|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Тысяча девятьсот восемнадцатый год
МОИ ВОСПОМИНАНИЯ
Девятьсот восемнадцатый год на долгие годы останется памятным для трудящихся нашего округа, и не только Округа, но и всего Приуралья. Многие рабочие и крестьяне, и особенно большевики со скрежетом зубов вспоминают о тех событиях, которые разыгрались в этом году в августе месяце в Ижевском и Воткинском заводах, заключающиеся в восстании белогвардейцев, возглавляемого "защитник[ам]и народа" эс-эрами и меньшевиками, впоследствии породившие Колчака. Вот и я хочу поделиться своим воспоминаниям, которое сохранилось в моей памяти о царствовании проповедников (свободы), а на деле душителей рабочего класса и крестьянства.
В то время я работал в качестве Председателя Сельсовета, который находился в деревне Малый Лып, Воткинского уезда, Кельчинской волости.
В одно прекрасное утро слышу ружейные выстрелы по направлению Воткинска, в душе зародилась какая то непонятная тревога. День стал клониться к вечеру, но ничего о происшедших событиях слышно не было, с часу на час ждали разрешения загадки. Я надеялся получить сведения о случившемся от своего брата, который работал Волвоенкомом в селе Кельчином.
Вечером прибегает ко мне брат и с тревогой заявляет: "Давай, собирайтся, поедем". Спрашиваю: "Куда?" Последовал ответ: "По направлению к селу Бабке, находящемся на берегу Камы". После этого мой брат рассказал, что в Воткинске произошло восстание белогвардейцев, производятся аресты существующей советской власти и расстреливают коммунистов.
Выслушав сообщение брата, захватили хлеба, поздно ночью направились к обусловленному ранее месту, т.е. в с. Бабку.
Но только вышли из квартиры и стали подходить к полевым воротам, как из темноты раздались голоса с вопросом: "Кто едет?" Не подозревая ничего худого, мы откликнулись, как в то же время раздалась команда: "Руки вверх! Ни с места!" Мы, видя, что находимся в ловушке, и бежать было некуда, то пришлось безоговорочно повиноваться, не смотря на то, что у нас имелось при себе оружие, т.к. противник бы сильнее и вооружён винтовками. Мы с братом в момент были обезоружены и сразу получили то, что нужно было ожидать, т.е. нас начали избивать прикладами и издеваться. После чего в бессознательном состоянии отправили в Воткинск, где посадили в плавучую тюрьму (баржа), в которой таких, как я, было уже сотни.
Через неделю я пришёл в себя и сразу же вспомнил о брате, которого начал искать в барже, но поиски мои оказались тщетными, т.к. брат уже был расстрелян по приказанию начальника контр-разведки полковника Юрьева.
ЖИЗНЬ В БАРЖЕ
Когда я пришёл в себя от нанесённых побоев, то пришёл в ужас, от которого волосы встали дыбом — я увидел десятки людей, на которых было вместо одежды одеяла, мочальные рогожи, в том числе и на мне, т.к. для белогвардейцев чуждо было чувство человеческое, поэтому им ничего не стоило превращать людей в диких зверей, оставляя их голыми и не давая по несколько дней подряд пищи, а если и давали, то по одной осьмой фунта, чем доводили людей до отчаяния.
Кроме того, каждую ночь в баржу спускались озверелые пьяные палачи, которые избивали прикладами, плетями, всем, чем попало, без всякого разбора. Натешившись вдоволь, палачи заканчивали свой разгул вызовом 10-15 человек, которых выводили на верх баржи и там кололи штыками и расстреливали. Из всех палачей самый озверелый был это Русских Гришка.
Так мне пришлось пробыть в плавучей тюрьме два с половиной месяца, т.е. до тех пор, пока Красная Армия не разбила и не угнала на Каму проповедников учредительного собрания. Но чем ближе подходила Красная Армия, тем чаще и в больших размерах происходили расстрелы пленников, ибо приспешники буржуазии отлично сознавали неизбежности своей гибели и старались как можно скорей расправиться с теми, кто не поддался в ихних руках.
Очередь оставалась за нами, смерть находилась рядом. Нужно было искать выход из положения, а выход был только один — бежать. Но [22] как бежать? Тюрьма железная, на верху часовые, но не смотря ни на какие преграды — одиннадцатого октября в 12 час.ночи начали из люков выскакивать сразу из нескольких барж, т.к. их было всего 4 баржи. Но как только караулом было замечено движение, то в один миг все баржи были оцеплены белыми, поэтому лишь только немногим счастливчикам пришлось вырваться на свободу, но за это многим пришлось расстаться с жизнью, т.к. на баржах был открыт ураганный оружейный огонь. Мне и многим другим моим товарищам убежать не удалось, после чего перевели всех оставшихся в одну баржу приблизительно около 150 человек, предполагая на следующую ночь всех нас уничтожить. Но перед занятием красными войсками Воткинска мы сделали вторую попытку к побегу, на этот раз попытка оправдалась, и удалось разоружить караул. После этого напали на караульное помещение, но там уже никого не было.
Мы в количестве 25 человек вышли на берег пруда, где увидели маленький пароход (Стрела), который вёл за собой баржу с отступающими защитниками. Мы, безусловно, не думая ни минуты, баржу обстреляли, потому что считали себя вне всякой опасности, так как артиллерия наших войск обстреливала Воткинск, и снаряды рвались во всех направлениях, подгоняя отступающих. После обстрела парохода мы в количестве 8 человек направились по направлению села Мишкина. По дороге встретили двух командиров народной армии, едущих верхом, спрашиваем: "Кто едет?" Нам отвечают: "Свои, командиры 8-9 роты народной армии". Мы в миг подбежали, сняли их с лошадей, завладев последними, поехали, оставив офицеров на месте. Всё это произошло в поле...
Утром мы встретились в Красной Армией около деревни Осиновки, откуда нас направили в штаб дивизии в село Шаркан.
По прибытии к месту назначения нас в первую очередь накормили и обмундировали. Из штаба я направился домой, где, несмотря на слабое здоровье, подорванное сверх каторжными условиями плавучей тюрьмы, приступил к организации Ревкома.
Так кончилось моё и других товарищей пребывание в плену у юрьевских палачей, которые из 800 арестованных оставили в живых всего лишь восьмую часть, да и те остались искалеченными на всю жизнь.
Вечная память павшим за дело трудящихся. Осиновый кол в могилы палачей народа и душителей свободы.
С ненавистью, проклятием будут вспоминать до конца дней своих кто испытал все прелести белогвардейских застенков.
К сему подписуюся
Смолин
6/IX 27 г.
ЦДООСО.Ф.41.оп.2.Д.168.Л.22-23.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
