Серебряная Ярость

Аня никогда не употребляла те слова, которыми ученые величали ее мужа. Манипулятор пространством, психокинетик... Она всегда называла его одним коротким и емким словом, которое, на ее взгляд, полностью объясняло все те феномены, которые так отчаянно изучали профессора из университета военной техники, но так и не могли изучить до конца. Для нее Саша был магом. Просто магом, способным подчинять себе стихии. И пусть эта магия шла не от него, а от его меча — все равно это была магия, которую он с успехом использовал.

Утрамбовав куриные окорочка в рукав для запекания, и пристроив его в духовке, она включила чайник. Попить чаю, чтобы хоть чем-то себя занять... Послушать музыку? Посмотреть телевизор? Предугадать Сашино возвращение домой было невозможно — быть может заявится через пять минут, а быть может за полночь, перемазанный сажей, в порванной одежде, но с лучистой улыбкой на лице. Переступит порог, легонько поцелует ее в губы, мягко отстранит ее при попытке обнять, сказав свое обычное: "Я грязный и потный, погоди!", и ушлепает в ванную приводить себя в порядок.

А потом за ужином будет вновь швыряться научными терминами, которых нахватался в институте: манипулированием полями, смещением молекул и прочим, прочим, прочим. А она будет смотреть на него, улыбаться и пропускать мимо ушей все эти термины. И просто повторять про себя: "Мой муж — маг!"

Саша никогда не рассказывал, когда именно он почувствовал в себе магию, но Аня подозревала, что произошло это задолго до того памятного поединка с торнадо, когда и она, и их закадычный друг Толя впервые увидели "манипулирование энергиями" в действии. По стечению обстоятельств (Саша обычно добавлял слово "счастливому", Аня же от него обычно воздерживалась) Толя работал в ГУВТе — Государственном Университете Военной Техники, и он и привлек Сашу к экспериментам, проводимым институтом.

Чайник закипел и со щелчком затих, добулькивая последними пузырями. Подумав, Аня махнула на него рукой и направилась в зал, к секретеру, в котором лежали фотоальбомы. В этом они с мужем сходились во мнениях — когда к тебе приходят гости, ты показываешь им семейный фотоальбом, а не семейный винчестер. Поэтому все их фотографии хранились только в отпечатанном виде!

Вспоминать, так вспоминать... Фотографии для Ани не были чем-то ностальгическим. Ностальгия просыпается тогда, когда прошлое кажется тебе более светлым, чем настоящее. Их с Сашей настоящее было прекрасным, и Аня не могла сказать, что хотела бы вернуться назад. Хотя... Может быть и хотела. Далеко назад, в прошлое. В то время, когда они были еще простыми студентами, влюбленными друг в друга, веселыми и беззаботными. В то время, когда у Саши еще не было этого проклятого меча.

Она всегда боялась Серебряной Ярости. Чувствовала негативную энергию, которую меч волнами изливал в окружающий его мир. Чувствовала его злобу, веками копившуюся на никогда не знавшем зазубрин острие, его стремление рубить, резать и пронзать — все равно кого, все равно во имя чего, лишь бы отнимать жизни. Но стоило Саше взять это чудовище в руки, как меч, по крайней мере в восприятии Ани, становился просто мечом. Его тяжелая аура стекала куда-то в землю, и Серебряная Ярость становилась обычным вакидзаси. Красивым, редким, наверняка дорогим, но... Но просто мечом. До тех пор, пока Саша не вставал в боевую стойку, и меч не разрубал воздух, начиная свой смертоносный танец. В этот миг он вновь преображался, становясь... нет, уже не мечом, волшебной палочкой, с помощью которой маг творил свои чудеса.

Серебряной Ярости Аня была обязана многим. Той квартирой, в которой они сейчас жили, достатком, сашиными успехами, да и той пресловутой гордостью за мужа, возможностью произнести сокровенное "Мой муж — маг!" Но все равно где-то в глубине души она мечтала о том, чтобы Ярость никогда не появлялась в их жизни. Чтобы в тот отпуск они полетели не в Китай, а куда-то еще, или чтобы тот старый китаец, что отдал Саше меч, разминулся с ними хотя бы на пару минут...

Бросив взгляд на настенные часы (без десяти два — в принципе Саша может прокуковать в институте и до восьми вечера) Аня открыла третий сверху альбом, начинавшийся с фотографий, сделанных на том выезде на природу, на котором все и началось...

Вот Саша с Толей загружают в машину палатку. Багажник толиной "Калины" маловат, а собрать палатку как полагается никто не удосужился, поэтому ее приходится буквально утрамбовывать ногами. Вот ребята покупают арбуз у придорожного киргиза, Толя держит гигантскую ягоду в руках, а Саша, позируя для снимка, стучит одной рукой другу по голове, а другой — по арбузу, демонстративно прислушиваясь к звуку. Вот лес, ребята устанавливают палатку, Аня же как всегда бегает вокруг с фотоаппаратом, снимая то их, то цветочки, то голубое небо. Для фотоальбома, разумеется, снимки цветочков печатать не стали, обошлись одним лишь кадром неба, пронзенного верхушками стройняшек-берез.

Лагерь разбили у самой кромки березовой рощицы. С востока вплотную к ней подступала степь — собственно, целью всей поездки было встретить рассвет вдалеке от города, и место выбиралось специально, чтобы с востока ничего не мешало солнцу всходить... Но гораздо раньше, чем пришла темнота, с востока пришел ветер.

Всезнающий "Яндекс" обещал +25 с легким ветерком, 2-4 метра в секунду. То, что поднялось спустя час после того, как друзья разбили палатку и развели костер, тянуло как минимум на 20 метров в секунду, с порывами под 30 или около того. Впрочем, в определении силы ветра Аня сильна не была, но костер разметало довольно эффектно, так что пришлось переносить его, чтобы огонь прикрывала палатка... Ночевка на природе при такой погоде вполне могла превратиться из развлечения в пытку, ибо спальных мешков с собой никто, разумеется, не взял, да из теплого у Ани с собой был только Саша...

Ребята были слегка подшофе, поэтому когда Саша выхватил меч, крикнув: "Ветер, уходи, или сразись со мной!", в первый момент Аня лишь рассмеялась, сочтя это неплохой шуткой. Оба они выросли на сериале "Горец", и фраза эта мгновенно отсылала память сразу к нескольким эпизодам из этого знаменитого киноромана.

Саша вообще всегда и везде, если была такая возможность, таскал с собой Серебряную Ярость. Само-собой, по улицам он ходил без меча, но на выезде на природу обойтись без него никак не мог. Во-первых, потому что он никогда не упускал возможности потренироваться во владении этим оружием — в квартире-то вакадзаси не очень поразмахиваешь, а вот в чистом поле можно отработать многие приемы фехтования. Ну а во-вторых — мало ли... Люди бывают всякие, мало ли, с кем доведется встретиться в безлюдной степи. В принципе за спиной мужа Аня всегда чувствовала себя как за каменной стеной — КМС по боксу, желтый пояс по карате, статус преподавателя капоэйры. Саша не выглядел ни качком, ни несокрушимым гигантом, но драться он умел, и в случае чего без труда раскидал бы пяток нападающих. Но драки всегда лучше избежать, чем победить в ней, а блеск Серебряной Ярости мог подействовать отрезвляюще даже на самую пьяную компанию гопников. Никто не станет пытаться отобрать кошелек к человека, уверенно держащего в руках самурайский меч...

Аня не любила Ярость и порой откровенно побаивалась колдовской силы меча. Больше всего она боялась оставаться дома одна, когда Саша, например, оставался с ночевкой у мамы. Меч навевал ей кошмары, жуткие и кровавые, нашептывал что-то в тишине ночи, и порой Аня вполне отчетливо слышала, как из футляра, в котором Саша бережно хранил свое сокровище, доносятся слова: "Убивай", "Покоряй", "Круши"... От близости к Ярости у нее мурашки пробегали по спине, но только не тогда, когда Саша был рядом. Он целиком и полностью нейтрализовывал негативную ауру жуткого меча, поэтому против Ярости в их поездке Аня не возражала ничуть...

Не возражала она и когда Саша выскочил из рощицы, занеся меч над головой. Вот она, эта фотография... Дон Кихот, бросающийся на мельницу, рыцарь без страха и упрека, готовый вступить в бой с пустотой. Жаль, фотография сделана со спины, не видно сашиного лица...

Аня перелистнула страницу альбома.

Многое пропущено. Сначала, когда налетевший порыв ветра, едва не сбивший ее с ног, сорвал с места палатку и швырнул в костер, они с Толей тушили брезент — было не до фотоаппарата. В тот момент она даже не думала о том, почему Саша не помогает им, все происходило слишком стремительно. А потом, когда палатка, а заодно с ней и костер, были потушены, когда она смогла, наконец, прочно встать на ноги, сопротивляясь не стихающему ураганному ветру, мечущемуся между деревьев, она посмотрела на Сашу...

Он фехтовал с ураганом!

Шквальный ветер трепал его футболку, надувая ее на спине подобно парусу, швырял ему в лицо найденную где-то прошлогоднюю листву и траву, но не мог заставить даже сдвинуться с места. Серебряная Ярость мелькала так, что ее движения едва-едва можно было отследить взглядом. Казалось, что Саша просто создал перед собой заслон против ветра, непрерывно разрубая его порывы стремительными выпадами. И в самом деле, позади него ветер свирепствовал не так сильно, словно теряя свою силу, напоровшись на идеально заточенное острие Ярости.

Так продолжалось не больше минуты. Аня уже успела отойти от первоначального шока, вызванного невесть откуда взявшимся ураганом, и ощутить подступающий страх. Настоящий страх, когда ноги отказываются тебе подчиняться, а волосы, повинуясь доставшемуся от обезьян рефлексу, встают дыбом..... Она видела то, чего не могло быть. Видела, как ее муж вызвал на поединок стихию ветра и сошелся с ней в схватке. Возможно — в схватке до третьей крови, то есть до смерти. Аня не знала, можно ли убить ветер, но в том, что ветер может убить человека она не сомневалась.

Она уже почти готова была броситься к Саше, схватить его за плечи и увлечь за собой, вглубь рощицы, чтобы залечь там под корнями деревьев, переждать буйство ветра и признать победу стихии, но... Сверкание Ярости в лучах солнца заворожило ее. Было в этом поединке человека и ветра что-то первобытное, что-то мистическое, и Аня интуитивно почувствовала, что этот ритуальный бой прервать нельзя. Не в том смысле, что нельзя потому, что это повлечет за собой какие-то страшные последствия, а в том смысле, что невозможно в принципе. Что заставить сейчас Серебряную Ярость остановить свое стремительное движение — все равно, что пытаться растащить двух тигров, схватившихся на смерть из-за самки. Невозможно!

А потом ветер вдруг стих...

Нет, не стих, а оборвался в доли секунды. Стремительный поток воздуха, секунду назад проносившийся меж деревьев так, что едва можно было устоять на ногах, вдруг пропал в мгновение ока, остановившись, спрятавшись в траву.

Победа?

Саша еще несколько раз рефлекторно взмахнул мечом, поддерживая перед собой сверкающую завесу, а потом остановился, не опуская, впрочем, Серебряной Ярости. Остановился, озадаченно огляделся по сторонам, словно выискивал взглядом, за каким стволом затаился ветер... Оглянулся назад, встретившись взглядом с Аней улыбнулся, опустил меч, и...

Солнце вдруг пропало. Пропало почти также молниеносно, как минуту назад стих ветер. Тучи не закрыли небо, как это обычно бывает в грозу, медленно наползая из-за горизонта. Небо просто в одно мгновение стало серым, мрачным и тяжелым, опустившись к самым верхушкам берез, и на Аню снова накатил едва начавший растворяться в крови страх.

Нет, это была не победа, ветер лишь провел разведку боем и сейчас готовился ввести в сражение тяжелую артиллерию...

Саша поднял меч для удара, держа его за рукоятку двумя руками и занеся его за правое плечо. Из такого положения Дункан Макклауд сносил противникам головы с одного взмаха! Но как отрубить голову ветру? Как убить того, кто не имеет тела?

До того дня Аня никогда не видела торнадо иначе как в кино. Да и где бы она его увидела, ведь в Сибири, как известно, это природное явление не встречается... Но когда с серого неба к земле протянулась темная воронка, она сразу же поняла, что происходит.

Когда-то давно, читая заметку о смерчах, Аня вычитала емкое и оригинальное определение торнадо. "Половой акт земли и неба"... Теперь же, видя в полусотне метров от себя опускающуюся с неба воронку смерча — оружие ветра, которое он собирался противопоставить колдовской стали Серебряной Ярости, она бы несколько изменила это определение. То был не просто половой акт, то было изнасилование.

Смерч коснулся земли.

Широкая воронка, подпирающая черный небосвод, у поверхности земли превратилась в бур не более чем полуметра в диаметре. И бур этот, едва коснувшись травы, заплясал по ней, словно стараясь вгрызться в землю, просверлить ее насквозь, причинив боль, в угоду своей похоти. В воздух поднялась вырванная с корнем трава, затрещали мелкие кусты, по которым, круша и ломая их, шел смерч, окруженный серым ореолом вертящейся пыли.

Бежать! Вот единственная мысль, которая оформилась тогда в анином сознании. Бежать и прятаться, схорониться за самым крупным деревом, надеясь, что его смерч не сможет выворотить с корнем.

Саша сорвался с места и побежал. Но не вглубь рощицы, а навстречу надвигающемуся торнадо...

Если бы не Толя, от этого поединка у них так и не осталось бы кадров... Аня так и стояла бы, парализованная страхом, и не сообразила бы взять фотоаппарат в руки. До сих пор она так и не определилась, как же стоит относиться к толиному поступку — уважать его за то, что он не поддался панике, или же презирать за то, что когда его другу угрожала опасность, он оказался способен лишь снимать его смертельный бой?

"Ужас, кошмар, — кричала выбежавшая из ворот зоопарка женщина, — Лев вырвался из клетки и напал на моего мужа, сейчас он разорвет его вклочья! Вход в зоопарк — всего 400 рублей..." Именно этот анекдот долго вспоминался потом Ане, при мысли о тех толиных снимках. Но с другой стороны, чем он мог помочь другу? В руках у Саши была Серебряная Ярость, в руках у Толи — только фотоаппарат. Каждый орудовал тем, чем умел.

Аня перелистнула еще одну страницу фотоальбома, погружаясь в воспоминания. Последующие три фотографии, выбранные из нескольких десятков нащелканных Толей как самые четкие и наименее размытые, все равно выглядели кусочками любительской видеосъемки из эпицентра стихийного бедствия. Подойти поближе к месту поединка Толя, разумеется, не решился. И снимал издалека, поэтому сашиного лица практически не было видно, равно как и не отпечатался на снимках яростный блеск вакадзаси.

Но в воспоминаниях Ани схватка ее мужа со смерчем была четкой и совсем не размытой. Ярость сверкала серебряным светом, оправдывая свое имя. Она не отражала солнечный свет, ведь солнце поглотило мрачное и жуткое небо, она именно сияла, горела яростью, рвалась в бой. Саша бежал навстречу смерчу, а тот неумолимо надвигался на него, оставляя позади себя черный след из развороченных комьев земли. Если не поднимать глаза вверх, к небесам, в которые упиралась огромная черная воронка, то смерч казался каким-то игрушечным, не настоящим. Подобный тем маленьким смерчонкам, которые ветер закручивает иногда во дворах домов, тем ветряным малышам, что поиграв охапкой снега или обрывками газет растворяются в воздухе, чтобы появиться спустя пару минут в другом месте.

1234