Аластер РЕЙНОЛЬДС
ПРОПАСТЬ ОТПУЩЕНИЯ ГРЕХОВ
— Вселенная начинает больше походить на великий
помысел, чем на великую машину.
Сэр Джеймс Джинс
Моим бабушкам и дедушкам
Активно осваивающее ближние экзопланеты человечество привлекло внимание машинной расы ингибиторов-волков, которая "выбраковывает" слишком развитые биологические цивилизации галактики, оставляя только те, которые не выходят в космос. Ингибиторы начинают разрушать процветающие миры и колонии, против них бессильны любая защита и любое оружие. Получившая еще до рождения дар знаний могучих цивилизаций прошлого девочка Аура подсказывает меры противодействия и советует начать переговоры с существами соседней браны, которые могли бы помочь, но взамен хотят получить доступ к нашей Вселенной. С подачи гиперсвина Скорпио люди отвергают это рискованное предложение и устанавливают исключительно полезные контакты с малозаметными, но могущественными строителями гнезд.
Перевод: Н.П. Фурзиков
ПРОЛОГ
Она стоит одна на краю причала и смотрит в небо. В лунном свете дощатый настил причала напоминает уходящую к берегу мерцающую серебристо-голубую ленту. Чернильно-черное море спокойно плещется об опоры причала. По ту сторону залива, ближе к западному горизонту, видны светящиеся пятна: мазки мерцающего пастельно-зеленого цвета, как будто флотилия галеонов затонула с зажженными огнями.
Она облачена, если можно так выразиться, в белое облако механических бабочек. Она призывает их подлететь поближе, крепко сплетая крылья. Они образуют что-то вроде доспехов. Дело не в том, что ей холодно — вечерний бриз теплый и несет в себе легкий экзотический привкус далеких островов, — а в том, что она чувствует себя уязвимой, ощущая пристальный взгляд чего-то большего и более древнего, чем она сама. Сомнительно, что море уделило бы ей столько внимания, если бы она прибыла на месяц раньше, когда на этой планете еще были десятки тысяч людей. Но сейчас все острова заброшены, если не считать горстки упрямых отставших или прибывших недавно с опозданием, таких как она сама. Она здесь что-то новенькое — или, скорее, то, чего не было долгое время, — и ее химический сигнал пробуждает море. Пятна света над заливом появились после того, как она спустилась. Это не совпадение.
Спустя столько времени море все еще помнит ее.
— Нам пора уходить, — зовет ее защитник, его голос доносится до нее с черного клина земли, где он нетерпеливо ждет, опираясь на свою трость. — Теперь, когда перестали обслуживать кольцо, это небезопасно.
Кольцо, да: теперь она видит его, оно рассекает небо пополам, словно преувеличенное изображение Млечного Пути. Оно блестит и мерцает: бесчисленные кремнистые осколки камня, отражающие свет приближающегося солнца. Когда она только прибыла сюда, власти планеты все еще поддерживали порядок: каждые несколько минут или около того она видела розовый отблеск управляемой ракеты, когда один из беспилотников поднимал орбиту обломка, не давая ему задеть атмосферу планеты и упасть в море. Она поняла, что местные жители загадывали желания, глядя на эти блестки. Они были не более суеверны, чем любой из обитателей других планет, с которыми она встречалась, но понимали крайнюю хрупкость своего мира — что без блесток нет будущего. Властям ничего не стоило бы продолжать следить за кольцом: самовосстанавливающиеся дроны выполняли одну и ту же бессмысленную работу в течение четырехсот лет, почти с момента переселения. Их отключение было чисто символическим жестом, призванным стимулировать эвакуацию.
Сквозь завесу кольца она видит другую, более далекую луну: ту, которую не разбили вдребезги. Почти никто из присутствующих здесь не имел ни малейшего представления о том, что произошло. Она знала. Она видела это собственными глазами, хотя и издалека.
— Если мы останемся... — говорит ее защитник.
Она поворачивается назад, к берегу. — Мне просто нужно немного времени. Потом мы сможем уйти.
— Я беспокоюсь, что кто-то уведет корабль. Я беспокоюсь о Строителях гнезд.
Она кивает, понимая его опасения, но все еще полна решимости сделать то, что привело ее сюда.
— С кораблем все будет в порядке. А о Строителях гнезд не стоит беспокоиться.
— Кажется, они проявляют к нам особый интерес.
Она смахивает со лба сбившуюся с пути механическую бабочку. — Так было всегда. Они просто любопытны, вот и все.
— Один час, — говорит он. — Потом я оставлю вас здесь.
— Вы бы не оставили.
— Есть только один способ выяснить это, не так ли?
Она улыбается, зная, что он ее не бросит. Но он прав, что нервничает: всю дорогу они летели навстречу эвакуируемым. Это было все равно что плыть против течения, протискиваясь в потоке бесчисленных судов. К тому времени, когда они достигли орбиты, транзитные стебли были уже перекрыты: власти никому не разрешали спускаться по ним на поверхность. Потребовались подкуп и хитрость, чтобы обеспечить проезд на спускающемся вагоне. Они были одни в купе, но, по словам ее спутника, все это время там пахло страхом и паникой; химические сигналы человека запечатлелись в самой ткани мебели. Она порадовалась своей менее острой чувствительности к запахам, чем у него. Она и так напугана больше, чем хотела бы показать ему. Она испугалась еще больше, когда Строители гнезд последовали за ней в систему. Их изысканный корабль со спиральным корпусом — рифленый и разделенный на камеры, слегка полупрозрачный — один из последних кораблей на орбите. Они чего-то хотят от нее или просто пришли поглазеть?
Она снова смотрит на море. Возможно, это ее воображение, но светящиеся пятна, кажется, увеличились в количестве и размерах; теперь они напоминают не флотилию галеонов под водой, а целый затонувший мегаполис. И пятна, кажется, ползут к обращенному к морю концу причала. Океан ощущает ее на вкус: крошечные организмы снуют между воздухом и морем. Они проникают через кожу, в кровь, в мозг.
Она задается вопросом, как много знает море. Оно, должно быть, почувствовало эвакуацию: почувствовало уход стольких человеческих разумов. Должно быть, оно ощутило приход и уход пловцов и нервную информацию, которую они несли. Возможно, оно даже почувствовало окончание операции по поддержанию порядка: два или три небольших фрагмента бывшей луны уже упали на планету, хотя и не вблизи этих островов. Но на самом деле много ли оно знает о том, что должно произойти? задается вопросом она.
Она отдает команду бабочкам. От ее рукава отделяется стайка и собирается перед ее лицом. Они переплетают крылья, образуя сетку с неровными краями размером с носовой платок, и только по краям крылья продолжают трепетать. Теперь лист меняет цвет, становясь совершенно прозрачным, за исключением фиолетовой каймы. Она задирает голову, глядя высоко в вечернее небо сквозь кольцо обломков. С помощью хитрого вычисления бабочки стирают кольцо и луну. Небо постепенно темнеет, чернота становится все чернее, звезды — ярче. Она направляет свое внимание на одну конкретную звезду и после минутного сосредоточения выделяет ее.
В этой звезде нет ничего примечательного. Это просто ближайшая звезда к этой двойной системе, находящаяся на расстоянии нескольких световых лет. Но теперь эта звезда стала ориентиром, лидирующим фронтом чего-то, что невозможно остановить. Когда тридцать лет назад эвакуировали ту систему, она была там.
Бабочки выполняют еще один вычислительный трюк. Изображение увеличивается, концентрируясь на самой звезде. Звезда становится ярче, пока не начинает приобретать цвет. Теперь это не белый и даже не сине-белый, а безошибочно узнаваемый оттенок зеленого.
Это неправильно.
ОДИН
Арарат, система пи Эридана А, 2675 г.
Скорпио не спускал глаз с Васко, пока молодой человек плыл к берегу. Всю дорогу он думал о том, что можно утонуть, каково это — скользить по неосвещенным глубинам. Поговаривали, что если тебе суждено умереть, если у тебя нет выбора, то утонуть — не самый худший способ. Он задался вопросом, как кто-то может быть в этом уверен и применимо ли это к свинам.
Он все еще думал об этом, когда лодка резко остановилась, подвесной электромотор работал до тех пор, пока он не заглушил его.
Скорпио ткнул шестом за борт и решил, что глубина воды не превышает полуметра. Он надеялся найти один из каналов, позволявших подобраться к острову ближе, но этого не случилось. Даже если бы он не договорился о месте встречи с Васко, у него не было времени возвращаться в море и плавать вокруг в поисках канала, который и так было непросто найти при чистом море и полностью безоблачном небе.
Скорпио перебрался на нос и взялся за веревку в пластиковой обертке, которую Васко использовал в качестве подушки. Он крепко обмотал свободный конец вокруг запястья, а затем одним плавным движением перемахнул через борт лодки. Зашлепал по мелководью, бутылочно-зеленая вода доходила ему чуть выше колен. Он едва чувствовал холод сквозь толстую кожу своих ботинок и штанов. Теперь, когда его не стало в лодке, она поднялась и медленно дрейфовала, но он легким движением руки выбрал слабину веревки и повернул нос на несколько градусов. Двинулся вперед, сильно наклоняясь, чтобы удобнее тащить лодку. Камни под его ногами были коварными, но на этот раз его кривоногая походка сослужила ему хорошую службу. Он не сбивался с ритма, пока вода не дошла ему до середины ботинок и снова не почувствовалось, как лодка царапает по дну. Протащил ее еще дюжину шагов к берегу, но это было все, чем он был готов рискнуть.
Он увидел, что Васко добрался до мелководья. Молодой человек больше не плыл и встал в воде.
Скорпио вернулся к лодке, и, как только он взялся за корпус ближе к планширу, под его пальцами отвалились чешуйки и кусочки проржавевшего металла. Лодка находилась в воде уже сто двадцатый час, и, вероятно, это был ее последний рейс. Он перегнулся через борт и бросил маленький якорь. Он мог бы сделать это раньше, но якоря так же подвержены коррозии, как и корпуса. Лучше не слишком доверять им.
Еще один взгляд на Васко. Тот осторожно пробирался к лодке, раскинув руки для равновесия.
Скорпио собрал одежду своего спутника и запихал ее в свой рюкзак, в котором уже были припасы, пресная вода и медикаменты. Он взвалил рюкзак на спину и начал короткий путь к суше, время от времени проверяя, как там Васко. Скорпио знал, что был суров с Васко, но как только в нем начал подниматься гнев, он уже не мог его сдержать. Он находил это развитие событий тревожным. Прошло двадцать три года с тех пор, как Скорпио в гневе поднимал руку на человека, за исключением случаев, когда это было вызвано исполнением долга. Но он понимал, что в словах также чувствуется насилие. Когда-то он посмеялся бы над этим, но в последнее время пытался жить по-другому. Он думал, что расстался с некоторыми привычками.
Конечно, именно перспектива встречи с Клавейном вызвала у него приступ ярости. Слишком много опасений, слишком много эмоциональных нитей, уходящих корнями в залитую кровью трясину прошлого. Клавейн знал, каким был Скорпио. Клавейн точно знал, на что он способен.
Он остановился и подождал, пока молодой человек поравняется с ним.
— Сэр... — Васко запыхался и дрожал.
— Как все прошло?
— Вы были правы, сэр. На самом деле было немного холоднее, чем казалось.
Скорпио снял рюкзак со спины. — Я так и думал, но ты справился. Твои вещи у меня с собой. Тебе скоро станет сухо и тепло. Не жалеешь, что пошел?
— Нет, сэр. Хотелось немного приключений, не так ли?
Скорпио передал ему его вещи. — Когда доживешь до моего возраста, будешь стремиться к меньшему.
День был безветренный, как это часто бывает, когда облачность на Арарате низкая. Ближайшее солнце — то, вокруг которого вращался Арарат, — было размытым пятном, висевшим низко на западном небе. Его далекий двойник был твердым белым камнем над противоположным горизонтом, зажатым между разрывами в облаках. Звезды А и В системы пи Эридана, только никто никогда не называл их иначе, как Яркое солнце и Тусклое солнце.
В серебристо-сером дневном свете вода утратила свой обычный цвет, превратившись в тусклый серо-зеленый бульон. Она казалась густой, когда плескалась вокруг ботинок Скорпио, но, несмотря на непрозрачность воды, по араратским стандартам фактическая плотность взвешенных микроорганизмов была низкой. Продвигаясь вплавь, Васко все еще немного рисковал, но он был прав, потому что это позволило им подплыть на лодке гораздо ближе к берегу. Скорпио не был экспертом в этом вопросе, но знал, что наиболее значимые встречи между людьми и жонглерами образами происходили в тех районах океана, которые были настолько насыщены организмами, что больше походили на плавучие плоты из органического вещества. Концентрация взвеси здесь была достаточно низкой, так что риск того, что жонглеры съедят лодку, пока они будут отсутствовать, или создадут местный прилив, который смоет ее в море, был невелик.
Они преодолели оставшийся участок суши, достигнув пологой скалистой равнины, которая была видна с моря как темная линия. Тут и там землю пересекали мелкие лужи, отражавшие серебристо-серое небо, затянутое тучами. Они пробирались между ними, направляясь к белому пятнышку на некотором удалении.
— Вы все еще не рассказали мне, что все это значит, — сказал Васко.
— Скоро узнаешь. Разве ты не в восторге от встречи со стариком?
— Скорее всего, напуган.
— Он поступает так с людьми, но не позволяй этому задеть тебя. Он не испытывает благоговения.
После десяти минут ходьбы Скорпио восстановил силы, которые он потратил, таща лодку. За это время замеченное пятно превратилось в установленный на земле купол, оказавшийся в конце концов надувной палаткой. Она была прикреплена к вбитым в скалу скобам, а белая ткань вокруг ее основания окрашивалась в различные оттенки солено-зеленого. Ее несколько раз латали и чинили. Вокруг палатки были расставлены прислоненные к ней под странными углами куски ракушек, выловленные из моря, словно плавник. В том, как они были размещены, несомненно, чувствовалась рука художника.
— То, что вы сказали ранее, сэр, — сказал Васко, — о том, что Клавейн все-таки не отправится в кругосветное путешествие?
— Да?
— Если вместо этого он пришел сюда, почему просто не сказали нам об этом?
— Из-за того, зачем он сюда пришел, — ответил Скорпио.
Они огибали надувную конструкцию, пока не добрались до герметичной двери. Рядом с ней находился небольшой жужжащий блок, который питал палатку электричеством, поддерживая перепад давления и обеспечивая тепло и другие удобства для ее обитателей.
Скорпио осмотрел один из кусков раковины, потрогал острый край в том месте, где он был отрезан от чего-то большего. — Похоже, он занимался уборкой пляжа.
Васко указал на уже открытую наружную дверь. — Все равно, не похоже, что сейчас кто-то есть дома.
Скорпио открыл внутреннюю дверь. Внутри он обнаружил двухъярусную кровать и аккуратно сложенное постельное белье. Небольшой складной стол, плита и пищевой синтезатор. Бутыль очищенной воды и коробка с пайками. Воздушный насос, который все еще работал, и несколько маленьких кусочков раковины на столе.
