Да!

Да!

1. Светлая половина.

Слезы.

Ее звали Гермиона, и о ней я хочу рассказать. Дурацкое имечко. Я сразу подумал, что в жизни не запомню такое, когда она выпалила его в поезде при нашей первой встрече. Я тогда-то не знал, как часто потом придется его слышать. От учителей, конечно. Остальные, в основном, звали ее по-другому. Заучка, зубрила, зануда-отличница, и это были еще самые ласковые слова. Еще ее дразнили бурундучком, и это ее жутко выводило из себя, хотя чего уж на такое обижаться, девчонки любят всяких таких зверушек, тем более что, иногда она и правда была ужасно на него похожа, когда корпела над какой-нибудь книжкой, приоткрыв рот. Правда, кое-кто придумывал ей прозвища и похуже. Ее называли и зубастиком, и бобренком, и чернильницей, и даже гнездоголовой из-за ее волос. Один раз за завтраком ей в волосы подложили куриное яйцо, чтобы проверить, удержится оно или нет. Оно не укатилось, правда, когда она дернула головой, яйцо свалилось прямо в чашку с чаем и забрызгало ей всю мантию. Ну и выражение же у нее было! Мы тогда покатывались над ней всем гриффиндорским столом, кричали "птенчик из гнезда упорхнул". Так что из учеников по имени ее почти никто никогда и не звал.

А я — я ее вообще никак не называл. Ну, потому что не разговаривал с ней практически. О чем нам было с ней говорить? Ее кроме книжек ничего вокруг не интересовало. Да и разговоры ее обычно были похожи на скороговорку из каких-нибудь новых заумностей, которые она откуда-нибудь вычитала.

Но, вообще-то, хотя я с ней, особо, не разговаривал, кое-что общее между нами было. Я это почти сразу заметил, еще в первые дни. Она чувствовала, что совсем одна. Мне-то это было очень хорошо знакомо по моей предыдущей школе. Здесь у меня сразу появились друзья, и это было просто здорово! Я раньше и думать не мог, что у меня будут настоящие друзья. Симус, Дин, Рон Уизли. Особенно, конечно, Рон Уизли. Его братья — это нечто! Но ладно, речь тут не обо мне, и не о них, речь о Гермионе, которая чувствовала себя в точности так же, как я в своей старой школе. Она была совсем одна, и ей от этого было плохо. Она, конечно, делала вид, что ей никто и не нужен, но меня ей было не обмануть. Когда я, время от времени, видел ее тоскливый взгляд, я очень хорошо знал, о чем она думает. Еще бы ей не учиться хорошо — ей же кроме этого и заняться-то было нечем! Никто не хотел с ней даже разговаривать, не то, что дружить. Вообще-то, я тогда подумал, что всё-таки не такая уж она плохая. У нас, в моей прежней школе, были, конечно, девчонки вроде нее, они везде попадаются. Но они были не просто зубрилами-отличницами, а еще и жутко вредными при этом. При них даже и мысли не возникало, чтобы устроить что-нибудь смешное — они тут же неслись жаловаться учителям. А Гермиона вот никогда не жаловалась. Нет, она всегда громко возмущалась, конечно, кричала, что нам попадет, что с нас снимут баллы, но чтоб жаловаться — не было такого. Правда, и списывать никогда не давала. Но те девчонки-отличницы, которых я знал раньше, всё-таки давали списывать своим любимчикам, а всем остальным нет. Гермиона же не давала списывать вообще никому и никогда. По крайней мере, так хоть получается не обидно. С другой стороны... у нее и любимчиков-то никаких никогда не было. Откуда им было взяться?

В общем, иногда мне ее было немного жаль. Она вовсе не была такой ужасной, какой все ее считали. Не начни она тараторить с самого начала свои зазубренные уроки, не пытайся так выделиться перед учителями, не возмущайся так громко нарушениями дисциплины, никто бы ее не обзывал. Подружилась бы с другими девчонками, и всё бы у нее было нормально. Но ее угораздило подружиться со мной.

Если бы мне кто-то сказал раньше, как всё выйдет, я бы никогда в жизни близко к ней не подошел! Или, может, наоборот, не отходил бы от нее. Не знаю... Да как бы я не отходил?! Она же девочка. В спальне, в туалете тоже бы не отходил?..

Н-да, вот с туалета всё и началось.

Точнее, не совсем с туалета. С Хэллоуина. Все сидели за праздничным ужином, а я шел по коридору. Бежал. Потому что хотел поскорее вернуться обратно. Я кое-что забыл в нашей башне... Ладно, не кое-что, волшебную краску, которую мне подарили близнецы Уизли. С ее помощью можно делать очень смешные вещи. Если уж и был момент, когда ее использовать, то лучше Хэллоуина времени и придумать было нельзя. Но я опять начинаю говорить не о том.

Короче говоря, я бежал по коридору. И встретил профессора Квиррела. А я забыл сказать, что у меня часто болела голова. Ну, не то, чтобы часто, но такое бывало, ни с того, ни с сего. И у меня в тот момент тоже почему-то жутко разболелась голова, я даже остановился. Надо мне было просто пробежать мимо. Но тут профессор Квиррел увидел, что я остановился, и подошел ко мне, и спросил, всё ли со мной в порядке. Я хотел сказать, что да, но голова у меня заболела еще сильнее. Наверное, из-за запаха. От профессора всегда чем-то пахло. Говорили, что чесноком, но это был не чеснок, я точно знаю. Потому что дядя Вернон обожает мясо с чесноком, я хорошо помню, как он пахнет, когда его много. А от Кви... профессора Квиррела пахло чем-то просто очень похожим на чеснок. Да что я так привязался к этому чесноку?!

Наверное, ему как-то стало видно, что мне нехорошо, и он сразу же послал меня в больничное крыло. Даже указал рукой, по каким коридорам лучше идти, чтобы я не запутался. Я еще боялся, что он пойдет со мной, но он не пошел, сказал, что спешит в большой зал.

Голова у меня вправду так разболелась, что я решил всё-таки сходить в больничное крыло. Лучше просто выпить какой-нибудь микстуры, чем пропустить весь праздник, так ведь? Ну, я свернул туда, куда указал мне профессор Квиррел. Правда, этим путем пришлось почти вернуться обратно, но я подумал, что ему-то должно было быть виднее. И вот тогда я встретил Гермиону. Она пробежала, нет проскочила мимо меня как бладжер. Я бы не обратил на это внимания — ну подумаешь, бежит куда-то по своим делам. Но она смеялась. Точнее, мне тогда показалось, что она смеется. Громко и как-то странно. И только через две секунды я сообразил, что это совсем не смех. Она так плакала, громко всхлипывая и повизгивая. Это-то меня и испугало. Потому что обычно девчонки плачут не так. А тут с ней как будто случилось что-то очень плохое. Ну, очень! Да и вообще, я не мог припомнить до этого, чтобы она когда-нибудь плакала. Даже когда ее обзывали обидными словами. Даже когда рядом взорвался котел Невилла и обжигающая, липкая масса оттуда попала на ее руки. Она отчаянно кривилась, морщилась, видно было, как ей хочется заплакать, но она сдерживалась. Я тогда еще подумал — зачем ей это, она ведь девочка, кто ее осудит за слезы? А тут она просто ими заливалась.

Ну, я решил узнать у нее, всё ли в порядке. Мало ли, может, помощь нужна или что-то в этом духе. Я попытался ее догнать, но она только руками на меня махала "отстань, отстань". Я бы и отстал, но меня немного разозлило, что она так от меня отмахивается. Я же хотел помочь. А она добежала до дверей женского туалета и, остановившись на пороге, обернулась и выкрикнула, на секунду сдержав слезы: "Это комната для девочек"! И хлопнула дверью прямо у меня перед носом. Было очень неприятно. Правда, хлопнула она так сильно, что дверь ударилась и открылась вновь, а я так и стоял на пороге. И я тогда увидел, что она уселась под умывальником на полу и продолжает реветь.

Не знаю, вот мне показалось, что я должен что-то сделать в такой ситуации. Понимаете, показалось, и всё. Несмотря на то, что я на нее немного злился, и вообще... Когда девчонки плачут, это... Противно. Как будто внутри кто-то корябает тебя когтями. Тупыми. Хочется просто сказать: "Ну хватит уже, в самом деле!" Но она плакала как-то... по-особенному. Может и правда что-то случилось? Бежать за профессором Макгонагалл? Ну да, а вдруг это какая-то ерунда, девчонки обожают плакать из-за ерунды. Я подумал — а, ладно — была не была — пускай это женский туалет, но всё равно все на ужине, никто же не видит. Я зашел внутрь.

"Эй, у тебя что-то случилось?"

Вот, я даже тут не сказал — "Гермиона". Я сказал — "эй". Но ей, наверное, в этот момент было всё равно, как я ее назвал. Она так была сосредоточена на своих рыданиях, что вряд ли различала, что я говорю. Я вспомнил, что обычно в такой ситуации принято успокаивать. Как-то. Как-то же я должен был узнать, что с ней произошло. Я погладил ее по голове. И еще сказал, чтобы она перестала уже, наконец, плакать. Она опустила ладони и посмотрела на меня, а я подумал, что она выглядит просто ужасно некрасивой сейчас. Вся красная, с опухшими глазами... Фу! Обычно она гораздо симпатичней. И стоило так реветь, чтобы потом быть похожей на чучело? Но вслух, конечно, ничего такого не сказал, еще не хватало! Я даже постарался сделать вид, что мне не противно ее разглядывать. Она громко всхлипывала и изо всех сил пыталась прекратить плакать. Но у нее никак не получалось. "Что с тобой случилось?" — спросил я опять. Может, на этот раз она сможет ответить? Но она только помотала головой в ответ. Зато хотя бы встала с пола и повернулась к зеркалу. Ох, лучше бы она этого не делала! Потому что, увидев себя там, тут же заревела вновь.

Ну что ты будешь делать! Пришлось снова пытаться ее успокоить. Что-то я там ей бормотал, и... между прочим, мне понравились ее волосы! Да, выглядят они, конечно... не очень. Но мне-то что до этого? Зато на ощупь они были вполне ничего. Ну, вы понимаете, мне снова пришлось ее гладить по голове. Так же всегда делают, когда успокаивают детей, ведь верно? И это правда помогает, потому что она довольно быстро успокоилась.

"Так почему ты всё-таки плакала?" — спросил я, когда рыдания снова превратились во всхлипы.

"Потому что все мальчишки — идиоты!" — выпалила она так, что я чуть не отпрыгнул в сторону. Хорошо, что потом покосилась на меня и добавила: "Ладно, почти все". Это, вроде как, получается, она имела в виду, что я не идиот. Ну, здорово!

Потом она стала умываться. Я уже подумал, что пришла пора мне уходить, потому что, сколько можно тут торчать, меня же послали в больничное крыло, но голова уже почти не болела, так что я стоял и раздумывал, куда мне отправиться. И пока я думал, она закончила умываться и обернулась ко мне со своим привычным выражением "самой умной и самой правильной".

"А что ты тут делаешь, Гарри Поттер? Это туалет для девочек", — заявила она так, как будто сама не знала, что я тут делаю. Я и ответил ей в том духе, что я за тобой же и зашел, чтобы узнать, что случилось. А она уставилась на меня так строго, как будто заподозрила в чем-то нехорошем. Но потом, видно, до нее дошло, что она ведет себя слишком уж несправедливо, потому что выражение ее стало гораздо мягче.

"Со мной уже всё в порядке. Можешь идти".

Вот так. Как будто слугу отпускала. Нет, недаром ее все так терпеть не могли! Ну как такое можно спокойно вытерпеть? Только я-то догадался, что она просто притворяется такой вот непрошибаемой. Она как будто взяла и вытащила из кармана мантии свою привычную маску "мисс самая-лучшая-ученица". Так что я на нее обижаться не стал, и ругаться тоже. Еще заплачет опять, не дай бог. И вообще, пора уже было уходить. Я развернулся к двери, а там...

Я такой штуки раньше-то никогда не видел. Она виднелась в открытой двери туалета. Какая-то живая зеленовато-бурая гора. И она двигалась. В первый момент я даже не испугался. Во-первых, потому что не видел ее целиком, только то, что помещалось в проем двери. Во-вторых, потому что эта штука не обращала на нас внимания. Она просто перемещалась по коридору, вдоль двери. И, если бы не девчачий визг...

Н-да, вот мне интересно, неужели девчонки сами не понимают, что от их визгов всегда только хуже? Кому это когда помогало? Кто-то может сказать, что когда на вас напало чудовище, то если долго визжать, оно развернется и убежит? Такого же не бывает. А тут оно еще даже и не напало...

Разумеется, стоило Гермионе начать визжать, да так, что у меня уши заложило, эта штука в коридоре остановилась и заглянула прямо в дверь. Тут я увидел, что это какой-то огромный уродливый человек. Точнее, он был просто похож на человека. Потому что таких людей не может быть. Таких больших, таких отвратных и таких... таких вонючих! Тьфу! После визита Дадли в туалете так мерзко не пахло, как от этой живой горы. У него была морщинистая кожа, кое-где еще и с крупными бородавками, так что выглядел он не сильно лучше, чем пахнул. Наверное, я тогда прошептал, что-то вроде "кто это", потому что Гермиона, которая уже перестала визжать, а просто тихо подвывала, ответила: "Это горный тролль". Я скосился на нее и увидел, что она вся белая. Вот интересно, совсем недавно, она вся была красная, и это смотрелось очень плохо. Теперь она вся побледнела, но выглядело это не лучше. Только большие глаза открылись еще больше, как будто она собиралась как можно лучше разглядеть этого самого тролля. "Помогите", — прошептала она еле слышно, хотя вот это как раз стоило кричать погромче. "Только не визжи опять", — подумал я, и в этот момент тролль стал ломать дверь.

Вот тогда я испугался. Потому что мигом понял, что он собирается добраться именно до нас, что именно мы его заинтересовали, а выхода другого из этого туалета не было. Была только надежда, что шум кто-нибудь услышит. Но, как назло, даже Филч сейчас был в большом зале. Вот уж не думал, что когда-нибудь буду рад внезапному появлению Филча.

Так что ждать помощи нам было не от кого, а у тролля намерения были самые серьезные. Я подумал, что будь я один, подождал бы, пока он полностью заберется внутрь и постарался бы проскользнуть мимо него к двери. Я так не раз делал, правда не с троллями, конечно, а с Дадли и даже дядей Верноном. А тролль, как мне показалось, по виду был еще неповоротливей, чем дядя Вернон, объевшийся рагу из свинины. Но, к сожалению, со мной была Гермиона, и уж она-то точно не обладала навыками побега от противников крупнее себя. Да и вид у нее был такой, что еще чуть-чуть, и она грохнется в обморок. Может, оно было бы даже и к лучшему, потому что тогда тролль мог подумать, что она померла, и не стал бы ее трогать. Хотя... а вдруг они едят и мертвечину?!

"Я попробую его отвлечь, а ты беги к двери", — сказал я Гермионе, и сам не поверил, что это вылетело у меня изо рта. Неужели это сказал я? Она, конечно, была девочкой, но на рыцаря я точно никогда не был похож. Тем более, в этот момент, когда у меня у самого душа ушла в пятки. Особенно после того, как тролль залез таки в туалет полностью. Он оказался очень высокий — маленькая головка с тупыми желтоватыми глазами упиралась в самый потолок.

"Палочка", — пролепетала Гермиона. Ну да, вроде как, мы волшебники, и что-то могли наколдовать, но пока что нас не учили таким заклинаниям, чтобы победить горного тролля. Да и никакого другого тролля тоже.

"Бугугугу!" — сказал тролль, и я повернулся к Гермионе. Черт его знает, вдруг она могла говорить на тролльем языке. Она столько книжек прочитала, что от нее всего можно было ожидать. Но, судя по тому, какое у нее было лицо, я понял, что не могла. К сожалению. А еще хуже, что она, похоже, даже не расслышала, что я ей сказал о двери, и что туда надо вовремя побежать. Она просто стояла на месте и хлопала глазами, не отрывая их от тролля. "Вот же угораздило меня попасть!" — промелькнула в голове мысль.