давно такого не встречала. Это все, что я могу ответить на твой вопрос. Прости.

— И ты меня прости, — буркнул Олег, который всегда быстро вспыхивал, но и быстро остывал.

Они посидели молча до тех пор, пока угли очага почти перестали давать свет. Потом Джи поднялась на ноги, спросила:

— На улице морозно, а ехать в голову обоза, где стоит моя кибитка, далеко. Ты позволишь мне остаться?

— Оставайся, чего уж, — проворчал Олег.

Он тоже поднялся на ноги, скинул сапоги и верхнюю рубаху. Потом подошел к своей лежанке, откинул одеяло, лег, повернувшись лицом к стенке кибитки, затаил дыхание, ожидая. И дождался: услышал легкие шаги, шорох снимаемой одежды, а потом почувствовал, как Джи прилегла у него за спиной, прижалась. Ее пальчики пробежались по его телу, лаская. Все обиды, сомнения и ревность унеслись из головы Олега без следа. Он повернулся к девушке и начал осыпать ее лицо и шею поцелуями.

Они проснулись поздно. И то только потому, что Абика, вошедшая в кибитку, начала разводить костер и вынимать из ларя посуду для завтрака. Обоз все еще не тронулся после ночной стоянки. Джи отбросила одеяло и нагая, не стесняясь, поднялась с лежанки, потянулась, как кошка, играя изгибами изящного, но крепкого тела, подобрала с пола юрты одежду, не спеша, стала облачаться. Олег не без удовольствия созерцал это зрелище. Одевшись, целительница повернулась к князю, спросила:

— Покормите меня? Я здорово проголодалась.

— Спрашиваешь! Покормим, конечно, — вскочил с ложа Олег, но тут же, застеснявшись своей наготы, потянулся за исподними штанами. Прикрыв ими срамное место, приказал Абике:

— Приготовь завтрак на меня и Джи.

Половчанка молча кивнула.

Завтракали полбяной кашей с вареной свининой, злодейски добытой, должно быть, татарами у здешних селян. Запили китайским чаем. Обоз к тому времени уже тронулся, начав свой неспешный дневной переход. Только закончили завтрак, как с наружи послышался шум. Кибитка, пару раз дернувшись, встала.

— Чего там еще случилось, — проворчала уже позавтракавшая Абика, начавшая было собирать грязную посуду.

Так с грязными плошками в руках она высунулась из кибитки наружу, осмотрелась, вернулась обратно, аккуратно сложила посуду у входа, сказала:

— Обоз стоит. С хвоста — видно, едет большой отряд наших. Похоже, Хостоврул с Хулагчи возвращаются.

Сердце Олега тревожно забилось — с чем едут татары, с победой, или наши им задали трепку? Князь, накинув полушубок, выскочил из кибитки, остановился у ее входа на помосте, вглядываясь в хвост обоза, откуда, по словам Абики, показался татарский отряд. Действительно — там, где чернели на речном льду, кажущиеся отсюда совсем маленькими повозки, длинной змеей двигалась конница. Хвост этой змеи уже миновал ближайший речной поворот, а голова находилась среди обозных телег, так что было можно прикинуть примерное количество всадников в отряде. Олег оценил это количество не более чем в четыре тысячи. А уходило, помнится, тысяч пять. Хорошо проредили татар побратимы со своими соратниками. Но что же с ними сталось? Неужели все погибли?