Hear the Silence

https://archiveofourown.org/works/15406896/chapters/35757684

Hear the Silence

EmptySurface

Резюме:

Это история о детях-солдатах. Это история о семье и дружбе. Это история о войне, страданиях, потерях и горе. Это история о том, как найти утешение друг в друге перед лицом ужасных событий и пережить травму.

О том, как падать и подниматься снова, независимо от того, сколько раз это потребуется.

Это история о солдатах и убийцах, об уловках и взрослении, позволяющем переносить суровые реалии мира, постоянно находящегося на грани разрушения. Где для выживания приходится жертвовать многим. О вещах, которые имеют значение.

Это история о Ширануи Ке, которая делает все возможное, чтобы выжить и построить жизнь, ради которой стоит жить.

Записи:

Существование этой истории не может быть моей единственной заслугой, потому что, если бы не "Муха, путешествующая по миру" и "Шэдоублайз", я сомневаюсь, что зашел бы так далеко. Я ни о чем не жалею.

(Смотрите в конце работы другие работы, вдохновленные этой работой.)

Глава 1

Текст главы

Первые несколько ее воспоминаний были расплывчатыми, неясными, с краткими моментами прояснения между ними.

Например, темные глаза мужчины, который иногда обнимал ее с бесконечно нежной заботой, как будто втайне боялся случайно сломать ее.

Или теплый голос, который напевал ей, когда она чувствовала себя особенно расстроенной и неуютной.

Как оказалось, полное самоосознание пришло к ней вскоре после того, как ей исполнился год.

— Ке-тян! — Раздался знакомый голос, отвлекший ее от созерцания детского одеяльца, на котором она сидела.

Оно было нежно-желтым, как солнце ранней весной.

Или, по крайней мере, то, что было таковым в ее воспоминаниях.

Взглянув на улыбающуюся женщину, склонившуюся перед ней на корточки, она снова обратила внимание на чистые, знакомые черты лица, улыбку, которая смягчала выражение темных, в остальном острых глаз.

— Каа-сан, — неуклюже ответила она, чувствуя, что язык у нее во рту заплетается.

Ее голос был высоким, легким и грубоватым, к чему она все еще не привыкла, и прошли месяцы с тех пор, как она поняла, что это такое.

Что это, должно быть, такое.

— Ты голодна, Ке-тян? Каа-сан приготовила тебе завтрак, — произнесла женщина голосом, слишком величественным, чтобы походить на воркование.

Ей удалось кивнуть и поднять руки в знак того, что она просит, чтобы ее подняли.

На что женщина, ее мать, с радостью ответила, легко подняв ее с пола и передав в сильные, надежные руки.

Когда ее отнесли к маленькому кухонному столу, она невольно сравнила все, что испытывала сейчас, с тем, что помнила раньше... До.

Она не хотела называть это другой жизнью, потому что не помнила, как умерла. Но что еще это могло быть?

Не то чтобы ее предыдущее существование было идеальным или хотя бы близким к нему, мысль о том, что она на самом деле умерла, была невыносима...

Боже, ее мать, должно быть, была в отчаянии.

Плакали ли ее братья и сестры по ней? Где они делают это даже сейчас, более года спустя?

Живы ли они вообще? Сколько времени прошло между ее предполагаемой смертью и возрождением?

Не то чтобы реинкарнация была для нее чем-то новым или вообще чуждой концепцией. Она была довольно твердой сторонницей этого, это факт. В некотором роде, вскользь.

Но она никогда не ожидала, что сама испытает нечто подобное. Не с нетронутыми воспоминаниями о половине прожитой жизни.

Ра-Но. Женщина, которая была здесь ее матерью, называла ее Ке, и это было то, под чем она должна была скрываться. По крайней мере, до тех пор, пока она не узнает наверняка, что происходит.

Она, конечно, всегда будет помнить свое настоящее имя. Имя, которое подарила ей мама, и которое всем всегда было трудно произнести — по какой-то необъяснимой причине, не то чтобы это было так уж сложно, — и все всегда спрашивали, откуда оно взялось.

Ке была достаточно милой, хотя по отношению к ней самой это звучало странно.

По крайней мере, еда была вкусной; она всегда любила рис.

Упрямо игнорируя попытки женщины накормить ее, Ке сунула плохо координируемую руку в миску с мягкими белыми зернами и поднесла маленькую горсть ко рту, слизывая их с пальцев, что, без сомнения, свидетельствовало об ужасных двигательных навыках.

Она не возражала так сильно, как, вероятно, возражал бы любой другой на ее месте; она всегда любила есть руками, и ее "каа-сан" следила за тем, чтобы она была относительно чистой, так что ее пальцы не были грязными.

Ну что ж. Немного грязи помогает очистить желудок и укрепить иммунную систему. Раньше в их доме всегда верили в это.

— Какая упрямая маленькая леди, — задумчиво произнесла каа-сан, даже не моргнув глазом от того, какие не самые лучшие манеры она демонстрировала за столом. — Не забудьте про рыбу, белок важен для растущих детей, — улыбнулась она, пододвигая еще одну тарелку чуть ближе.

Ке с интересом разглядывала жареную рыбу, даже когда отправляла в рот очередную горсть риса.

Она не обращала внимания на то, что делала, сосредоточившись на более важных вещах. Ей нравилось, что она не могла контролировать свои руки, чтобы взять рыбу, не раздавив ее.

Хорошо. В ее желудке это выглядело бы еще хуже, так что.

Пока она ела, каа-сан удовлетворенно хмыкала, откидываясь на спинку стула и наблюдая за происходящим. Она следила за каждым своим движением.

Ке не привыкла к такому вниманию к своей персоне, даже когда впервые была ребенком.

Будучи средним ребенком между двумя шумными, очень требовательными братьями и сестрами, она привыкла довольствоваться тем, что развлекалась на заднем плане. Иногда — или часто — она выступала в качестве посредника, когда ее старшая сестра выходила из себя из-за их младшего брата.

Кто-то должен был помешать ей случайно причинить ему вред, когда страсти накалялись, а поблизости не было никого из взрослых.

В последнее время ей казалось, что большую часть времени она живет в центре внимания, которое следит за каждым ее шагом.

Конечно, ничего подобного не было, только ястребиный взгляд ее каа-сан.

— Итак, — сказала каа-сан, когда Ке расправилась со своим завтраком. — Чем бы ты хотела заняться сегодня?

— Парк, — пропищал в ответ Ке, поворачиваясь к женщине, чтобы ей было легче вытереть лицо.

Малыши едят неаккуратно, и Ке была полна решимости как можно скорее восстановить зрительно-моторную координацию, а это означало, что она хотела как можно больше делать самостоятельно.

Это стало чем-то вроде личного девиза, который она усвоила в первый раз, и она не видела абсолютно никаких причин менять его сейчас.

Боже, история с супом преследовала ее, даже когда ей было за двадцать. Однажды в детстве она ела суп большим пальцем вместо ложки, и все настаивали на том, чтобы ты вспоминала об этом всю оставшуюся жизнь.

Это было сделано с любовью и искренним удовольствием, но все же. Примерно в сотый раз это надоело.

Ее каа-сан склонила голову набок, задумчиво глядя на нее, а затем перевела взгляд на окно гостиной, видневшееся через дверной проем на кухню.

— Тогда очень хорошо, Ке-тян, — сказала она, подхватывая ее на руки и унося в "свою" комнату.

Она быстро и со вкусом оделась для дня, проведенного на улице, на глаза ей надела белую, довольно симпатичную маленькую шляпку от солнца, а сумку через плечо собрала так быстро, что она не успела разглядеть, что внутри.

Когда они обе были готовы, ее каа-сан снова подняла ее, неся на одной руке так, чтобы она удобно опиралась на ее грудь и плечо, и они отправились в путь.

Ке наблюдала за происходящим широко раскрытыми, внимательными глазами.

Насколько она помнила, она была на улице всего несколько раз, и это в равной степени завораживало и слегка тревожило ее.

Здесь было тепло, гораздо теплее, чем дома. Небо было темно-синим, таким оно редко бывало даже в разгар лета, и люди выглядели по-другому.

О, это не было чем-то вопиюще очевидным, просто кое-какие мелочи тут и там. Вещи, которые были совсем не такими, как все.

Манера некоторых людей одеваться была иностранной. И она имела в виду это в буквальном смысле. В сочетании с блюдами, которые почти всегда сопровождались рисом, и, казалось бы, постоянной жарой, она подумала, что переродилась где-то в Азии.

Язык, довольно знакомый, казалось, усиливал впечатление.

Довольно скоро оживленная улица сменилась успокаивающей зеленью, куда меньше людей спешило, и меньше шума раздражало ее маленькие, чувствительные ушки.

Ке освоилась в новой обстановке, хотя она была немного более знакомой; она уже дважды бывала здесь раньше.

Довольно скоро она уселась на приятно прохладную траву и развлекалась тем, что собирала ее пригоршнями, в то время как ее каа-сан достала желтое одеяло, расстелила его на траве и затем устроилась поверх него.

Ке подняла глаза, чтобы встретиться взглядом с женщиной, задаваясь вопросом, уберут ли ее с травы, но ее каа-сан, казалось, был достаточно доволен, чтобы оставить ее в покое.

Воодушевленная таким развитием событий, Ке продолжила поиски полностью функционирующих и ловких пальцев и вырвала еще один пучок травы.

Когда она задумалась об этом, то поняла, как мало нужно, чтобы очаровать ее в наши дни. Одного вида срезанных травинок, выпадающих из ее пухлых пальцев, было достаточно, чтобы она чуть не лишилась чувств.

Надо признать, они были очень красивого зеленого цвета, но она привыкла к более волнующим вещам.

Тихий шелест бумаги отвлек ее внимание от собственного занятия и вернул к каа-сан, которая достала книгу из сумки и теперь просматривала страницы со спокойной компетентностью, с которой она делала почти все.

Блин, она так сильно отличалась от своей матери, что это было не смешно.

И все же она не могла не любить ее.

Ке осознавала, что она была очень маленьким ребенком, и что эта женщина была ее биологической матерью. Было вполне естественно, что между ними возникла связь, что между ними была любовь.

И не похоже, что она когда-либо раньше ревностно оберегала свою любовь, не в семейном смысле, но... это казалось не совсем правильным. Она помнила, как ее мать приводила бездомных собак направо и налево, как их дом всегда был открыт для тех, кто в нем нуждался, и она всегда стремилась вырасти похожей на женщину, которая сформировала все ее существо, которая сделала ее такой, какая она есть.

Она гордилась тем, что была дочерью этой женщины. Она была высокого мнения о своей матери даже после того, как стала достаточно взрослой, чтобы понять, что та так же подвержена ошибкам, так же человечна, как и все остальные.

Убедившись, что ее каа-сан находится там, где она и указала, Ке обратила внимание на остальную часть парка.

Вокруг было еще несколько матерей с одним или несколькими детьми, которые, предположительно, принадлежали им, все бегали вокруг или играли в песочнице.

Когда она была маленькой, ей нравилось играть в песке.

Почему бы не попробовать?

На самом деле, если быть до конца честной, ей нравилось играть в песке, даже когда она была взрослой. Это было весело и, как ни странно, помогало.

С новым приливом решимости Ке медленно поднялась на шаткие ноги, упираясь руками в землю столько, сколько ей было нужно, пока не почувствовала, что не упадет, если попытается встать как следует.

Она могла ходить, большое вам спасибо, ей просто... нужно было немного времени, чтобы встать на ноги. Однако, как только она оказалась там, с ней все было в порядке.

— Каа-сан, — сказала она, мгновенно привлекая внимание женщины.

— Да, Ке-тян? — Спросила она, держа книгу раскрытой одной рукой.

Сморщив личико, пытаясь вспомнить слово, обозначающее песок, она в конце концов просто указала в направлении песочницы с любопытным выражением лица, хотя это было больше похоже на то, что она говорила своему каа-сану, куда идет.

Что-то, что женщина, казалось, оценила и одобрила.

— Конечно, — сказала она с легкой улыбкой. — Иди, развлекайся.

Ке улыбнулась своей каа-сан, а затем пошла по траве, пока не смогла перелезть через деревянную раму, чтобы песок не рассыпался повсюду.

Там уже было несколько детей, один из которых, казалось, больше ел песок, чем играл с ним.

Ке была совершенно счастлива не обращать на него внимания и зарыть руки в песок так глубоко, как только могла, слегка улыбаясь про себя ощущению крошечных камешков на своей коже.

Прошло совсем немного времени, прежде чем она начала собирать песок в постоянно растущую кучу перед собой, полная решимости попытаться построить один из огромных замков из песка, которые, как она помнила, они с мамой и младшим братом мастерили в песочнице, которая была у них в саду, когда она была маленькой.

Честно говоря, ее брат был скорее помехой, чем помощью, поскольку он был больше заинтересован в том, чтобы разрушить здание, чем в том, чтобы помочь его построить, и она помнила, как была расстроена и зла на него, независимо от того, насколько глупым это казалось в ретроспективе.

Слегка нахмурившись, Ке разгребла песок, чтобы сделать его более плотным, и задумалась о своих чувствах.

На самом деле она никогда не совершала таких поступков, как пропажа людей. К большому отчаянию ее сестры, но все было так, как было. Она полагала, что всегда жила настоящим, когда дело касалось окружающих ее людей; радовалась тому, что у нее были близкие, пока это продолжалось.

Однако она ощущала зияющую пустоту. Никто больше не был на расстоянии телефонного звонка. Не здесь.

Поскольку у нее не было никаких инструментов для работы, кроме собственных рук, она начала кропотливо выкапывать пещеру в нижней части кучи, которая имела форму конуса, и поймала себя на мысли, что мечтает о впечатляющей коллекции игрушечных машинок, которая была у нее в детстве.

Из этого получился бы идеальный гараж.

Кио только начал строить пещеру поменьше или, может быть, окно, расположенное выше по песчаной конструкции, когда на нее наступила нога, и песок каскадом посыпался вниз, образуя печального вида кучу, которая была похожа не на что иное, как на обвалившиеся руины.

Бесстрастно взирая на беспорядок, Ке не то чтобы была убита горем из-за потери не слишком впечатляющего замка, который она пыталась построить, но это все равно раздражало.

Когда она подняла глаза на радостного, самодовольного мальчика, который все еще стоял перед ней, то почувствовала, что ее раздражение несколько усилилось.

Он был старше ее, по крайней мере, на год, а скорее всего, на два, по ее критической оценке; она не была специалистом по детям. А он ухмылялся про себя, чуть ли не пританцовывая на месте.

— Подлый, — прямо сказала она ему.

Парень помолчал, а затем повернулся к ней и бросил на нее слегка смущенный и пренебрежительный взгляд. Как будто она ничего не значила.

Нахмурившись, Кио указала на кучу песка.

— Помоги починить, — твердо потребовала она.

— Я слишком большой, чтобы играть с детьми, — заявил мальчик, фыркнув.