Вор и убийца. Том 1

Том I

Глава 1. Площадь Правосудия

— А ну поднимайтесь!

Отвыкшие глаза на миг ослепли от света.

— Шевелитесь, грязные свиньи! И поторапливайтесь, пока я добрый!

В камеру ввалился самый жирный из виденных мной в королевской тюрьме надсмотрщиков. На дюжину шагов от него несло перегаром, и зловонные пары из его пасти мгновенно смешались с затхлым воздухом каменного мешка, в котором свои последние часы коротали арестанты. К коим, как ни горько это признать, принадлежал и я.

Следом за надсмотрщиком через полуоткрытую дверь из обитого медью почерневшего дуба вошли два тюремных алебардиста в желто-оранжевых королевских цветах. Еще несколько гремели ржавым железом в освещенном факелами коридоре. Древки их оружия основательно укоротили, чтобы управляться в тюремных помещениях.

— По одному и на выход! — проревел тюремщик, звякнув связкой массивных ключей, зажатых в толстых и коротких пальцах. Такие у меня всегда вызывали отвращение.

Опершись на закованные в кандалы руки, я неуклюже поднялся. Рана под рубцом на левой ноге напомнила о себе тремя уколами боли. Проклятый пепел! Ведь почти зажила.

— Да шустрей там!

Цепи на ногах позволяли делать только короткие шажки, которые изрядно бы меня повеселили, смотри я на это дело со стороны. Но дьявол! Я там, где я есть. Проклинаю тот день, когда мы наполнили паруса и погнались за караваном купцов!

— Один, второй, — поднеся к небритой роже фонарь и скорчив отвратную гримасу, тюремщик пересчитывал переступающих порог камеры заключенных, — третий, четвертый...

В меня ткнула лапа с зеленой татуировкой.

— ... пятый, шестой, седьмой, восьмой. Ага, все тут, — тряся обвислым животом, тюремщик зашелся хриплым хохотом. — Да и куда ж вам подеваться!

Зрелище ржущего надсмотрщика вызывало у меня отвращение. Я отвел взгляд.

— Ты чего морду воротишь?

Тюремщик дернул меня за рукав рубахи. К моему лицу приблизились зло сощуренные налитые кровью глаза.

— Стройте этих и ведите на площадь, — бросил алебардистам тюремщик, — а мы с господином капитаном скоро нагоним. Ты ведь капитан? Не так ли?

Отвечать я не собирался, да и не успел бы. Огромный кулачище угодил прямо в солнечное сплетение. Задыхаясь, я рухнул на колени, изо рта потекла вязкая слюна. Я поймал на себе выразительные взгляды Чекко и Лоиса. Помочь, капитан? Я резко мотнул головой. Не вмешивайтесь!

Жирный гад от души пнул сапогом по ноге, угодив точно по почти зажившей ране. После вспышки боли меня затопила ненависть. Стража уже отвела парней на дюжину шагов, и с тюремщиком я остался один на один. Собравшись, ждал, когда он подойдет поближе.

Плюнув мне под ноги, надсмотрщик опустился на корточки в нескольких шагах слева, подперев спиной стену.

— Это тебе не купцов щипать, пират, — зло рассмеялся он и потянулся к болтавшейся на поясе фляжке, подставив мне свой бок.

Я рванулся, вложив в прыжок все оставшиеся после месяца заключения силы. Тюремщик вскочил, отшвырнув флягу, а я вспорол пустоту и влетел плечом в шершавую кладку. Толстяк оказался необычайно проворен. Пока я поднимался, он ловко обошел меня справа и смачно врезал тыльной стороной ладони по спине. Грохнувшись на колени, я не успел даже дернуться, как получил еще один удар по лопаткам и уткнулся лицом в сырой пол. Надсмотрщик придавил спину тяжелым коленом, умело заломив руки. Попытка шевельнуться принесла избитому телу адскую боль.

— Не ерепенься, — услышал я сквозь собственный хрип, — вас ведут на суд и, сам знаешь, какой приговор вынесет лорд Деспилье. Но не отчаивайся.

Я замер. Речь надсмотрщика преобразилась совершенно и в лучшую сторону.

— Есть человек, который хочет, чтоб твоя душа осталась средь живых. Если не наделаешь глупостей, то увидишь завтрашнее утро. Будь спокоен и хотя бы внешне покорен судьбе. А теперь... Пшел, собака!

Прежний тюремщик вернулся. Наградив пинком и отборными ругательствами, он погнал меня по коридорам королевской тюрьмы. Я двигал ногами, словно пьяный, гадая о странном тюремщике и моем таинственном доброжелателе. Предположения возникали самые дикие, вплоть до слуг Сатаны!.. Ох, не о том думается на пороге смерти! Чтобы отогнать непрошеные мысли, я бездумно считал попадавшиеся на пути двери камер.

Когда грубые лапы вытолкали из ворот тюрьмы, постарался выбросить из головы сумасшедшие домыслы. Конечно, насколько это возможно в нынешнем положении. Будь что будет!

Площадь Правосудия и прилегающие улочки были заполнены гомонящим народом. За восемь месяцев столица королевства Арнии нисколько не изменилась. Разве что, появились траурные полотнища.

Нахлынули воспоминания, как обчистил дворец вице-короля Заморских владений арнийских монархов да отправился транжирить золотые руали в Ревентоль. Помню, я славно отметил свое двадцатисемилетие! Меньше года прошло. Потом, когда наскучили дни и ночи разгульного празднества, вдруг помыслил поменять воровское ремесло на пиратскую удачу. Остатков от великолепного куша из дома вице-короля хватило, чтобы на Костяном крабе, острове вольного братства, снарядить приличный корабль.

Фортуна благоволила, золото и серебро само плыло в руки. Спустя два месяца флибустьерства в свою флотилию пригласил Рыжий Крюк, самый грозный и щедрый средь свободного братства пират, чье имя гремело в самых дальних портах.

Задались веселые деньки! А потом угодили в хитрую ловушку. Арнийцы, арнидокцы, герийцы и лекантицы забыли свои извечные дрязги и устроили ненавистному Рыжему Крюку западню. Сам Крюк ушел, но его капитаны нет. Мы дрались отчаянно, однако и мой 'Скорпион' взяли на абордаж, и теперь я снова в Ревентоле. Я и семеро тех, кто выжил на корабле.

Парней построили гуськом, сковав кандалы одной цепью. Впереди высилась могучая фигура Чекко, за ним — близнецы Жак и Жан. В затылок Жану смотрел седой Гюг, моя правая рука на "Скорпионе". Рубаки Лоис и Дино оказались неразлучны даже здесь, они стояли рядом. Последним был Булез. Замок цепи на моих оковах щелкнул за его спиной.

Тюремные алебардисты заняли места по обе стороны от нас.

— Живо вперед!

Заключенных направили к противоположному краю площади сквозь прямой проход в орущей толпе, осыпающей пиратов проклятиями и ядовитыми насмешками. Люд сдерживался двойным рядом королевских гвардейцев в идеально сшитых камзолах и позолоченных кирасах. Рядом с ними любой из тюремной стражи смотрелся гадким утенком.

Когда до гранитного помоста, на котором обычно вершили правосудие королевские судьи, было уже не более двух десятков футов, алебардисты остановились. Под улюлюканье ревентольцев нас заставили упасть на колени и велели ждать. Недолго.

На помост взошел судебный пристав. Призвав к тишине, он громогласно объявил:

— Верховный судья Высокого трибунала королевства лорд Деспилье!

Наверх поднялся граф Альберт Деспилье. Поджарый, с вытянутым высохшим лицом, черными, глубоко посаженными глазами, он как нельзя лучше подходил под свою недобрую репутацию. Облаченный в пурпурную мантию, судья смерил холодным взглядом притихших горожан и уселся в высокое кресло, поставленное справа от пустующего места короля.

Вдовствующая королева-мать Мария-Луиза почила три недели назад, и убитый горем сын, теперешний король Герард V, оплакивал утрату в аббатстве Мон-Терье. Хотя лично я полагал, что Герард предавался в аббатстве отнюдь не траурному молению. О враждебных отношениях Герарда с матерью поговаривали далеко за пределами королевства.

Слева от монаршего трона пустовало место кардинала. Кто же в нем устроится? Старческая немощь кардинала Кунигуда давно стала притчей во языцех. Неужели и оно будет незанятым?

— Архиепископ Антуан! — известил пристав, разрешив мои раздумья.

Кто ж еще! Архиепископ слыл первым из претендентов на мантию Кунигуда.

Антуан оказался высоким человеком с открытыми и благородными чертами лица. Однако, как ни крути, он член Высокого трибунала, и при этой мысли зародившаяся было симпатия молниеносно исчезла.

— Королевский обвинитель лорд Тренкап!

Это имя мне ничего не говорило. Да и сам лорд Тренкап не производил особого впечатления: какой-то неприметный господин в коричневом костюме. Зато, когда услышал имя королевского защитника, признаться, стало не по себе. Развеялись последние сомнения, каким приговором завершится трибунал.

— Вице-король Заморской Арнии лорд Даман!

Будучи пиратом, я не делал тайны, откуда взялись руали, что позволили снарядить "Скорпион", и очень скоро весь Костяной Краб знал, кто обчистил сундуки арнийского вице-короля. Само собой, весть об этом недолго добиралась до резиденции Конрада Дамана. Даман нанял убийц, которые отправили на тот свет моего первого и единственного настоящего друга, боцмана 'Скорпиона' Дью Вермана, и едва не добрались до меня. К Даману появились кровные счеты.

Да, это был он! Его пухлые щеки и блестящую лысину не спутать ни с чьей другой.

Первое, что сделал Даман, как только вскарабкался на помост, это нашел взглядом меня. Вице-король скривился своей приторной ухмылкой, в его глазах зажегся мстительный огонек.

Сняв воображаемую шляпу, я картинно поклонился и наигранно пригладил чуть взлохмаченную прическу. Мои прямые черные волосы опускались до плеч. Толпа незамедлительно разродилась злорадным хохотом. Разговоры о жадности вице-короля давно дошли до Ревентоля, и о моем визите в подвал Конрада Дамана здесь тоже были наслышаны.

— Именем милостью божьей короля Герарда V Высокий трибунал слушает дело о морском разбое, — произнес верховный судья, хищно взглянув на подсудимых. — Вызывается Лоис Вект.

Младшие судебные приставы, сменившие тюремную стражу, сняли цепной замок и вытолкали Лоиса вперед.

Суд вышел скорый и жестокий. Выслушав обвинителя и не менее обличительную речь Дамана, нашего "защитника", Деспилье дал слово Лоису, который лишь презрительно покосился на реющий над трибуналом королевский флаг и отвернулся.

— Смертная казнь, — сухо проронил верховный судья, не удосужившись соблюсти протокол. В торговом Ревентоле пират — это хуже, чем детоубийца.

Лоиса приковали к столбу смертников. К его чести, держался он молодцом.

Затем Деспилье называл имена Гюга, Булеза, Чекка, Жана и Жака. Их судилище, в коем не проглядывалось и намека на выслушивание свидетелей и прочие тонкости, получилось таким же коротким и с тем же приговором. Лишь семнадцатилетним близнецам Деспилье уготовил иную участь.

— Смертная казнь заменяется пятилетней каторгой на галерах.

Сделалось искренне жаль их. Больше трех лет на арнийских галерах не выдерживал никто, и это поистине хуже смертной казни.

Рядом со мной теперь оставался лишь Дино.

— Николас Гард, — потребовал судья.

Приставы приблизились ко мне и, освободив от цепи, толкнули к помосту.

Едва шагнув, я вдруг почувствовал острую боль в ноге. Рана напомнила о себе весьма некстати. С трудом сохраняя маску спокойствия, я старался сейчас только не хромать. Все что угодно, лишь бы не доставить лишнего удовольствия толпе, бьющейся в экстазе в предвкушении казней.

— Николас Гард, — начал зачитывать судебное заключение Тренкап, — вы обвиняетесь...

Я не слышал его. Вышедшее из-за Кафедрального собора святого Франциска яркое солнце не только ослепило меня, но и как будто оглушило. В голове крутились слова тюремщика. Неужели сказанное им всего лишь дьявольский розыгрыш? Я начал думать, что это так, надежда на спасение едва теплилась.

— Гард, у вас есть, что сказать в свое оправдание? Лорд Даман высказался, — обратился ко мне Деспилье.

Я даже не заметил, что нес вице-король. Покачнув головой, я ответил:

— Скажу лишь, что ничуть не раскаиваюсь в содеянном.

— Тогда виновен, и ваша виновность, Гард, как капитана корабля флибустьеров и приспешника Рыжего Крюка, более чем очевидна. Наказание — смертная казнь, — верховный судья повернулся к приставам. — Уведите его.

— Позвольте, ваша честь! — вдруг поднялся Даман, нервно вытирая платком вспотевшую лысину.

Что у него на уме? Или Даману недостаточно моей смерти?

— Защите есть что добавить?

— Да, ваша честь.

— Что ж, извольте, — Альберт Деспилье откинулся на спинку кресла, не сводя с меня змеиного взора.

— Всем известно, — торопливо начал Даман в навалившейся на площадь гробовой тишине, — о булле папы Иннокентия XII, что говорит про незамедлительное отлучение от Матери Церкви всех детей от богопротивной связи сыновей и дочерей человеческого рода с расами нелюдей, а также всех потомков этих детей...

Наверно, я побледнел, замысел Дамана прояснился. Он хотел лишить меня последнего, что еще оставалось. Права на покаяние!

— Ваша честь, я должен уточнить, — неожиданно вмешался архиепископ. Ни проронивший до сих пор ни звука церковник заговорил, когда разбирательство коснулось преступлений против Святой Церкви. Именно для этого и должен был присутствовать кардинал на каждом заседании Высокого трибунала. — В булле Иннокентия XII написано лишь о рекомендации отлучать от лона Церкви детей, рожденных от связи людей с эльфами, гномами, орками и прочими. Но отнюдь не об императивном велении на сей счет.

Даман тяжело задышал и покрылся бурыми пятнами.

— Спасибо, — обратился к архиепископу Деспилье. — Трибунал учел ваше замечание.

К растерявшемуся вице-королю уверенность вернулась быстро, он вкрадчиво продолжил:

— И поговаривают, что в роду Гарда имелись орки.

Конрад Даман бросил в мою сторону взгляд и самодовольно надул щеки.

— У меня все, ваша честь, — сказал он.

— Принимая во внимание вышесказанное лордом Даманом, трибунал обязан проверить указанное обстоятельство, — цинично произнес верховный судья. — Поднимите Гарда наверх.

Два пристава схватили меня за локти и потащили на помост. Дабы унизить еще больше, приставы тянули спиной вперед.

— Я распоряжусь, чтобы сюда принесли Обруч, — сказал архиепископ.

— Не стоит утруждаться, ваше преосвященство, все уже готово, — Деспилье улыбнулся в мою сторону.

Меня снова бросили на колени. Теперь в шаге от стола, за которым сидел королевский трибунал.

Рядом застыл старший пристав, держа на вытянутых руках поднос с Обручем. Просто Обруч, без каких бы то ни было украшений. Единственным его отличием являлась редчайшая красная сталь, из какой его выплавили, и, конечно, магия. Та магия, которую святые отцы заключили в десятки обручей из красной стали и которая позволяла определить несчастных, о коих говорилось в булле Иннокентия XII.

Подобно затравленному зверю я наблюдал, как архиепископ Антуан принял у пристава Обруч, поднял над моей головой и начал медленно опускать вниз. Обмануть Обруч невозможно. Себя тоже. Мою прабабку изнасиловали орки, и посему я обречен на отлучение от Церкви. А, значит, меня выдаст боль; а, значит, перед смертью не будет покаяния; а, значит, точно отправлюсь в Ад!

Обруч коснулся головы. Спустя мгновение охватила невыносимая боль. Я выдержал три удара сердца и закричал. Я кричал, кричал и кричал.

Пришел в себя уже у столба смертников.