Устинья, дочь боярская. Обновление

* * *

Неладное почуяли обе волхвы.

И Устинья, и Агафья. Устя, может, и отчетливее, потому что ее сила сама была наполовину от смерти. Агафья чуть меньше, но...

— Недобрым оттуда веет.

— Очень недобрым.

Переглянулись они, подобрались, ровно две кошки для прыжка. А потом Агафья в крышу возка застучала, остановиться требуя.

Послушался кучер, волхва рукой ему махнула.

— Остановись, далее нам пешком идти надобно.

— Бабушка? — Илья брови сдвинул, но Агафья головой покачала.

— Мы с Устей обе это чуем. Нет там воинов, а ведьма, вот, есть. И сильная.

— А одна она — или не одна?

Этого волхвы ему не ответили.

— Илюша, вы там точно без цели и без смысла сгинете, а мы и пройдем, и сделаем, что надобно.

Илья только головой качнул.

— Ведьма тоже арбалет взять может. И нож. Не пущу одних!

Устя с бабушкой переглянулась.

— Молода там еще ведьма, может, и обойдется?

— А когда нет?

— Все одно, не остановим мы их, — Агафья только головой покачала. И верно, стрельцы и шагу назад делать не собирались, вот еще не хватало! Царицу одну оставить? Посреди леса?

Да за такое с них шкуру спустят! Лучше уж ведьма, там хоть сразу, и не так больно будет...

Устинья только рукой махнула безнадежно, старшего к себе подозвала.

— Десятник, как зовут тебя?

— Юрий, государыня.

— А по отчеству?

— Иванович...

— Юрий Иванович, ведьма там, впереди. И нас она тоже чует, и нападет, когда мы ближе подойдем. Не бойся ничего, мы с ней справимся, просто время потребуется.

— Как скажешь, государыня. Только мои люди впереди пойдут. А то... может, государю дать знать?

— Улизнет, — Агафья головой покачала, не было у них времени. — Идем, она нас чует уже. Вот, смотри...

И верно, зашумел в кронах ветер, заволновались деревья, загудел лес. Недобро, нехорошо, словно рой диких шершней на охоту вылетел.

— Чует, — Агафья вперед двинулась. И была она совершенно права.

* * *

Ведьма новорожденная по дому металась, ровно лиса по норе. А куда бежать-то?

В лес?!

Так она там и ста шагов не пройдет, не умеет она по лесу ходить, и куда ей пойти? В город? С Книгой Черной в руках, и от книги этой жутью веет, и от самой ведьмы — тоже. Она ведь еще себя сдерживать и не умеет, и глаза у нее то чернеют, то обратно светлеют, и зрачки нет-нет, да и вытянутся, ровно кошачьи, и клыки то удлинятся, то втянутся...

Не уйдет она далеко. Здесь биться надобно.

— Что случилось?

— Беда, тетя. Враги к нам идут...

— Кто!?

— Не знаю, сильный кто-то...

— Так бежать надобно! — Варвара к дверям кинулась уж, да только...

— Куда мы сбежим, тетушка? Когда сюда они идут, все знают, и про меня, и про тебя... здесь бой принимать надобно.

Приложила ведьма руку к застежке книжной, та клыками в ладонь впилась до крови, да сейчас и не больно почти. А только что она сделать-то может? Она ж как ведьма... ей всего пару дней и исполнилось, она не умеет ничего!

Вот бы Книга подсказала?

И ответ пришел.

Книга подскажет. Только придется довериться полностью, разум свой открыть, отдаться Книге целиком, и душой и телом, тогда поможет она, тогда сможет помочь...

Варвара Раенская шарахнулась, в стену лопатками влипла, могла б, так и вовсе в нее впиталась, растворилась... жуть-то какая!

Когда человека ровно мглой заливает. И глаза у девки алыми становятся, яркими, без зрачка и без белка, ровно кровью их залило, и клыки-иглы острые, белые, изо рта выглядывают, и кожа белеет, ровно снег, а по ней черная сеточка вен бежит... только волосы прежние, рыжие, и такие они неуместные, что от этого еще страшнее становится. Еще жутче...

А ведьма к себе Книгу покрепче прижала, расхохоталась жутко, пальцами прищелкнула.

— Не пройдете вы сюда! Дорогу закрываю, дорогу затворяю, путаю, перекрещиваю... — дальше уж вовсе неразборчиво пошло, а Варваре разбирать и не захотелось, она к двери пятилась, да только та закрыта оказалась. И не выберешься, и не сбежишь...

И впервые за полсотни лет Варвара Раенская с ужасом забормотала молитву. Забытую уж давно — к чему молиться, когда даже на исповеди лжешь? А вот вспомнилось сейчас.

Отче наш...

Страшно-то как, мамочки!!!

* * *

— Ишь ты... — Агафья рукой махнула, ровно платком паутину с окна сметала.

— Дорогу нам путают, — тихо Устя отозвалась.

И верно, только что они на дороге стояли — и вот перед ними сорок дорог, в разные стороны бегут, поди, выбери верную?

Агафья и выбирать не стала, порвала, ровно паутину, колдовство чужое, и дальше они пошли.

Деревья зашумели, плотнее сдвинулись. Ветки зашипели, ровно змеи, к людям потянулись... кажется — или и правда блеснула на одной из ветвей голова черная, змеиная?

Укусит — умрешь.

Теперь уж Устя отмахнулась.

Расступились деревья, и змеи не стало.

Стрельцы только креститься успевали. Их-то жуть накрывала, да не так сильно, впереди волхвы шли, они на себя и принимали самый смертный ужас. Илья шел, ругался, чуть не в голос.

Вот ведь нечисть какая!

И откуда оно только берется, такое? Что им мешает жить да радоваться? Вот, они с Машей живут ведь? А этим обязательно власти надо, пакостить их тянет...

Агафья тем временем еще раз рукой повела. На этот раз поползли в стороны от тропинки разные гады, которые на зов ведьминский явились.

И волк ушел, ровно и не было его тут.

И...

Вот и дом стоит, обычный домик-то, красивый, ровно теремок пряничный, сказочный, постарались мастера для Платона Раенского. А только кажется Устинье, что не дом это, а череп громадный. Смотрит он черными глазами-окнами, скалится дверью-пастью.

А войди-ка внутрь!

Посмотрю я на тебя, переведаюсь...

А ведь и входить надобно.

Переглянулась Устинья с бабушкой, да и вперед шагнули. Илья едва удержать их успел.

— Погоди... Устя, а может, сжечь его под корень?

— Сжечь?

— А чего его? Есть там кто невинный?

— Нет, наверное.

— А тогда... Юрий Иваныч, у тебя пара стрел зажигательных найдется?

— Чего ж не найтись!

И стрелы нашлись, и поджечь их легко было, и на крышу дома закинуть

Полыхнула кровля, как маслом политая, да и Агафья не удержалась, помогла немного... разгорался огонь.

А и правильно, чего к лисе в нору лезть? Выкурить ее, да и вся недолга!

* * *

Ведьма по горнице заметалась, Книга огня боялась.

Единственного, что ее уничтожить могло.

Огонь живой, огонь нашептанный, огонь изначальный... только странички вспыхнут. Боялась Книга и ведьма рАвно боялась.

Вправо метнулась, влево метнулась, огляделась... а сил-то и нет, считай.

Да, ведьмой она стала, инициацию прошла, а вот сил-то особо и нет покамест. Когда б дали ей освоиться, может, и жертвоприношение провести, и женщиной стать...

Может, тогда б и получилось у нее все. А вот времени-то и не дали ей.

Вот они враги, у самых дверей стоят, и крыша над головой горит, и сил мало, так мало, еще чуть — и жизненные силы в ход пойдут, а как кончатся они, ведьма бездыханной упадет, а Книга в огонь полетит.

Что делать-то?!

Огляделась ведьма по сторонам, Варвару Раенскую заметила.

— А ну, иди сюда!

Та и пискнуть не смогла ничего.

Смотрела в жуткие глаза алые, и понимала — вот она, смертушка ее безвременная....

А потом в шею острые клыки вонзились. И не было для Варвары больше уж ничего. Только боль — и темнота, и она летела головой вперед в бездонный мрак, в ледяные змеиные кольца владыки Пекла...

* * *

Агафья и Устинья невольно руки сцепили, когда из дома в них волна черной силы ударила.

Лютой, холодной...

Как Велигнев своей силой бил, ужасом давил, так и ведьма била, и своей силой, и заимствованной.

Получится у нее, продавит она щит, так и волхвой одной меньше будет. Не получится...

О том и думать она не станет!

И давила она, давила, что есть сил... и облик ее тоже ужас наводил. Кожа белая, ровно мелом обсыпанная, под ней черные вены, словно черви переползают, глаза алые горят, клыки вперед выдвинулись, на окровавленной руке когти длинные, в другой руке Книга, вроде и большая она, а держит ее ведьма легко, точно пушинку.

Волосы за спиной ее расплелись, змеями извиваются, кажись, даже шипят от ярости, к людям тянутся...

И давит, и к волхве тянется... Агафья на колени упала.

Они с Устей все на себя принимали, да Агафья все равно внучку заслонить старалась.

Когда б не в тягости была Устя, она бы с ведьмой справилась, ан сейчас не может она в полную силу бить. А ребеночек — он завсегда к черному колдовству податливее будет!

Агафья и не сомневалась ни минуты.

Ведьма ее убьет, конечно, а только и Агафья из нее все силы вытянет, Усте только последний удар нанести останется.

Уже и жуть накатила, и сердце ровно когти ледяные сжимают...

Сухой щелчок арбалетной тетивы над ухом Агафье слаще соловьиного пения показался.

— А сколько шума-то было.

Илья не торопясь, в ведьму второй болт выпустил.

Первый ей грудь пробил, к двери дома пришпилил, второй прямиком в лоб попал. Надо бы первый в лоб, да боялся Илья промазать. Давила-то ведьма хорошо, стрельцов тоже зацепило, кто на колени упал, кто блевал, кто вовсе сознание потерял, а Илье...

То ли кровь его сказалась, то ли аркан снятый его чуточку устойчивее сделал, да и что ему та ведьма, когда он с ламией ложе делил!

Авось, и не такое видел!

Изо рта ведьмы кровь выплеснулась, густая, темная, разжались пальцы ослабевшие, Книга на крыльцо деревянное упала...

Устя со лба пот холодный вытерла, бабушке подняться помогла.

— Бабушка, как ты?

Агафья кровь, из носа текущую, стерла рукавом, к себе прислушалась.

Так-то... на пару лет ей еще сил хватит, успеет малыша на руках подержать. А потом все одно умирать собиралась.

— Авось, поживем еще, внучка.

Илья тем временем к ведьме поближе подошел.

— НЕ ТРОНЬ!!!

Устинья так рявкнула, что стрельцов от дома ровно ветром отнесло.

— Да и не собирался я... — Илья вокруг дома прошелся, в окно заглянул, потом створки на себя потянул, распахнул...

— Устя, тут Варвара лежит! Раенская!

Агафья на землю плотненько уселась, Усте кивнула, мол, сходи, погляди.

— Что с ней?

— Горло ей порвали.

— Туда и дорога гадине! Вылазь, давай! Крыша разгорается!

Уж и стены заниматься начали, и жар пошел... Устя на огонь посмотрела, зашептала, прося Живу-матушку силы ему придать.

Огонь извечный, животворящий, огонь солнечный да радостный, огонь очищающий...

Как бы получше... щипцы бы сюда! Да вот беда, нет здесь ни щипцов подходящих, ни клещей кузнечных, и Книгу-то подцепить нечем...

Ведьма ее в руках держала, а Устя до такого голой рукой и не дотронется даже. И через ткань не дотронется. Сильна, дрянь! Многих эта Книга видела, многих выпила, ей и секунды хватит, человека себе подчинить, вот, как эту...

Вивея!?

Пробитая болтами арбалетными, бессильно обвисала на двери боярышня Мышкина. Та самая Вивея...

Устя отвращение преодолела, присмотрелась к ней повнимательнее...

— Илюшка!

— Что, сестрица?

— Погляди-ка, там рядом с Варварой клинок не валяется ли? Тонкий, острый, с рукояткой алой?

— Нет такого.

Илья через подоконник обратно перевалился, и то, раненая рука — она прыти не добавляет. Огонь разгорался потихоньку.

Устя на Книгу поглядела.

— Братик, ты с мечом лучше управишься...

— Чего надо, сестрица?

А что тут понадобиться может?

Илья примерился, да и проткнул Книгу клинком. Так проткнул, чтобы ее вздеть можно было, как рыбу на острогу. Перехватил поудобнее... Книга шелестела злобно страницами, до него дотянуться силилась, да дом уж вовсю горел, примерился Илья — да и в огонь ее зашвырнул, вместе с клинком.

И стояли они, покамест крыша не рухнула.

А потом из дома вой понесся, тонкий, яростный, и столб дыма черного к небу взметнулся.

Проглянул в том дыму череп оскаленный — да ветер дунул, он и рассеялся, словно и не было.

— Одной нечистью на земле меньше стало.

Агафья едва дышала. Устя по сторонам огляделась...

— Бабушка... тебя бы на носилки, или как лучше... возок-то сюда проедет?

— Сейчас пригоним, — десятник откликнулся. — У них-то здесь и нет ничего...

— НЕТ?!

На Устинью все посмотрели удивленно. Нет, и что такого?

— А КАК они сюда попали? И ведьма, и Варвара? Ножками пришли!? И...

На Устинью вдруг такой ужас смертный накатил, что даже задохнулась женщина.

— НЕМЕДЛЕННО!!! В ПАЛАТЫ!!!

Подхватила она юбку — и помчалась обратно к возку. Там и кони стояли, привязанные, Устинья на одного из них прыгнула — и с места сорвалась, ровно безумная. Конь над дорогой птицей полетел...

Переглянулись стрельцы.

Агафья выдохнула, объяснила, что поняла ее внучка.

— Ежели их привез сюда кто-то, то кто это был? И что он — или она сейчас делает? Недоброе Устя почуяла, к мужу полетела, и нам бы надобно...

Тут уж все поняли.

Подхватил один из стрельцов волхву на руки — и кинулись они обратно, на ведьму дохлую и внимания не обращая, никуда не денется, дохлятина поганая.

Потом сюда прийти можно будет, как все прогорит! Потом и солью это место посыпать, и освятить, для верности.

А сейчас...

Не догонят они государыню, только молиться и осталось.

Только бы успела она.

Только бы обошлось...

Глава 11

Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Заболоцкой.

Конь над дорогой летит, ровно птица, и ветер его подхватывает, и еще быстрее несет, а мне мало!

Ударилась бы я оземь, сама птицей обернулась, да и полетела к мужу быстрее ветра.

А только не получится у меня, такими-то умениями и не все древние волхвы обладали, не то, что я, недоучка... силой одарили меня, а ума не добавили!

А мне бы изначально подумать!

И ведь знала, знала я многое, ан поменялось столько всего, не уследишь уж за рисунком на полотне Богини-матушки, разбегаются разноцветные нити, и в глазах рябит, и за кем следить, не знаешь уже...

Вивея Мышкина.

Казалось мне, ее в монастырь отправили, на покаяние, как Маринку во времена оны. Да только и Маринка до монастыря не доехала, и Вивея. Мне бы вспомнить, что Мышкины Раенским родня, хоть и дальняя! Называется нашему плотнику забор троюродный, а все ж родня! Оттого Вивея и на отбор попала, наверное, Любава и порадела ей, по-родственному.

Или отцу ее, боярину Фоме...

Помню я его из той, черной моей жизни?

Нет, и не помню почти. Когда Федька царем стал, укрепился, уехал куда-то боярин Мышкин, да и вовсе потеснились Раенские. Видимо, иноземцы при дворе, при Федоре силу взяли, россов вытеснять начали... когда вспомнить, у боярина Мышкина то ли кожевенная торговля сильна была, то ли пенькой торговал он... нет, не припомню сейчас. Кажется, потом кто-то другой этим занялся, вроде как тот самый Дрейве...

Это в черной моей жизни было.

А в этой боярину Фоме хоть и досталось сильно, а все ж богатства своего он не утратил, царица Любава поддержала его, от дочери он вслух отрекся... а до монастыря не доехала она, вернулась, стерва! Вернулась, и...