Космический странник

Борис Мишарин

Мечты и реальность,

Фантастика и бытие.

Космический странник

Теплый летний вечер; чуть колышется тополь листьями, да пищат комары, намереваясь впиться хоботком в кожу кровенесущих существ. Но на веранде таковых не имелось, и только пёс Шарик отмахивался иногда лапой из своей будки от навязчивых насекомых, грустно мигая глазками.

Внезапно среди ясного неба раздался какой-то непонятный гул, а пёс Шарик заскулил тихо и старался забиться в будку подальше, хотя лишнего места там не было вовсе. Может быть, это был отзвук дальнего грома? Может быть. Но внезапно на небе появились темные кучевые облака и в минуту заполнили всё небесное пространство. Комары неизвестным образом испарились. Раздался оглушающий раскат грома, всё потемнело и на крыльцо деревенского дома что-то рухнуло. Следом, словно из ведра, полил ливень. Пёс Шарик завыл, не высовываясь из своей будки.

— Непогода-то как резко разыгралась, — произнес Валентин, хозяин деревенского дома, — не помню даже подобного случая в прошлом. Чистое небо и сразу гром, тучи и ливень — всё за одну минуту.

— В прошлом, — усмехнулась Валентина, хозяйка дома и жена, — в прошлом деревья были большими, не вырубались и не отправлялись в Китай нелегально составами. В прошлом, — она снова усмехнулась, — в прошлом развитой социализм был и боролся с загнивающим капитализмом. А он гнил, гнил и лопнул перестройкой, Горбач, сука, медальку за развал получил. А в людях всё гнилое проснулось — рвачество, хамство, эгоизм, маскировка... Законы природы, там добра нет, только сила. Сильный жрет слабого — вот и весь закон.

— Ты чё это разошлась, Валюша? — удивленно спросил Валентин.

— Чё? Да ни чё — от грома, видимо. Что-то Шарик воет и воет — пойду, гляну.

— Ливень же! И метра не пройдешь — зальёт всю, — констатировал Валентин.

— А я с крыльца гляну, под навесом не зальет, — ответила она.

Валентина вышла и сразу же закричала громко:

— Валя, Валя, иди сюда, быстро иди!

Он выбежал на крыльцо и обомлел — на крыльце лежал абсолютно голый ребенок по возрасту годика два.

— Чё кричишь-то? Бери и неси в дом, потом разбираться будем. Дождь, ветер — простыть может ребенок.

Валентина схватила его и унесла домой, положила на чистую простынь. Подошел Олег — их двухгодовалый ребенок — смотрел удивленно на пришельца.

— Надо вымыть его и накормить, — предложил Валентин, — голый на грязном крыльце лежал. Как раз теплая вода ещё осталась.

Ребенка искупали, одели одежду сына на него, как раз подошла, и усадили за стол. Наложили чашку гречневой каши, но ребенок помахал рукой, типа есть не буду.

— Тебе годика два по виду, малыш, говорить уже должен понемногу, — начала разговор Валентина, — кто ты, откуда, как на крыльцо попал?

Мальчик пожал плечами и ничего не ответил.

— Понимаешь, но не говоришь, — вмешался в разговор Валентин, — да, такое в этом возрасте бывает. Но непонятно, как ты на крыльце оказался — ворота и калитка на щеколду закрыты, не войти снаружи никому, да и Шарик бы на пустил? Непонятно, но что теперь делать?

— Что делать, что делать? — повторила Валентина, — пойду к Силантичу, пусть метрику на малыша выписывает, как на нашего сына родного. Или ты против, Валя?

— Чё я против-то буду? Воспитаем, как своего. Где один, там и два. А может быть, и ещё родишь, так троих еще больше любить станем, — ответил Валентин. — А Силантич может метрику выписать, на то он и глава района.

— Ну да, он может. Но согласится ли? Ему же справка из роддома потребуется. Скажу, что дома рожала. Прихватило, вот и рожала — скорую же не вызовешь из района, связи нет и ни на чем не уедешь.

— Ладно, давай отдыхать, а завтра все вместе в райцентр пойдем. Ты мальчика оформлять, а я ему одежду кое-какую куплю. Но денег у нас всего две тысячи осталось... Вот и потратим тысячу на малыша, а тысячу на муку и крупы, чтобы до следующей весны дотянуть. А там соболя продадим и снова деньги будут.

— Продадим... — заворчала Валентина, — их ещё добыть надо. Но ничего, добудем — жить как-то надо.

Случайно или не случайно получилось, но деревня именовалась Валентиновкой, хотя сейчас уже никого такими именами не называли — называть было некого. Была когда-то зажиточная деревня, а осталось всего десяток домишек без какой-либо инфраструктуры. Но электричество всё-таки было, осталось от Советской власти. Жители кормились огородом, речкой и тайгой. Слава богу, что хоть лучину вечерами не строгали... Но зато бюллетени для голосования регулярно привозили, ежегодно. А вот продукты и одежду — это не обязательно. Хотите работать и жрать — переезжайте в райцентр. Вот и всё, делов-то.

— Как малыша назовем, Валя? — спросила жена.

— Чувствуется, что малыш крепкий, упитанный и здоровый. Только вот кто его нам подбросил, где-то же он жил пару лет или около того? Но станем считать это прошлым и теперь это наш сын. Пусть будет Лев.

— Лев, Лёва... Да, пусть так и будет.

Утром они встали пораньше. До райцентра, до Сосновки, топать десять километров пешком, да ещё с ребятишками. Позавтракали. Валентин приготовил тележку, типа огородной, в которую можно было загрузить кули с мукой и крупой в Сосновке. Валентина достала спрятанный подальше кошелек и ахнула — вместо двух тысяч там лежало двести. Две банковские упаковки купюрами по тысячи рублей. Она так сразу и осела на стул, потом вытаскивала купюры из пачки, ощупывала руками, разглядывала на свет — вроде бы настоящие. Двести тысяч... таких денег она никогда в руках не держала.

Бывало, что в очень удачливый сезон охоты она с мужем добывала соболей, и они выручали при этом от их реализации до шестидесяти тысяч. Но это бывало. Теперь она уже два года на охоту не ходит, оставаясь с сыном Олегом. И больше тридцати тысяч в год заработать одному мужу не получается.

Она позвала в дом мужа, дети остались играть с тележкой во дворе. Показала ему раздутый кошелек и его внутренности, естественно.

— Не понимаю, — произнесла она, — было только две тысячи... И что за полтергейст происходит? Малыш появился... двести тысяч... Ты что-нибудь понимаешь, Валя? — спрашивала жена ошеломленно.

— Я могу всё объяснить, — в комнату вошел Лев, — я могу всё объяснить, — повторил он. — Только вы присаживайтесь, слушать мой рассказ стоя нежелательно.

Валентин и Валентина присели на диван, прижались друг к другу — уже было удивительно: молчавший до сих пор ребенок заговорил по-взрослому.

— Я прилетел к вам с неба, — начал говорить Лев, — космос меня отправил, скажем так. Вы очень порядочная семья и поэтому выбор пал на вас. Я не земной ребенок и был создан по подобию Олега, вашего сына. Как вам объяснить? Меня можно называть роботом, но лучше андроидом или роботом-гуманоидом. Но можно ещё проще — искусственный человек. У меня нет привычных вам крови и мышц, костей, я не кушаю пищу, питаясь космическим эфиром. И у меня большие возможности. Ваша семья будет отныне обеспечена всем необходимым — деньгами, продуктами, одеждой, электроинструментами и так далее. Я стану вашей защитой и опорой. Вот такое моё объяснение. Но говорить об этом никому не следует — теперь я ваш сын и родной брат Олегу.

Ошеломленные родители сидели на диване молча, и каждый рассуждал про себя, примерно, одинаково. Что это? Разводилово, юмор, сказка, сон или явь в стране Оз? Но малыш появился на крыльце ниоткуда и ещё ничего не ел за столом. А деньги? Их же раньше точно не было.

Со временем Валентин и Валентина ко многому привыкли. Например, к тому, что дом их расширился на несколько комнат, а внешне вроде бы и не изменился даже. Подумаешь, стал больше немного... кто же его мерил-то? В доме появилась пробуренная скважина и вода, теплые туалет, в бане душ и небольшой бассейн. Но это, так сказать, благоустройство. А работать приходилось по-старому, но с новыми инструментами. Огород, например, не копать лопатой, а пахать Кротом, чурки из леса не возить на санках, а на бортовом Уазике, именуемом Головастиком.

И Лев уважал своих приемных родителей. Другие бы смогли отказаться от работ на огороде и по дому. А эти "пахали" по-прежнему, но только с необходимыми инструментами. Просто очень тяжкий труд заменен на тяжелый. Например, двуручной пилой не спиливали деревья — теперь пилили бензопилой "Дружба".

Но время шло и наступило школьное. А школы в Валентиновке не было. Была начальная школа в Советское время. Но тогда и колхоз был, работа, медпункт, магазины, клуб. Люди жили, а сейчас выживают остатки. Похерено всё, похерено.

Валентин отвел детей в интренат в Сосновке — теперь там станут жить и учиться до лета. Многие ребятишки из других деревень плакали, расставаясь с родителями. Но Олегу и Льву Фомичевым из Валентиновки было легче — всё-таки их двое.

Дети знакомились со своими спальными и жилыми местами — кровать и тумбочка рядом в комнате на пятнадцать мест. Но не все были одногодками, то есть в одной комнате-спальне находились дети с первого по четвертый классы. Комната воспитательницы находилась рядом и она после отбоя уходила к себе, пожелав детям приятного сна и спокойной ночи.

А после этого начиналось представление. Самый старший в комнате-спальне мальчик-второгодник двенадцати лет зажег ночник.

— Так мальчики-спальчики, у меня тут будет свой порядок, — начал он, видимо, в чем-то подражая своему старшему брату, уже отсидевшему на зоне, — я здесь смотрящий, то есть старший для вас. Можете называть меня Виктор Ефимович, но лучше зовите паханом. Все вы, малявки, должны лизнуть меня в задницу. Тогда я стану считать вас преданными мне и не стану избивать. Так, начнем с тебя, стервец, — он указал на мальчика, чья кровать была ближе, снял штаны и повернулся к нему попой.

Испуганный мальчик поджал ноги на кровати и не шевелился, смотрел округленными глазами на голую задницу пахана. А тот, не дождавшись действия, завернул руку мальчонке, надавил до боли и приказал лизать зад, иначе руку вообще оторвет.

Такое издевательство становилось сверхмерным. Если не все, то многие знали, что в детских домах, домах-интернатах существует насилие. Старшеклассники насилуют девочек, начиная с седьмого-восьмого классов, слабых детей бьют. Но чтобы заставляли лизать задницы — это уже слишком. Лев решил вмешаться.

— Уважаемый пахан, Виктор Ефимович, — вежливо и ласково обратился он, — мальчик напуган и вскоре исправится. Дайте ему время. А я пока поласкаю вашу попочку с удовольствием.

Пахан разулыбался и подошел к кровати Льва, сдернул свои штанишки и пёрнул сразу же, заявив серьёзно:

— Вонь вдыхай и заглатывай, а потом жопу язычком вытрешь.

— Конечно, пахан, конечно, как скажешь, — язвительно ответил Лев и быстро сдернул свои брюки, проведя членом по заднице пахана. — теперь ты петух, а не пахан и твоё место у параши, — подвел итог Лев.

А Олег с силой пнул по голой заднице петуха. Тот упал на пол и завыл от боли — пинок пришелся не только по жопе, но и по яйцам. На вой прибежала воспитательница.

— Чё случилось тут, чё? — спрашивала она, непонимающе оглядывая второгодника, лежащего на полу с голым задом. — Опять ты, Хайруллин, чего-то здесь куролесишь? Но чё случилось-то, чё? Вот ты отвечай, — она указала рукой на Льва.

— Да ничего особенного не случилось, Марь Ивановна. Вот этот вот мальчик, — он указал на него рукой, — вышел на середину, снял штаны и заявил, что у него самая лучшая петушиная жопа. А потом упал на пол и завыл, что эту жопу никто не ласкает. Все дети видели и все подтвердят. Но мы маленькие и засовывать ему ещё не можем.

"Да, — раздалось со всех сторон, — всё так и было".

— Вот сволочь, — почти выматерилась воспитательница и схватила его за шиворот, — переночуешь в кладовке.

Утром она доложила о ситуации директору и Хайруллина определили в спецшколу. А там ему пришлось очень несладко — весть о его петушиной заднице долетела до спецвоспитанников вперед его самого.

II

Время шло или бежало, но братья Фомичевы уже учились в девятом классе и внешне выглядели вполне взрослыми. Тридцатилетняя воспитательница поглядывала на них с вожделением, но определиться не могла, кому отдать предпочтение. Оба статные, широкоплечие, рослые. Отдать предпочтение — но это только в мыслях. Приходилось сдерживаться и вздыхать. Когда они станут совершеннолетними, ей будет уже за тридцать, а молоденьких девочек полным-полно.

Во сне ей часто снился образ братьев. Вот и сейчас кто-то из них ласкал её, нежно проводил язычком по соскам на груди и поглаживал промежность. Она чуть раздвинула ножки и слегка стала двигать тазом навстречу пальчикам. А потом почувствовала, что в неё входят и схватила ягодицы уже не во сне, стараясь вжать их в себя. Очнулась, но оттолкнуть партнера уже не смогла, занимаясь с ним любовью неоднократно.

Обязательная школьная программа выполнена и в десятый класс братья уже не пошли. В своей Валентиновке они начали строить себе дома по типу на два хозяина с большими залами, вместительной кухней и шестью комнатами: спальнями и детскими. Вроде бы сами всё строили, все деревенские видели, но никто не обращал внимания, что стены растут, как грибы.

Братья прикупили себе по автомобилю УАЗ Патриот, он как раз подходил для села по проходимости, а Лев приобрел ещё и грузовой внедорожник Урал-4320. Говорят, что лучший по проходимости и грузоподъемностью более десяти тонн.

Вечером братья собрались у родительского очага за ужином. Кушать всегда приходили к ним — своих хозяек еще не имели по молодости. Лев заговорил первым:

— Папа и мама, дома мы с Олегом построили, техникой обзавелись, восемнадцать лет нам исполнилось — пора подумать и о жёнах.

— Да, — поддержал его Олег, — в деревне Кузьмиха живет Настя Илларионова и она мне нравится. Я бы на ней точно женился. Девушка порядочная, хозяйственная и работящая. Думаю, что я ей тоже нравлюсь. В одном интернате жили...

— Я бы тоже женился, — заявил Лев, — на воспитательнице из интерната... На Лене Ивлеевой.

— Но она же старуха для тебя, Лева, — возразил отец, — ей сколько лет?

— Тридцать два. Но это ничего не значит, хочется быть только с ней, — ответил Лев.

— Решать, конечно, тебе, Лёва, — заявила мать, — женишься — примем, как родную.

На следующий день дети уехали. Олег в Кузьмиху, а Лев в Сосновку. К вечеру вернулись уже не одни. В сельской местности всё быдло проще со свадьбами. Настя и Лена дали согласие и сразу переехали к мужчинам, взяв с собой лишь одежду, более ничего не требовалось. В райцентре подали заявление в ЗАГС и свадьбу сыграют через месяц с полным размахом. А пока осваивались в новых домах и удивлялись благоустройству.

Собирались по-прежнему у родителей. Лев заявил сразу:

— Теперь мы все Фомичевы и давайте думать о бизнесе.

— О бизнесе? — удивился отец, — какой тут может быть бизнес? Это при Советской власти была работа, а сейчас хрен с маслом. Нас и так в деревне считают зажиточными, а мы всего лишь пашем с утра до вечера. Огород, грядки, рыба в речке, грибы-ягоды в лесу, мясо... Но и есть всё, в городах такого стола нет. Даже виски своё, — он поднял бутылку самогонки, настоянную на кедровых орешках.