Найди себя

Поздней ночью или, вернее, уже ранним утром Люся — на эффектную, роскошную, сногсшибательную и иже с ними Лючиану уже никаких сил не было — плелась по тропинке, вытоптанной в снегу между гаражами. Вампирша устала — как самая обычная девушка двадцати лет после полного "рабочего дня" на ногах. К усталости примешивалась депрессия, и настроение было едва ли не мрачнее расцвеченной лишь робкими пятнами фонарного света раннемартовской ночи, сквозь которую её внебрачное дитя и чапало потихоньку, мечтая — позорище для любого уважающего себя вампира — о банальнейших горячей ванне и мягкой кровати. Нет, работу свою Люся любила... до сегодняшнего утра.

Завалив сессию из-за обращения и, как следствие, острого приступа пофигизма и "якручевсехизма", Люся решила бросить универ, всё равно не приносивший больше никакого удовлетворения. После того, как способная заткнуть кого угодно Ася перевелась в ветакадемию, сокурсники перестали стесняться и принялись откровенно измываться над нестандартной студенткой. Люся с огромным огорчением и разочарованием обнаружила, что превращение в вампира ничуть не прибавило ей уверенности в себе, и сбежала. Потом — и из дома, когда родители совсем уж достали нотациями. Благо Луцианчик не возражал, а его предкам и дела не было — о сыне они вспоминали, только столкнувшись с ним в коридоре.

Впрочем, и с Луцианом не всё складывалось так гладко, как хотелось бы. То есть всё было как раз замечательно, но... но вчера он произнёс это ужасное слово на букву "д". Он, конечно, постарался смягчить удар (Люся растрогалась бы, узнав, сколько времени и сил положил её драгоценный вампирчик на то, чтобы преобразовать фразу "Лючия, если ты будешь продолжать столько жрать, скоро придётся расширять дверные проёмы!" в "Луна моя серебристая, а не попробовать ли тебе мамину диету? Полезно для здоровья, и смотри, сколько энергии — день и ночь в офисе и на встречах. А то ты такая усталая в последнее время..."). Но Люся почувствовала, что фортуна окончательно повернулась к ней тем самым местом, на котором у неё самой накануне треснули любимые чёрные джинсы.

Но как будто этого было недостаточно! И на работе, которую Люся так любила, всё оказалось совсем не так чудесно. Конечно, представляясь ресепшенисткой в клубе, она несколько сглаживала острые углы (но что поделаешь, если её взяли гардеробщицей только в такое заведение!), но там, по крайней мере, она чувствовала себя в своей тарелке: если на чёрные волосы, густой макияж в мрачных тонах и корсет с кружевным декольте и поглядывали, то с одобрением.

И вот, этим утром Люся, старательно заматывая горло шарфом (что вампиры тоже подхватывают насморк, стало для неё очередным печальным открытием), услышала в тишине, повисшей на несколько секунд между двумя композициями, обрывок разговора:

— Размечталась! Пока пролазит за стойку, будет здесь работать. Народ здесь любит фриков, а этот салокомбинат — то ещё чучело!

Обернувшись, Люся увидела пару коллег, бармена и официантку, которые тут же ей улыбнулись — звучала уже новая композиция. Люся отвернулась, всхлипнула в шарф и со всей доступной ей скоростью покинула едва не ставшее родным заведение.

И вот сейчас она брела домой, и никогда ещё юной вампирше не было так одиноко.

"Ася с головой ушла в ветеринарию. Луцианчик строит карьеру одновременно у папы и у Старейшин. Родители звонят, только чтобы поругать. Коллеги меня ненавидят... Никому я не нужна. Зачем я стала вампиром?! Всё равно поцеловались мы только через месяц! И жизнь ужасно несправедлива. И самое лучшее, что я могу сделать, это пойти прогуляться по каналу. Потому что ни одна верёвка меня не выдержит, и ни в одной аптечке не найдётся столько таблеток, чтобы подействовало!"

Люся шмыгнула носом, проникаясь острой жалостью к себе, и тихонько всхлипнула. Из-за гаражей тоскливым подвыванием поддержала её собака.

"Не одной мне плохо, — подумала Люся. — Пойти, что ли, найти её? Будем страдать вместе. То есть пойдём домой, и будем там страдать вместе. Чтобы некоторые видели, как мне плохо..."

Люся свернула к проходу между гаражами, темнеющему за скрюченным возрастом деревом неопознаваемого под снегом вида, вышла в параллельный ряд и огляделась.

Слёзы мгновенно высохли. Комок в горле испуганно дрогнул и предпочёл провалиться в желудок, отчего в животе сразу похолодело.

А ещё Люся резко расхотела умирать.

Потому что метрах в двадцати перед ней, как назло, в сторону дома, до которого оставалось до обидного мало, сидел огромный волк и молча смотрел в её сторону с недвусмысленным выражением:

"Мясо! Сало! Много!"

Своевременно разошедшиеся над головой тучи напомнили вампирше, что ночка выдалась особенная.

"Способен ли пусть даже матёрый оборотень контролировать себя в полнолуние? Станут ли Старейшины разбираться из-за низшей в иерархии?" — молнией пронеслись в её перепуганном мозгу жизненно важные вопросы, и так же молниеносно всплыл ответ яркими красными буквами: "НЕТ". Буквы потекли жирными каплями, обнажая до боли знакомое чёрное кружево, вампирша вздрогнула и мотнула головой, прогоняя нервирующее видение.

Волк встал.

Вампирша шагнула вправо.

Волк переместился влево.

Вампирша мелкими шажочками попыталась улизнуть в давешний проход, — волк зарычал.

Вампирша попятилась.

Волк лёгкой, всё ускоряющейся трусцой побежал к ней.

Люся здраво оценивала свои шансы на спасение бегством — поэтому сделала единственное, что ей оставалось. Сжала кулаки, зажмурилась, резко и глубоко вдохнула и завизжала изо всех сил.

И поэтому не видела, как волк извернулся в прыжке, плюхнулся на снег, поджал хвост и бросился со всех лап прочь.

И поэтому продолжала визжать, пока не кончилось дыхание (Люся всё никак не могла решиться загрызть кого-то до смерти*, и поэтому оставалась вполне себе смертной со всеми прилагающимися возможностями и ограничениями). Когда она была способна выдавить из себя уже только сиплое "и-иии", Люся медленно приоткрыла глаза, удивляясь, почему это её ещё не съели.

__

*Хотя теперь у неё появилась парочка подходящих кандидатур.

— —

Аллея между гаражами порадовала её полутьмой, серым грязным снегом и снегом белым, нападавшим с ещё вибрирующих крыш, а главное — полным отсутствием четвероногих и зубастых.

Люся с облегчением вдохнула, поправила сумку и припустила по тропинке.

"Хоть что-то есть полезное в вампиризме! Раньше дыхалки бы не хватило столько провопить... Ну всё, после такого мне ничего не страшно! Завтра же выскажу этим гадам всё, что думаю о лицемерах! — уверенно думала она. — Позвоню сама родителям и скажу, что приеду на выходных забрать оставшиеся вещи. А диета? Ну, можно и сесть. Можно даже побегать — вон как я уверенно бегу, уже почти миновала этот гараж! Хотя никакие волки за мной не гонятся... Хотя..."

Люся с замиранием сердца прислушалась к зимней тишине, основательно заглушаемой её собственным пыхтением, и убедилась, что ей не послышалось — сзади снег часто поскрипывал под чьими-то шагами.

Вампирша удвоила скорость — сейчас она готова была сражаться за свою жизнь до последнего.

Но шаги приближались.

Люся крепче вцепилась в сумку и приготовилась, когда её настигнут, резко развернуться и дать отпор тремя килограммами косметики, заколок, лака для волос и романов Энн Райс. Но тут сзади раздался задыхающийся и дребезжащий голосок:

— Мадмуазель, погодите! Я, признаться, уже не так молод, чтобы угнаться за столь шустрой барышней!

Мгновенно разомлевшая от комплимента вампирша обернулась и увидела щуплого старичка, похожего на меховой сугроб — между шапкой и шубой виднелись лишь не по-старчески живые глаза. В одной руке дедулька сжимал трость, на которую и опёрся, видя, что "барышня" больше не собирается спасаться бегством, а другой протянул ей карточку.

"Витольд Вячеславович" и "Консерватория" выхватила Люся.

— Такой голос! — тем временем, в перерывах между попытками отдышаться, восхищался Витольд Вячеславович. — Такая сила! Такая широта диапазона! Барышня, вы обладаете настоящим сокровищем! Это дар небес, и грех его не развить!

И хотя у Люси были все основания сомневаться, что небеса стали бы ей что-то дарить, нечто в голосе преподавателя затронуло погребённое под годовыми наслоениями неуверенности в себе "Я", ещё способное мечтать не бесплодно, и она с робкой надеждой спросила:

— А ничего, что мне уже двадцать, не поздно?

— Ха! — выпрямился старичок. — И в тридцать не поздно! Карьеру Кабалье или Каллас я вам не прочу, но в масштабах России известность обещаю!

Люся на секунду задумалась:

— А мои... размеры?

— Милая моя барышня, прекрасные у вас размеры! Что же вы думаете, откуда тогда голос возьмётся?! — пожал плечами Витольд Вячеславович. — Позвольте узнать ваше имя и телефонный номер записать. Я ведь, видите ли, с концерта, устал, признаться...

— Да-да, — заторопилась Люся.

Через пять минут Витольд Вячеславович довольно шагал к своему дому, думая о карточке, на обратной стороне которой почерком с завитушками были выведены координаты будущей Кармен. А сама ещё не зажжённая звезда оперы бережно сжимала в руке похожую карточку, и неясные пока (и оттого ещё более ободряющие) образы мелькали в её воображении.

Люся постаралась бесшумно войти и раздеться, на цыпочках прокралась на нижний этаж в ванную, распахнула дверь... и замерла.

Четырёхместная ванна родителей Луциана полнилась кристально-белой воздушной пеной, по краям загадочно подмигивали тёплыми огоньками толстые чёрные свечи, а рядом, на столике, в бокале красного вина отражалась роза цвета беззвёздной ночи.

К ножке фужера была прислонена алая карточка, покрытая чёрными трещинами, в которых угадывалась паутина. Люся с улыбкой раскрыла её:

"Устал как собака, поэтому сплю, но разрешаю меня разбудить!"

И улыбающаяся черепушка вместо подписи.

Люся с нежностью обвела взглядом ванную и подумала:

"Боже, какой же замечательный сегодня день!"

И даже основательно остывшая вода не смогла испортить ей настроение.