Несколько дней одного года

ИНСТИТУТСКАЯ ДУБНА-1965

Исторический срез

Возможен ли портрет теории?

Мироздания? Культуры, эпохи?

Борис Агапов,

"Взбирается разум"

Тот год начался с трёх знаменательных событий. 7 января в издательский отдел ОИЯИ поступила рукопись Бориса Струминского, аспиранта академика Н. Н. Боголюбова: "Магнитные моменты барионов в модели кварков". Три неполных страницы, на одной из которых сплошные формулы. И в сноске, очень коротко, как бы мимоходом, замечание о том, что кваркам следует приписать ещё одно квантовое число, чтобы соблюсти принцип Паули. Через три месяца эта идея получит развитие в совместной работе Боголюбова, Тавхелидзе и Струминского, а осенью будущий нобелевский лауреат Й. Намбу назовёт новое квантовое число "цвет" и уподобит его электрическому заряду — первый шаг к квантовой хромодинамике, на которой держится современная картина мира.

Второе знаменательное событие случилось через несколько дней: 12 января научный руководитель Струминского, академик Боголюбов на заседании Комитета полномочный представителей избирается новым директором ОИЯИ. Его предшественник, Дмитрий Иванович Блохинцев, трижды избиравшийся на эту должность, уходит в ЛТФ, на место Николая Николаевича. И делает свой выбор сознательно. За девять лет руководства Институтом его начинают тяготить административные заботы, он хочет ещё что-то сделать для науки. Но этот не только его выбор. К такому выбору его подтолкнуло следующее обстоятельство: за несколько месяцев до этого, в сентябре 1964-го вице-директор ОИЯИ Хайнц Барвих попросил политическое убежище в США. И, как следствие, третье событие в самом начале года: 22 января трудовой коллектив ОИЯИ торжественно проводил на заслуженный отдых начальника по режиму А. М. Рыжова.

ЛТФ — тихая заводь в сравнении с Институтом в целом. Дмитрий Иванович "с головой окунается", выражаясь шершавым языком плаката, в физику элементарных частиц. Теории как таковой нет. Так, первые наброски. Многие работают в этом направлении. В их числе — патриарх квантовой механики Вернер Гейзенберг и физик нового поколения Тулио Редже. Преимущество у молодых: они способны работать на больших мощностях. Физики живут в предчувствии научной революции. Ожидается новая ломка прежних представлений. Академик И. Е. Тамм сказал, что мечтает дожить до того времени, когда будет построена окончательная теории элементарных частиц, и он ещё будет в состоянии её понять.

Институт на подъёме. Борис Неганов реализовал метод понижения температуры за счёт растворения гелия-3 в гелии-4. Его криостат достиг рекордной температуры в тысячные доли кельвина. Крупнейшее достижение в криогенике! При такой температуре поляризованные мишени, незаменимые в спиновой физике, способны сохранять поляризацию на протяжении нескольких месяцев, пока идёт эксперимент... Через два года о Борисе Степановиче снимут фильм, в 1981-м он удостоится Ломоносовской премии, а в 1990-х станет заслуженным деятелем науки Российской Федерации. Как заметил однажды главный научный сотрудник ЛВЭ В. А. Никитин, для Нобелевской премии Борису Степановичу не хватало только одного — американского гражданства.

А на исходе первого полугодия — первое испытание для ОИЯИ, как международного научного центра, на прочность: из Дубны уходят китайцы. 8 июня на заседании КПП китайский представитель Ли И зачитывает официальное заявление. Он свободно говорит по-русски, но зачитывает заявление на китайском. ДИ делает знак встрепенувшемуся было переводчику: не надо, всё ясно и так. Последнюю фразу Ли И произносит по-русски: "До свидания, дорогие товарищи!" "Они ушли при полном молчании зала. Только щёлкнул затвор фотоаппарата Юрия Туманова, запечатлевшего это историческое событие", — записал Дмитрий Иванович в дневнике. Китайцы ушли, и бюджет ОИЯИ сократился на 20%. Над ОИЯИ нависла угроза сокращения штатов. И всё свалилось на Николая Николаевича... Из дневника ДИ: "Я, конечно, не предполагал особых радостей ему (Н. Н. Боголюбову — А. Р.) на этом посту, но столь печальной ситуации, когда ГКАЭ СССР возглавляет разрушение Института, не ожидал. Составлено два письма "наверх". Одно моё и Бруно, второе Гиены. Второе — в старом, "курчатовском" стиле: у нас всё отлично, превосходно, но вот только в одном отношении есть опасность, что США нас перегонит, и мы вносим предложение, которое позволит нам..."

Физики живут не только наукой. 20 июня в Дубну приезжают из Москвы молодые поэты со своими стихами, а вместе ними — молодые барды Юлий Ким и Юрий Визбор. Организатор встречи — научный сотрудник ЛЯР Владислав Щёголев, соавтор открытия 102-го и 104-го элементов, он же руководитель литературного объединения Дубны. Из дневника ДИ: "Очень понравились мне эти люди — думающие и с встревоженной совестью... И уж конечно, хорош Ким с его "Колькой-хулиганом" и песнями о войне 1812 года и др." А вот попытка Щёголева показать картины молодых московских художников, ищущих новые пути в искусстве, не задалась — эту инициативу зарубили на корню. Не помогло даже заступничество Дмитрия Ивановича. А у организатора выставки состоялась задушевная беседа с первым секретарём горкома партии Н. П. Фёдоровым, будущим директором ДМЗ. Как пишет в "Былом сквозь думы" сам Владислав Александрович, Николай Павлович быстро понял, что продавить не удастся, и пригласил комсомольца прогуляться по тенистым аллеям Дубны, вдали от посторонних ушей, а под конец предложил: вступай-ка ты, парень, в партию, нам такие люди во как нужны!

Примерно в это же время в Доме учёных горячо обсуждается повесть Николая Асанова "Физики-лирики". Событие неординарное: на протяжении трёх глав действие повести происходит в Дубне, и некоторые персонажи настолько узнаваемы, что Алексей Тяпкин воскликнул: там этот тип лучше всех катается на водных лыжах, и все, конечно же, подумали на меня! Редактор журнала "Огонёк" Анатолий Софронов обратился с письмом к М. Г. Мещерякову, выведенному в повести под фамилией Богатырёв, с просьбой дать оценку произведению писателя. Положительный отзыв был получен, и на следующий год повесть, под названием "Богиня победы", появилась в "Огоньке".

А энтузиасты самодеятельной киностудии "Дубфильм" приступают к съёмкам киноэпизодов, которые войдут в постановку пьесы "Хочу верить" — её ставит драмколлектив Дома культуры, под руководством профессионального кинорежиссёра Владимира Семакова, уже известного по короткометражке "Совершенно серьёзно" (первого "ролика", как мы сказал сейчас, с участием троицы Никулин-Вицин-Моргунов). Из дневника киностудии: "Вчера мы снимали в точном смысле этого слова игровой эпизод... Консультирует приятель Семакова, оператор "Мосфильма" Пётр Кузнецов... Исполнительница главной роли Изольда Бушуева уже в гриме, что больше всего понравилось Роберту..." Мы — это инициатор киностудии Георгий Столетов и его единомышленники Роберт Малышев и Евгений Шабалин. Энтузиазм угас позднее, когда один из них "загремел" в яхромскую психиатрическую клинику. Специалисты сразу поняли, что это не их пациент, просто у человека сдали нервы, и он, не подумав хорошенько, в состоянии аффекта, как говорят адвокаты, назвал милиционеров фашистами (хотя и не без оснований). Пациента продержали недельку-другую, прокололи витамины и выписали. Шабалин потом спрашивал у секретаря низовой партийной организации — они контактировали по работе, и тот помог Шабалину освоить метод Монте-Карло, — так вот, он человека, который "упёк" Роберта, почему он это сделал. Тот ответил, что он отвёл от Роберта удар, могло быть хуже, Роберта могли ПРИВЛЕЧЬ. Короче, подстраховался. А заодно от себя отвёл: ему ведь тоже могли дать по шапке, за утрату бдительности. После этого случая киностудия не собиралась. Стало как-то неудобно заниматься какой-то ерундой, пора покончить с юношескими мечтами о волшебном мире кинематографа и заняться настоящим делом. Евгения Шабалина, например, на работе вовлекли, и он не сопротивлялся, к мегапроекту того времени, созданию ядерного гиганта: впереди у него была долгая, длиной в два десятка лет дорога к ИБР-2...

Институтская газета "За коммунизм" того времени — неисчерпаемый источник знаний о Дубне 60-х. В очередном номере корреспондент Юрий Туманов сообщает, что энтузиасты подводного плавания Леонид Голованов и Игорь Скрыль, Игорь Гончаров и Леонид Сильвестров готовятся к всесоюзным соревнованиям. Один из них, Леонид Голованов, успел потом даже поучаствовать в приключенческом фильме "Акваланги на дне", который в то лето снимался в Крыму. И примерно тогда же в Крыму при выходе из моря был задержан человек в заграничном гидрокостюме "Калипсо". На вопрос, кто он такой, этот человек с заметным акцентом сообщил, что он академик Понтекорво. После чего Бруно Максимовича, а это был именно он, проводили в КПЗ погранвойск СССР, и он сутки провёл на диетическом питании для нарушителей границы, о чём он потом вспоминал как об очередном забавном приключении в его жизни.

А ещё Дубна, как стало ясно в том году, это школа воднолыжного спорта братьев Нехаевских: 22 июля на соревнованиях в Химках воспитанница школы Галина Литвинова завоевала золотую медаль в слаломе и стала чемпионом страны. Знак "Мастер спорта СССР" ей вручал вице-адмирал Лев Пантелеев, а рядом, что особенно ценно для нас, стоял и улыбался своей знаменитой гагаринской улыбкой первый космонавт Земли. А кто сообщает об этом читателям институтской газеты? Всё тот же Юрий Туманов, впоследствии сменивший диктофон на фотоаппарат и ставший фотолетописцем институтской Дубны.

Июль — макушка лета. Люди уходят в отпуска, сворачивают работу и московские археологи. Как сообщает руководитель экспедиции Государственного исторического музея кандидат исторических наук Алла Успенская в институтской газете за 28 июля, в результате трёхлетней работы в Ратмино, косвенно подтверждено событие, отмеченное в новгородской летописи, о том что князь Мстислав Мстиславович Удатный зимой-весной 1216 года "...поидоша по Вользъ воююще, и пожъгоша Шешю, и Дубну, и Кснятин, и всё Поволжье". Были обнаружены следы пожара, предметы быта, относящиеся к тому времени. В раскопках, наряду с профессиональными археологами, принимали участие жители города — школьные учителя Ю. Ф. Иванова и И. З. Ососкова и их ученики. Так город физиков стал обрастать древнерусской Дубной (что, впрочем, понравилось не всем).

И снова Дубна в центре внимания. Приезжает съёмочная группа киностудии "Моснаучфильм" — снимать заключительные 8 минут документального фильма "Человек и атом". В очередном номере газеты неутомимый Юрий Туманов рассказывает о том, как снимается фильм. Всё по заранее написанному сценарию. За исключением, конечно, семинара теоретиков — эти люди могут говорить только своими словами, и каждый раз разное. На два дня конференц-зал ЛТФ, пишет Туманов, превращается в съёмочный павильон. Что бы там ни говорили теоретики, их всё равно не слышно — из острой дискуссии по докладу Виктора Мельникова до зрителей доносится только две-три фразы самого докладчика, и столько же — руководителя семинара Д. И. Блохинцева, который подводит итог. Фильм, кстати, можно посмотреть, он есть в Интернете. На 55-й минуте мелькают знакомые лица, базовые установки, следы невиданных частиц...

В тот урожайный на открытия год (пять из них были внесены в Государственный реестр открытий СССР) последний результат был получен чуть ли не под бой кремлёвских курантов. В Государственный реестр открытий СССР он вошёл с приоритетом 23 декабря 1965 года. Будь природа устроена немного иначе, это открытие могло бы облагодетельствовать человечество. Речь идёт о мю-катализе. Само по себе это явление было известно и раньше. Вопрос упирался в то, сколько ядерных синтезов успеет обеспечить мюон за свою короткую, в 2 микросекунды жизнь. Проблема заключалась в энергии на выходе: она была на много порядков меньше, чем уходит на создание самих мюонов. И вот, при анализе того, как мюоны влияют на некоторые процессы в микромире, они создавали фон и закрывали картину происходящего, выпускник МГУ Владимир Фильченков обратил внимание на то, что в некотором диапазоне температур скорость образования мезомолекул резко возрастает. Мюон, это бесполезное творение природы, зачем только он ей понадобился (думали физики), казалось, приоткрывает путь к холодному ядерному синтезу! Увы — только приоткрыл. Энергия, выделяемая при синтезе ядер изотопов водорода, возросла на три порядка, но её до сих пор недостаточно для того, чтобы скомпенсировать затраты на образование мюонов... Академик Л. И. Пономарёв, несколько лет занимавшийся проблемой мю-катализа, в конце 1980-х сказал по этому поводу: вот бы если мировые константы можно было чуть-чуть "подтянуть"... А впрочем, добавил он философски, "если это розы, то они зацветут, куда им деваться" (итальянская народная мудрость).

Таков исторический срез, не лишённый, впрочем, субъективизма и вкусовщины. Для кого-то тот год был важен совсем другими событиями. Иван Максимович Матора и Роберт Харьюзов, например, в том году завершили создание микротрона — электронного ускорителя, сократившего длительность нейтронных вспышек, выдаваемых ИБР-1, в десятки раз, что сделало возможной ядерную спектроскопию. Юрий Прокошкин удостоился премии имени Курчатова. Борис Арбузов и Рудольф Фаустов защитили докторские диссертации. Кто-то (и не один) в том году улучшил свои жилищные условия, а для начальника математического отдела ВЦ Николая Говоруна год стал поворотным в его научной судьбе: он съездил в ЦЕРН, увидел, как тамошние физики сами пишут программы обработки данных на фортране, тоже попробовал и вернулся с твёрдым намерением сделать транслятор с этого языка на новейшей отечественной ЭВМ БЭСМ-6.

Взбирается разум. 17 июня защитил диссертацию Борис Струминский — причём, в один день с Виталием Шелестом, сыном первого секретаря Украины, а посему, как с удовольствием вспоминала много лет спустя Ольга Сердобольская, однокурсница Бориса, вечером в тот день в ресторане "Дубна" на столах было ВСЁ. А у ресторана дежурили, не имея полномочий зайти, постовые милиционеры. И никто не спрашивал, за чей счёт банкет.