Царь без царства

Всеволод Алферов. Царь без царства

Роман / Рис. на переплете М. Олина

М.: 'Снежный Ком М', 2017. — 432 с.

ISBN 978-5-9500850-2-4

Ограничение по возрасту: 11+

Формат: 84x108/32 (130x200 мм)

Тираж: 2000 экз.

Аннотация издательства:

Это Анхарское царство. Страна, в которой золотую маску Царя Царей носит мальчишка, а из-за его спины правят безжалостные советники. Страна, в которой магов почитают отродьями, преследуют и запирают в обителях. И даже сам Верховный маг обладает властью не большей, чем юный царь. В смертельной схватке за власть сановники не замечают нарастающую волну странных ритуальных убийств. В игру вступает третья сила — загадочная и беспощадная. Устоит ли дряхлеющее древнее царство под этим натиском?

Встречайте первую книгу 'Анхарского цикла' Всеволода Алферова, написанную в лучших традициях классического фэнтези!

На Самиздате размещен отрывок (примерно половина книги).

Полный текст можно приобрести в "твердой копии", издание отличное: качественная бумага, хорошая печать, а внутри книги — карты Царства и городской план столицы.

Буктрейлер книги

Купить книгу можно здесь:

На OZON.ru

На Лабиринте

На MyShop.ru

На Combook.ru

В Библио-глобусе

В Московском доме книги на Новом Арбате

В Доме книги "Москва" на Тверской

Оглавление:

Часть первая

Вскормленный кровью

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Интерлюдия

Часть вторая

Город царей

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Интерлюдия

Часть третья

Война

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Эпилог

Ближе всего моему сердцу

просить милостыню.

Джебран Халиль Джебран

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ВСКОРМЛЕННЫЙ КРОВЬЮ

1

Торговый город Джама́йя на Золотом тракте,

9-е месяца Пау́ни,

752 г. после Завоевания

На исходе второго часа в трущобах Джен проклял сестру.

Небо над рекой стало как замусоренная мостовая: пепельно-серое, почти седое, в клочьях комковатых облаков. Уже почти стемнело, лишь на западе, над Светлым городом, краешек солнца пробивался над крышами, залив подбрюшия туч тусклым светом.

'Будь ты проклята, Са́хра!'

Джен искал другие слова, помягче — но не находил. Еще раз оглянувшись, юноша понял, что теперь-то заблудился окончательно.

В череде одинаковых обветшалых зданий он и днем бы не узнал то самое, нужное ему. Потом глиняные заборы заслонили падающий из окон свет, в сумерках люди казались безликими призраками. Юноше не нравилось это место: ни тени, ни прохожие, ни любопытные взгляды. Они словно оценивали, взвешивали его. Если б он мог, он бы тут же развернулся и зашагал прочь.

Если бы не Сахра.

Джен неуверенно двинулся дальше — когда понял, что кто-то держит его за рукав. Снизу-вверх на него вытаращились два мутных глаза, один подернулся белесой пленкой бельма.

— Любезный, монетки не найдется?

Джен вздрогнул.

Глаза у нищего были — ну точно оловянные бляшки, да и смотрел он в пустоту над правым плечом парня. Выдавив просьбу, старик тонко захихикал, из уголка его губ потянулась ниточка иссиня-черной слюны. Черный дурман, понял Джен.

— Пошел вон! — он пнул нищего и заспешил прочь. Здесь, в трущобах, где вдоль дороги не чадят факелы, тени густеют быстро. Даже слишком быстро.

Главное — не стоять на месте, уж это он знал точно. Идущий человек сливается с сотнями других, стоит встать посреди дороги, как истукан — и неминуемо станешь жертвой нищих и городского ворья.

Главное — не стоять на месте... И все же, неплохо знать, куда идти! Пятый поворот направо от моста. Вывеска с нарисованным цветком. Сколько облупившихся, бездарно намалеванных вывесок он уже прошел? Сколько и вправду напоминают то, что на них нарисовали?

Джен распознал харчевню по смеху: трудно спутать пьяный гогот с искренним и неподдельным весельем. Шагнув внутрь, он оказался в чадном полумраке. В темноте под высоким, потемневшим от копоти потолком гудели мухи. Редкие огоньки шипящих масляных ламп бросали на лица причудливые тени.

Мимолетно порадовавшись, что не взял с собой кошелька, Джен отступил в тень. Быть незаметным — первое, чему сызмальства учится горожанин. Пару ударов сердца он вглядывался в полумрак, пока не приметил женское лицо. Боги, неужто это Сахра? Словно заторможенная, девушка двигалась меж столов, безучастно водя по ним мокрой тряпкой. Неужели Сахра? Нет... Нет. Просто служанка, просто худая белокожая девушка, одурманенная зельем.

Юноша выругался.

Сестра говорила, что нанялась в 'Синий лотос' разносчицей, но будь он проклят, если видит хоть одну! Только тощий старик с унылым лицом сновал меж посетителей, удерживая в руках полдюжины оловянных кружек.

Покинув укрытие, Джен начал проталкиваться сквозь толпу.

— Эй, почтенный? Да, ты. Поди сюда... — Старик опасливо подошел, поглядывая на белую рубаху и длинный, до середины икр, кафтан парня. — Мне бы нужна Сахра. Не знаешь, где ее искать?

— Господин, верно, в первый раз? — старик удивился, но все же махнул рукой. — Там... комнаты...

Вот и все, что разобрал Джен. Мгновением позже он скорей угадал, чем разглядел в тени изрядно потрепанную лестницу — но уточнить было не у кого. Разносчик успел скрыться за спинами посетителей.

Уже тогда, в темном коридоре за лестницей, в мысли парня закрались первые робкие сомнения: зачем сестра солгала? Довести мысль до конца он не успел — потому что Сахра выпорхнула навстречу. Не заметив брата, она налетела на юношу и лишь тогда его узнала.

— Джен!

Долгое мгновение он не мог понять, рассержена она или рада его видеть. А потом девушка повисла у него на шее:

— Я так рада, что ты пришел! Я уж собралась спускаться, но они могут подождать...

— Им придется подождать, — юноша встал поперек прохода, загородил дорогу.

Бревенчатые, обмазанные глиной стены. Пучок трав на нитке под потолком. Их горьковатый аромат затопил комнату, отгоняя прочие запахи. Над огоньком масляной плошки неуклюже танцевали ночные бабочки. 'А здесь... даже уютно', — признал Джен, но вслух строго спросил:

— Сегодня ты работаешь ночью?

Сестра кивнула.

— Ты очень удачно пришел, — скрестив ноги, она уселась на подушки, глаза ее в полумраке блестели озорством. Юноша приметил тонкое колечко с бирюзой, в темных волосах проглядывали цветные нити. 'Откуда?' — хотелось спросить ему, но сестра не дала ему вставить слова: — Теперь ты сам видишь, как славно я устроилась! Обязательно передай отцу, что у меня все в порядке. А завтра я зайду.

— Ты что, и жить здесь собираешься?

Сахра фыркнула.

— А ты как думаешь? Вечером тут больше всего народу! Возвращаться ночью через Глиняный город... как ты там говоришь?

— Неосмотрительно.

— Вот-вот, — усмехнулась сестра. — Кормят сносно, ну и мне кое-что перепадает от здешних харчей.

Джен подошел к окну и выглянул на улицу.

Подступившая ночь укутала переулки Джамайи густо-синим покровом. Там, где поперек улиц протянулись пятна света, маслянисто поблескивали сточные канавы.

— Отцу хуже, — помрачнел Джен. — Ссора с ублюдком совсем его подкосила.

— Ты не лекарь, — в глазах Сахры мелькнул жесткий огонек. — В отличие от отца. Даже не поднимаясь с постели, уж он-то знает, как себя лечить! Тебе только и нужно, что выполнять его указания.

— Хорошо бы, если так...

На пару мгновений повисло молчание. Джен сел на подоконник, опустил голову. Смотреть сестре в глаза не хотелось: Сахра слишком верит в старика, она не поймет.

— Давай говорить начистоту, сестренка, — не выдержал юноша. — Он давно не лекарь. Кабы он не ошибался так часто, Ба́хри не пошел бы в палату писарей, а судебные приставы не затоптали наш дом. Приходят все новые люди... и те, что пострадали, и те, кого он вправду вылечил. Все хотят денег. Требуют. Я... я не знаю, когда это кончится. И что у нас тогда останется.

— Ну же, Джен! Ведь не все так плохо.

— Не все так плохо! — передразнил парень. — Ты не выпроваживаешь приставов. Не носишься за стариком, который в кои веки понял, что от его лекарств только хуже.

Сахра порывалась заговорить, но Джен помотал головой.

— Я не хотел рассказывать, сестренка. Меня тут собирался нанять один богатей. Не лавочник, решивший обучить свою ораву грамоте, а настоящий купец, из Светлого города! Но когда там узнали, меня просто вытолкали взашей.

Сглотнув, Джен продолжил — выплескивая накопившуюся в душе муть:

— Эти выродки, которых я учу... они шепчутся за спиной, как будто, если лекарь стар и слаб на ум, он научил меня неправильно писать или считать не так, как все.

Он даже не понял, как это произошло: вот Сахра сидела на подушках — и вот лицо вспыхнуло от жгучей, от всего сердца отвешенной пощечины.

— Не смей говорить, будто он выжил из ума!

Слова так и просились на язык: злые, обвиняющие слова... юноша промолчал. Только опустил голову.

— Вот! — Сахра бросилась к подушкам, скомкала и отбросила покрывало, запустила руки в пыль под половицами. — Смотри! — Она высыпала на пол горсть монет разного размера. — Здесь сорок шети́тов, пять двойных, из Нага́ды, и один серебряк!

Девушка с гордостью показала тусклую белую монетку, рисунок на ней почти стерся, захватанный сотнями, если не тысячами пальцев.

— Бери! Тебе ведь они нужны! Для чего я таскалась по харчевням? Ну бери же, чего стоишь? Завтра я заработаю еще.

Джен не слышал. Опустившись на корточки рядом с сестрой, он взял из ее рук серебро, разглядывал вязь вытертых букв. Старая монета, отчеканенная при ас-Джарка́лах, наверное, лет сто назад.

— Откуда это у тебя?

— Заработала, — задрала нос Сахра. — За один день. Пока ты возишься с выродками купцов, я...

— Откуда! — повторил юноша. Он с силой сжал ее руку.

— Сюда приходит не только голытьба, знаешь ли! Дворянчиков тянет, точно медом намазано. Собачьи, петушиные бои... И в Кобру играют на такие деньги, что нам не снились!

— И девочки стоят недешево, — в тон ей подхватил юноша.

Вдох. Выдох. Сахра молчит. Неужто ей вовсе нечего сказать?

— А если и так? Я заработала больше, чем ты, за один день! Одну ночь. Не знаю, как там дальше, а поначалу не слишком плохо.

— Считаешь себя героиней? — скривился Джен.

— Я считаю себя дочерью.

Сестра смотрела ему в глаза, и во взгляде ее не осталось злости, только спокойное упрямство. Джену же впору было взвыть в голос. Он и взвыл бы, встряхнул ее, тряс сколько нужно, чтобы вытрясти дурь, если бы не понимал: станет хуже. Уж в этом он знал Сахру достаточно.

— Боги, но ты же себя погубишь, сестренка, — выдохнул он.

— Интересно, кто погубит себя раньше: я под крышей, накормленная и одетая — или ты, когда тебя отправят на рудники? Или отец, с лопатой, на рытье каналов?

— Но ты должна понять...

Джен не находил слов. Всегда послушные, податливые, в самый неподходящий миг они его оставили.

— Ты зарабатываешь так, а я иначе, — Сахра пожала плечами. — Каждый делает это по-своему.

— Но ты... ты выбрала неверный путь!

— Неверный? — Девушка рассмеялась. — Что ты об этом знаешь? Неверный путь — это когда нечего есть. Это мертвый отец, которому не закажешь доброго костра. Это когда таскаешься по улицам, а домой вернуться не можешь, потому что в кармане пусто.

То был, верно, страшный сон. И, словно во сне, Джен смотрел, как сестра спускается в общий зал, обменивается парой слов со стариком-разносчиком. Как за стайкой таких же девушек наблюдает пронырливого вида паренек.

Юноша напрягся, когда темноволосый щеголь в неброском, но несомненно дорогом кафтане подошел к женщинам. Он безразлично миновал ряд шлюх, остановившись напротив Сахры.

— ...новенькая? — услышал из своего угла Джен. Сахра негромко отвечала, щеголь расспрашивал, другие девушки перешептывались. Сестра выплыла из 'Лотоса' гордо, под руку с незнакомцем, а провожали ее завистливыми взглядами.

То был, верно, сон. Точно волшебную монетку из сказок, Джен теребил серебряк и не помнил, как тот оказался в кармане. Гладил едва различимый лик, в беспамятстве тер вязь иероглифов.

'Упрочившийся в свете, живущий вечно, Первый-в-Круге Ааси́м ас-Джаркал'.

Утро было солнечным и пахло мятой. Как большая часть утр за восемнадцать с лишком лет Джена. Был Пауни, последний месяц весны, и солнце взошло рано, скользнуло сквозь неплотно прикрытые ставни, позолотило кувшин и таз для умывания — не совпадающие по рисунку. Это солнце разбудило его.

А потом парень крепко зажмурился, едва вспомнил вчерашний день.

Джен не знал, как он добрался до дома, как наплел чепуху отцу. Если с утра он оказался в постели, то лишь в силу многолетней привычки. Словно властная рука легла на голову юноши: затылок стиснула тупая ноющая головная боль. Ребра еще болели там, где двое громил намяли ему бока — и лишь вмешательство Сахры не позволило им забить его до бесчувствия.

О боги! С нее ведь станется и вправду прийти и притащить еще монет. А он... все, что он может — лишь молчать и смотреть. И представлять холеного хлыща, подмявшего точеную фигурку. Или ублюдку нравится быть снизу? Юноша застонал.

В тот день отпрыски лавочников и ремесленников особенно раздражали, и все же нехотя, неуверенно — но Джен втянулся в рассказ.

— Вы наверняка знаете: до того, как стать Царем Царей, Аза́с Черный был князем южного из Пяти Пределов.

Юноша не обращал внимания на шепотки и ухмылки. Самым старшим ученикам едва исполнилось четырнадцать весен: уж конечно, свара за окном интересовала их больше скучных россказней. Юноша продолжал. Он знал, что стоит прозвучать волшебным словам: 'Ночь Лязга' или 'битва на Реке Крови' — и будущие плотники, продавцы косметики и ювелиры начнут слушать сосредоточенно, как внимают словам жреца. А уж он постарается представить жизнь прошлого царя чередой битв и завоеваний.

— А вот кто знает, почему колдуны проиграли?

Класс примолк, девять пар глаз уставились на юношу.

— Наверное... наверное, в Ночь Лязга почти всех перебили?

То был сын продавца тканей, самый младший из собравшихся. Джен только покачал головой.

— Все было совсем не так, — мягко ответил юноша. — Совсем. Вельможи никогда признают, но по правде колдуны и не могли взять верх. Так говорят все хроники, сколько их ни есть в храмах. Они вовсе не так сильны, как хотели казаться. Это самая большая тайна колдунов... и самая большая тайна Царя Царей и присных!