Порох, Коварство и Замыслы

Боль. Боль была ответом. Что особенно бесило — он не знал вопроса.

И он не был уверен, как долго всё это продолжалось. Его держали закованным, нагим, во тьме, свет заглядывал лишь когда в его мир вторгались женщины с ненавистью в глазах и презрением на губах, и более, чем красноречиво, показывающие действием, сколь глубока эта ненависть к людям вообще и к нему в особенности. Он не был уверен в длительности перерывов между побоями, мучаясь от боли и голодной слабости (значит, больше суток), но в их повторении был некий ритм.

Его изматывали.

Хуже того, боль была далека теперь — настолько привычна, что трудно было различить, что болит, а что нет. Он чувствовал себя плывущим, растворённым, как будто всё происходило с кем-то другим, далеко-далеко.

Ритм сменился. Одна из его палачей красующаяся сквозь открытую одежду сетью татуировок, лоснящихся на бронзовой коже, вернулась, но теперь с новым помощницей: отличная фигурка, дикая грива роскошных красных волос. Даже в его бесчувственном состоянии он смог ощутить подавленный страх Красной перед мисс Татушки и Понты — и подчинение не совсем добровольное.

К несчастью, не только страх принесла с собой мисс Красная. Скальпели и пробоотборники во множестве, разложенные, аккуратно и стерильно, на стальном поддоне с любовью и вниманием профессионала. Иглы привнесли новое ощущение в пытки, пусть и медицински отстранённое, когда Красная тщательно натянула нейтральное выражение лица, безжалостно выдоила из него свою долю жидкостей и тканей, пока он, в корчах и тумане, пытался сохранить остатки гордости и не слишком кричать. Хуже было то, что они решили ввести взамен взятого, шприцы, чьё содержимое определённо отсвечивало подспудным злом. Инструменты безумного учёного. Упорядоченные. Используемые столь бережно, как если бы давили муравья. И воистину ужасало, что он мог -чувствовать— как жидкость извивается под его кожей — холодная и чуждая, которой тут не место. Он пытался списать это на психосоматическую реакцию, его фантазию, слетевшую с нарезки и подкидывающую жуткие образы, но в глубине его мозга оставалось понимание — это не иллюзия.

Они оставили его в покое, наконец, но не боль. Его плоть проходила сквозь адскую лихорадку, выжимающую пот, и ледяной холод, терзающий мышцы судорогами, тело пыталось отвергнуть введённое.В какой-то момент он перестал сопротивляться и просто двигался вместе с болью, оставив тело вялым и податливым, насколько возможно в ознобе, и сотрясающие внутренности спазмы миновали. По меньшей мере, он так думал — он не был уверен, сколькие его попыток не были лишь лихорадочным бредом, порождённым истощённым бессоницей мозгом.

...

Много позже.

— Ну?

Голоса.

— Не подействовало.

Ах, да. Он почти улыбнулся, но не хватило сил. Они. Мисс Красная и мисс Татушки и Понты. Чуть не забыл о них. Чёрт.

— Ты уверена?

— Да.

Мика безуспешно попытался открыть глаза. Он почувствовал тончайшее оскорбление, излучаемое этим простым словом, как будто Мисс Красная смертельно уязвлена сомнением в своем мастерстве, но всё же не решается это показать.

— ... тч. Он был бы посговорчивей, будучи одной из нас.

Внезапно он понял, что рад пустоте своего желудка, поскольку иначе, осознав смысл, он бы всё равно изверг всё содержимое. Изменение. Смена пола. Они собирались превратить меня в одну из 'них'.

— Возможно в Кровавом Гриппе было больше ретровирусных компонентов, чем мы первоначально предполагали...

— Заткнись.

— ... да, Госпожа.

Тишина. Потребовалось время, чтоб Мика осознал — он снова остался один. Страх иссяк и оставил его измученным и выжатым даже более. И с мрачным, мрачным пониманием относительно того, чем он был бы готов пожертвовать, чтобы пережить всё это.

...

Ледяная вода выплеснулась на его тело. Мику всего затрясло в судорогах, адреналин залил кровь. Блаженное оцепенение исчезло, оставив после себя тепло-колючий стремительный ток крови и знакомое ощущение боли.

Мисс Татушки и Понты вернулась, кажется. Она поставила ведро в сторону и оседлала принесённый с собой стул глядя на него не столько с ненавистью, как со спокойным безразличием. Выражение её глаз ясно передавало — ей безразлично, что с ним будет. И это было устрашающая мысль.

— Ты который из них?

Понимание, что она задала вопрос не коснулось его мозга, пока она не встала обратно, не схватила его за волосы и не ударила головой об стену. Как только звезды исчезли из его глаз, она наклонилась ближе и повторила.

Он сглотнул, медленно, неуверенно, так как ощущалось, что горло дребезжит от неупотребления

— ... ииии ... — Он пошевелил языком и попытался снова. — ... ииз коого?

Тишина... Его захватчица, кажется, решала, не притворяется ли он. Минуту спустя она уточнила.

— Из них. Из... — Отвращение исказило её лицо. — Из создателей этого мира.

Тишина.

— Наши испытания показали, ты должен быть одним из старейших, один из немногих подлинных. — Нечестивая радость озарила её лицо, когда она позволила себе нереальную надежду на то, что она, вместе с её собратьями, наткнулась на большой куш. — Ты который из них?

Мика тупо смотрел на нее, его ум пытался понять, что именно она говорила, слепо подгоняя услашанное к тому, что он знал, пытаясь выстроить свои мысли во что-то последовательное и работоспособное. Когда он сообразил, то постарался не засмеяться и не улыбнуться.

— Яя... н... не из них.

Он скорее услышал, чем почувствовал удар своего черепа о стену.

— Ты лжешь, — прошипела она, отпустив его голову и откинулась в кресле, в ожидании.

То, что могло бы стать смехом, сбежало с его губ, он повис в болезненных тисках цепей.

— ... нет, — он попытался покачать головой, не удалось. — ... я только был здесь... долго. — Это было, по его мнению, уморительно. Какой бы метод они не использовали для призыва его в это место, но по всей очевидности облажались.

Она зарычала с отвращением.

— Невозможно. Призыв бы не захватил просто какого-то мерзкого паразита. Говори мне свое имя.

Мика слабо скривил губы, забавляясь, несмотря на боль — и сказал.

Она подскочила. Пощечина.

— Невозможно. Ты должен быть одним из них! ОДНИМ ИЗ ПОДЛИННЫХ! У ТЕБЯ ТА ЖЕ ЗАЩИТА! ТЫ ДОЛЖЕН БЫТЬ ОДНИМ ИЗ НИХ!!!!

Он ощущал вкус крови теперь, кислый и сладкий на его языке, его рот отзывался неуклюже, будто забитый ватой.

— Хех ... какая вам разница?

— Ты что, не сообразил еще, нет? Собрать достаточно существ вроде тебя — и мы сможем переделать этот мир по своему усмотрению. Сила, затмевающая силу богов — и ты думаешь, мы откажемся взять её? Ева была тупой блядью, ей следовало выгнать Адама, не делиться яблоком. Мы лучше.

Мика не выдержал.

Он засмеялся.

Это началось с короткого клокотания, усиливающегося и друщего горло, пока не прибавило в громкости и интенсивности, заполнив камеру эхом с сумасшедшими раскатами.

Афроготка отпрянула, на её лице вспыхнуло выражение, которое она всегда отрицала для себя — страх.

— Ах ты, тупая сука — , сказал Мика, как его хохот наконец свернулся, но эхо всё еще осталось в голове. — Что ты думаешь произойдет? Когда вы пытались вызвать группу протобожеств для переделка мира под свои желания — не приходило ли вам в голову, что наихудшим возможным исходом будет, если вы получите В ТОЧНОСТИ ЧТО ХОТИТЕ?!

Страхом и гневом вызванные удары не прекращались еще долго.

...

Теперь он находился не в камере и это вызывало сильное беспокойство.

Вроде бы он заметил мисс Красную, хотя мисс Татушки и Понты и не присутствовала в тот момент, когда группа пиджи весело потащила его — в буквальном смысле — голого и грязного по коридорам, стерильным почти болезненно. Его восприятие было довольно смутным на всём проделанном ими пути, пока он не оказался в месте, которое по сквозняку и изменениям температуры и влажности следовало видимо назвать 'на улице'. Они приковали его — к какому-то столбу, закопанному в землю, — а затем что-то вкололи. Последствия не заставили себя ждать, гормоны забушевали в его крови, появилась эрекция, столь мощная, что причиняла боль. Хуже, ощущалось, что силы, потребные для этой активности, выжимаются из остального тела, а оно не в том было состоянии, чтобы многое выдать.

Затем начались аплодисменты.

Хриплые, грубые аплодисменты того рода, что встречается обычно в клубах мужского стриптиза, с присущим лишь женщинам пылом. Есть бездны в прекрасной половине рода человеческого, дающие им возможность вгонять в краску даже какого-нибудь грубого моряка. Мика не мог не признать, в этом присутствовал некий смысл. В конце концов, вышеупомянутому грубому моряку не приходится иметь дело с кровотечением из его ваньки-встаньки в ежемесячном порядке, не так ли? Произошедшее после — было уже довольно предсказуемым.

Он постарался не застонать от яркого солнца, немилосердно бьющего в глаза и желудок пробил тревогу, когда он рассмотрел окружающее. Его тюремщицы заводили двух пиджи на ту же площадку, на которой находился он; и хотя ни одна из них сейчас не вела себя, как феральная, но определённо нельзя было сказать, что они выглядят совершенно нормально.

Его первоначальное предположение подтвердилось, когда эти двое заковыляли в его сторону. Одна осталась на ногах — другая упала, разбросав огромную спутавшуюся гриву, но продолжала ползти на четвереньках в его сторону, как будто простая мысль о возвращении даже не могла придти ей в голову.

Он не позволил себе дрогнуть или испугаться, вспомнив о своём опыте обращения с животными, и дикими, и домашними. Когда они приблизились, его кольнуло сочувствие, прорвавшееся через вялый страх и слепое, безразличное, возбуждение, шипящее в крови, — с ними явно обращались не лучше, чем с ним. Пожалуй даже хуже. У одной была кровоточащая рана вместо левого глаза, а так как другая, длинноволосая, ползла и не открывала глаза, он подозревал, что ей досталось больше всего.

Аплодисменты усиливались по мере того, как они преодолевали путь. Мика не стал смотреть вверх, сосредоточившись вместо того на двух пиджи перед собой, но похоже мнения разделились — одни хотели посмотреть, как его хорошенько поимеют, а другие делали ставки на то, сколь сильно двое феральных покалечат его в процессе Укрощения.

Та одноглазая, с короткими волосами, добралась до цели первой, и это было словно поворот клапана на пожарном шланге, когда её рука коснулась его стояка. Всё его тело пронзила судорога, горло перехватило, выдавливая глубокие болезненные стоны, мускулы сокращались так, как в норме не должны, по мере того как боль уходила из паха, выплёскиваясь со струйками спермы.

Коротковолосая упала на землю в хищных попытках слизать жидкость со своего тела. Это не удовлетворило другую из пары — и та болезненно сжала его бёдра, окровавленным ртом стала лизать и сосать его член. Ощущение, что в норме было бы изысканным, причиняло мощную боль, его плоть была еще слишком чувствительна после первого оргазма и из-за действия препарата. Последнее, что он слышал — разочарованное освистывание из толпы — и затем потерял сознание, истощение поразило его прежде, чем он даже его осознал.

...

Что-то было не так, Мика понял это, прежде чем пришел в себя. Еще больше не так, чем до этого. Потребовало время, прежде чем он осознал, что именно заставило его разум сосредоточиться и выйти из сумеречного состояния; земля содрогалась.

Сначала он подумал, что это лишь шутка воображения. Потом это произошло снова, и снова, с перерывами, в случайном порядке. К этому моменту его головой скорей управляло замешательство, чем страх — он ранее прошел через ряд того, что люди называют — стихийными бедствиями — хотя землетрясение и было чем-то новым. Проблема была в том, что скованный он не смог бы ничего сделать, обрушься на него крыша. С другой стороны он увы был уверен, что не смог бы ничего сделать и раскованный.

Дверь камеры открылась, Мика посмотрел, ожидая злорадствующую Афроготку; почему-то у него было ощущение, что землетрясение тоже часть её коварных планов. Вместе с тем он был еще достаточно в здравом уме, чтобы не удивиться, не увидев Афроготку. Взамен мисс Красная стояла здесь, с выражением безумным и запыхавшимся.

Она наклонилась достаточно близко, чтоб Мика смог уловить этот уникальный мягкий вкусный запах, окутывающий женщин как естественные духи, аромат мягкого мыла и нежной кожи. Ощущение было столь ошеломительно в сравнении с его затвердевшей грязью, что он чуть не отключился.

— Возьмите меня с собой, — прошептала она, низко, настойчиво, безумно. Что-то мелькало на задворках его разума, что-то упорно стучалось, что-то требующее обратить на себя внимание — пока Мика тупо рассматривал девушку. — Я выпущу Вас, и мы сбежим. Пожалуйста, мы сможем, урх ... — Ее мягкий голос растворился в болезненном бульканье, когда энергетический клинок вонзился ей в спину и вышел из живота, ее красивое лицо исказилось от боли, она упала на бок и Мика увидел стержень сырой, могучей энергии.

Глаза Мики прошлись по всей длине энергетического клинка, по древку, из которого он возник, и дальше к странной, похожей на ключ то ли алебарде, то ли косе, которой древко было увенчано на противоположном конце, а затем к пиджи, держащей её словно продолжение своего тела. Мисс Одноглазая стояла здесь, спокойно сжимая оружие, ее обнаженное тело буквально было одето в кровь, запекшуюся и свежую — и, он мог сказать с уверенностью, это всё была не её кровь.

Еще один взмах и энерголезвие скользнуло по стене камеры над ним, перерубив его цепи. Он упал на пол, прямо на мисс Красную, вызвав у той стон от обновившейся боли.

— Возьмите меня с собой, — зарыдала она, когда он почувствовал, что сильные руки поднимают его за плечи. — Пожалуйста...

— Где вещи, что были при мне, когда вы призвали меня? — сказал Мика, попытавшись высвободиться из хватки Мисс Одноглазой, без малейшего впрочем успеха. — Моя одежда, все мое снаряжение, где они?

— В приёмной! — Красная ахнула, схватившись за живот, будто в попытке сосредоточиться. — Все эта электроника просто хлам по нашим меркам, но мы сохранили её для каталога. Приемная!

— Тогда ты идешь с нами, — ответил Мика.

— Нет, не идёт, — мисс Одноглазая впервые заговорила, её голос захрипел ему прямо в ухо.

Она выбрала неправильные слова.

— Не помню, чтоб спрашивал твоё трахнутое мнение — прорычал Мика. — Если я говорю, что она идёт с нами — значит она ИДЁТ С НАМИ.

Мисс Одноглазая посмотрела на него слегка испуганно. Мисс Красная, пошатываясь, встала на ноги, прижимая руку к животу, уже с более здоровым видом; кажется, она излечивала себя.

Они втроём встретили в коридоре звуки паники и сирен. А также еще одну пиджи, Мика помнил её по шоу на стадионе. Мика не многое запомнил сверх того — только как быстро двигался к мисс Слепой, вслушиваясь в крики и звуки сирен и тёплое, как ни странно, ощущение поддержки. У него хватило сил только испытать удовлетворение, когда им удалось найти его снаряжение, и больше он уже совсем ничего не помнил.