Вансяни

ВАНСЯНИ

Из дорамы убрали любовную линию между Вэй Усянем и Лань Ванцзи. В дунхуа, впрочем, оставили указание на гомосексуальность Мо Сюаньюя, тело которого досталось Вэй Усяню, но это никакой особенной роли не сыграло. В маньхуа эта линия осталась, однако анализ данного аспекта целиком и полностью будет исходить из оригинальной книги. Несколько раз мне попадались комментарии, что любовная линия между ними выглядит откровенно натянутой, неестественной. Уж не знаю, по каким критериям данные комментаторы это оценивали, однако тут они определённо попали пальцем в небо.

Когда я ещё только знакомилась с книгой и читала её на, не соврать бы, mintmanga, или взято было оттуда (там ещё были красивые картинки оформления), то — опять же — полезла в комментарии (которые там были), когда пошёл самый, что называется, смак. Там помимо прочего выдвигались предположения, почему Вэй Усянь вдруг сменил ориентацию. Указывали на возникшее неприятие женщин после госпожи Юй, боль от утраты шицзэ, которая и переносилась на других женщин, однако я не помню, чтобы там указали на самую очевидную причину, которая постоянно лежала на поверхности. Может, она там и была, не знаю, однако с некоторых пор мне такие вещи, обычно, сразу в глаза бросаются. Или тупо умудрилась пропустить, когда плюнула на более ранние комментарии.

Тело Мо Сюаньюя.

Любовная линия является не основной в новелле, а завершением ветки отношений между главными героями. Да, она проходит через всё повествование, и её следы даже ищут в линии прошлого, однако там можно распознать только признаки невольного интереса, влечения и любви только со стороны Ванцзи. Сам А-Сянь начинает осознавать, что что-то не так, далеко не сразу. А когда понял, что его заигрывания стали заходить слишком далеко, то начал мучиться вопросом, можно ли стать "обрезанным рукавом" в процессе перерождения.

Можно, если это тело "обрезанного рукава".

Сеттинг новеллы — это условный Древний Китай, где про генетику и слыхом не слыхивали, а подобные вещи объясняли на базе всё того же инь-ян, искажения ци, родительскими пороками и всяким таким. Отношение к подобным вещам в те времена было достаточно терпимым и даже описывалось в классической китайской литературе и хрониках. Только после более плотных контактов с Западом и христианством гомосексуальность стала откровенно порицаться, однако сейчас существует жанр на подобие японского яоя — данмэй. У него есть два вида — "чистый" и "грязный". "Чистый" замешан на глубоких взаимных чувствах и романтике, а "грязный" более откровенный и предполагает секс ради секса. Причём сам жанр сравнительно молод, хотя и имеет предпосылки и примеры в классической китайской литературе. Во всяком случае, именно так я пока это поняла из того, что успела узнать. Надо будет потом при случае уточнить. То, что описывается в "Магистре" — это нечто среднее. Пока идут основные события — идёт сближение, появляются напряжение или конфликты, а под конец, когда всё более-менее встаёт на свои места, появляются черты близости, которые достигают пика в экстра-главе "Курильница". И эта глава отметилась не только описанием процесса, но и несёт в себе детали, способные пролить свет на кое-какие стороны персонажей в основном повествовании.

То, что тело Мо Сюаньюя — главная причина смены ориентации А-Сянем, мне стало понятно сразу. До своего перерождения Вэй Усянь флиртовал исключительно с девушками, чётко осознавал, что мужчины его не привлекают, да и во время встречи с Ванцзи в Юньмэне его окружали именно поднятые из мёртвых девушки, которых он приодел и приукрасил, чтобы были больше похожи на живых. С одной стороны — зачем ему это всё? Он молод, хорош собой, с девушками весьма обходителен и нравился им. Почему он так и не состоял ни с кем в отношениях до своей смерти, ограничиваясь флиртом и "Картинками весеннего дворца", да и говаривал, что обзавестись женой — всё равно, что хомут на себя надеть? Тут ответ может быть лишь один — несмотря на своё легкомыслие в некоторых вещах, он не был совсем уж безголовым и насквозь озабоченным. Просто не успел встретить ту, к которой хотелось бы стать ближе по-настоящему, а первый поцелуй у него и вовсе украл Ванцзи во время охоты на горе Байфэн. А-Сянь думал исключительно о том, что это может быть только девушка, и это тоже свидетельствует о том, что о подобном со стороны мужчины он даже мысли не допускал, а традиционное воспитание в высших кругах вряд ли разрешает подобные вещи как внезапные поцелуи без согласия, если люди не состоят в законном браке (бордели не в счёт).

Вступив в соответствующий возраст и интересуясь фривольными картинками и чтивом, А-Сянь знал о существовании сборника Луньяна, в котором как раз и описывались любовные отношения между мужчинами, однако это ему никогда не было интересно. Значит, и влечения к мужчинам — ни к каким! — у него не было. Мёртвые девушки могли быть частью его экспериментов по повелеванию мертвецами, и для пущей убедительности нужны были свежайшие трупы, а заодно разнообразить досуг и просто повеселиться. А то, что он в главе "Забыть о сожалениях" корит себя за то, что надо было начать миловаться с Ванцзи ещё в начале их знакомства — так это проистекает именно из того, что на тот момент он уже был безумно в него влюблён, осознавал своё влечение и даже успел получить первое удовольствие от неполноценной, но всё же близости. Повторюсь — это сеттинг условного Древнего Китая, где про генетику и слыхом не слыхивали, однако она всё же была и никуда деваться не собиралась. Это видно по тому, как на собрании после второй осады горы Луаньцзан глава клана Яо рассуждал об инцесте и рождении в нём неполноценных детей. То есть, подобные вещи уже отмечались, последствия неплохо известны, а вот причины являлись поводом для дискуссий.

Есть и ещё один момент. В книге то и дело упоминается о том, что уровень духовных сил Мо Сюаньюя удручающе низок. Его оказалось недостаточно даже для уверенного фехтования вновь обретённым Суйбянем, и А-Сянь попросту отдал свой меч Вэнь Нину! Да даже при первой жизни А-Сянь меч забросил, поскольку от того не было никакого толка без золотого ядра, и этот момент ему припоминали с завидной регулярностью. В дораме, кстати, тоже. Для техник и приёмов Тёмного пути это совершенно неважно, однако раз всё настолько зависит от характеристик тела, то само новое тело ну никак не могло не повлиять на восприятие перерождённого А-Сяня.

Поскольку тело Мо Сюаньюя изначально стало исключительно вместилищем, то душа Вэй Усяня, да ещё, по сути, возвращённая насильно, должна была как-то к нему адаптироваться. Когда А-Сянь только-только очухался после перерождения и ещё толком не соображал, что произошло, он, едва обнаружил вокруг себя следы призыва, понял, что с телом что-то не так, и совладать с ним как-то непросто. И было отчего.

Во-первых, тело чужое и достаточно взрослое, с устоявшимися рефлексами и индивидуальной моторикой, и, если рассуждать с точки зрения тонких энергий, энергия души попросту не знала его особенностей и искала пути управления и взаимодействия. Как я не так давно прочитала в примечании к новелле "Седьмой лорд", в старину в Китае, а, может, и сейчас тоже, считалось, что духовных составляющих у человека несколько — на тот свет уходит одна, вторая разлагается в земле вместе с телом и становится её частью, а куда деваются остальные — я пока не поняла, ну да не суть. Кажется, одна вселялась в памятную табличку, которая бережно хранилась, и в дораме "Далёкие странники" одно такое собрание даже показали несколько раз. Где-то говорилось, что и эти три составляющие могли разделяться на свои части, но в эти дебри я лезть не стала, чтобы не путаться ещё больше — для разбора конкретного аспекта это совершенно неважно. Важно то, что та самая вторая, что является непосредственной частью физического тела, осталась, поскольку тело очевидно живое, и с ней надо было что-то делать. Это всё равно что из двух разных веществ с различными свойствами смешать одно однородное.

Во-вторых, Мо Сюаньюй имел более слабое тело, чем А-Сянь до своей смерти. Даже им отмечалось, что Мо Сюаньюй, скорее всего, редко ранился, поскольку переносить некоторые повреждения тела сложнее, чем до перерождения, а это не только волевые усилия и привычка, но и реакции самого тела. В том числе и врождённый уровень болевого порога.

В-третьих, сам Мо Сюаньюй до ритуала пожертвования был не в самом лучшем состоянии. После того, как его с позором изгнали из ордена Ланьлин Цзинь, он вернулся домой, и там ему жилось, мягко говоря, плохо. После смерти матери его с какого-то момента часто держали взаперти, из своей халупы он выходил редко, а это серьёзный недостаток витамина D, да и кормили его какими-то объедками от силы раз в день. Если слуга А-Тун, которому это поручили, вообще вспоминал, что Сюаньюя кормить надо. Круг призыва, с помощью которого совершался ритуал, был нарисован кровью, а для такого ослабленного тела потеря крови обязательно будет восприниматься тяжелее, чем здоровым человеком, который полноценно питался и проводил достаточно времени на открытом воздухе. Довольно быстро А-Сянь обнаружил, что Мо Сюаньюй не владел инедией, то есть солнцеедением, что подтверждало его сумбурные записи, в которых говорилось об удручающих неудачах в заклинательстве. Для того, чтобы хоть как-то наладить управление телом, А-Сянь первым делом задумался о поиске еды, которая очень быстро и очень вовремя была таки принесена, кое-как расходился снаружи, а потом сел медитировать. То есть применил собственные навыки. Медитация в данном случае была необходима, чтобы согласовать душу и чужое тело на энергетическом уровне и хоть как-то восстановиться. И хотя эта самая медитация была прервана ночью, освоение в чужом теле всё равно продолжилось, поскольку А-Сянь практически сразу был заброшен в самую гущу событий.

Для меня совершенно очевидно, что Мо Сюаньюй не был настолько активным, каким то и дело пришлось быть Вэй Усяню. Обучение и подготовка адепта включает в себя и физические нагрузки для укрепления тела, а Мо Сюаньюй обладал слабым телосложением, что вполне могло стать очередным препятствием в обучении. Думать обо всём этом особо времени не было, а действовать надо шустро и уверенно. До поры до времени А-Сянь не чувствовал никаких особенных проблем с новым телом — душа всё больше в нём осваивалась, поскольку использовались не только техники и приёмы Тёмного пути. Это ещё и дыхание, питание, обоняние, способность говорить, слышать, видеть, воспринимать телесные ощущения и вкусовые, обычное движение, извиняюсь, испражнение — словом, полный комплект услуг и опций, а это ещё больше способствовало укоренению души в теле. Когда предсмертное желание Мо Сюаньюя было исполнено, и душе А-Сяня уже ничто не угрожало, можно подумать и о себе, и он быстренько из деревни Мо свалил, прихватив случайно подвернувшегося по пути осла в качестве ездового животного — лишний раз изводить слабое тело пешим ходом было бы не слишком оптимальным, да и верхом слинять на тот момент быстрее, чем на своих двоих.

По ходу событий обличие "обрезанного рукава" вовсю использовалось Вэй Усянем, чтобы его не разоблачили раньше времени, поскольку встречаться с людьми, которые столь яростно хотели его уничтожить, не было ни малейшего желания. Ещё он активно играл Мо Сюаньюя перед Ванцзи, чтобы тот побыстрее потерял терпение и выгнал его взашей, однако тут поджидал нехилых размеров облом. Ванцзи всё сносил с присущим ему спокойствием, а то и сами уловки А-Сяня оборачивались не той стороной и против него самого. Достаточно вспомнить, как он прифигел, когда уже в Облачных Глубинах забрался к Ванцзи в постель, начал заигрывать, а в ответ оказался обездвиженным на всю ночь, и был вынужден провести её лёжа НА Ванцзи. Да, совсем раздетыми они не были, да и Ванцзи ничем себя не выдал, однако сам факт случившегося стал для А-Сяня тем ещё разрывом шаблона. Напоминаю — до своей смерти Вэй Усянь не испытывал и намёка на влечение к мужчинам, а на данной стадии влияние нового тела ещё не было достаточно сильным — продолжалась адаптация, и прежние взгляды и установки оставались доминирующими. Все эти дурачества потеряли смысл, когда А-Сянь понял, что Ванцзи его узнал ещё на горе Дафань, и где-то в это время стали проскакивать признаки более основательного влияния тела на нового хозяина.

До своей смерти А-Сянь оценивал красоту Ванцзи с точки зрения общепринятых эстетических норм и стандартов. К тому же, как я уже писала выше, он рос и воспитывался в семье главы ордена и получил вполне определённое образование. Упоминалось, что он в совершенстве владел шестью искусствами, а это перечень вещей, которые в обязательном порядке должен уметь любой отпрыск мужского пола из знатной и влиятельной семьи. На счёт совершенства я бы не была на все сто процентов уверена, однако можно уверенно утверждать, что уровень А-Сяня в этих делах был достаточно высок. Музыка, этикет и ритуалы, математика, каллиграфия, стрельба из лука, управление колесницей, понимание эстетики... Не вспомню сейчас, что именно входит в этот самый список, однако таланты А-Сяня признавали все, иначе бы он не удостоился четвёртого места в общем списке молодых господ. Словом, восприятие внешней привлекательности Ванцзи было объективным, поскольку сравнивалось с теми или иными стандартами и примерами, однако на это А-Сянь не обращал столько внимания, как после перерождения, и тогда его восприятие красоты Ванцзи стало всё больше переходить на субъективный уровень. А-Сянь украдкой любуется им, всё больше восхищается навыками в заклинательстве, хотя и раньше знал об уровне его мастерства, отмечает малейшие детали мимики и жестов, которые, впрочем, трактует, исходя из того, что знал раньше. Он всё больше очаровывается Ванцзи, и одна из глав так и называется "Очарование". Ванцзи снова и снова выказывает чудеса терпения и выдержки, исполняет едва ли не все желания А-Сяня, продолжает защищать и соглашаться, и после того, как в прошлой жизни они общались крайне редко и достаточно непродолжительно, во время Аннигиляции Солнца и после то и дело спорили, это не могло не произвести определённого впечатления. Были и хорошие моменты, однако их было — на пальцах одной руки перечесть. А-Сянь всё чаще отмечает необычные реакции у себя самого, а потом всерьёз задумывается, что же с ним происходит. Значит, тело Мо Сюаньюя стало давать обратное воздействие на нового хозяина, и в А-Сяне стало пробуждаться не только чисто эмоциональное, но и физическое влечение к Ванцзи, которое он, однако, сдерживает, не желая переходить определённую черту. Всё же он и в первой жизни в этом плане отличался порядочностью.

До того, как Лань Сичэнь рассказал, что же всё-таки произошло после второй бойни в Безночном городе, А-Сяню и в голову не могло прийти, что изменившееся отношение Ванцзи имеет иные корни, нежели он мог предполагать. Сам А-Сянь ключевого момента не помнит от слова совсем, поскольку был сильно ослаблен и находился в замутнённом сознании после чудовищного срыва. Кроме того, А-Сянь прекрасно наслышан о правилах ордена Гусу Лань, знал, насколько Ванцзи привержен этим самым правилам, и допустить нечто подобное он в принципе не мог. Ведь даже тот самый поцелуй на горе Байфэн он посчитал порывом со стороны девушки, наделённой внушительной физической силой, но никак не от мужчины, а когда увидел, как Ванцзи крушит деревья, даже не связал это с тем, что случилось буквально только что. После встречи на горе Дафань он изображал "обрезанного рукава" с вполне определённой целью, даже не догадываясь, чего стоило всё это терпеть Ванцзи после случившейся трагедии и тринадцати лет неизвестности и горьких сожалений.