Поздний вечер. Имперский лагерь в Истмарке. Шатер командира. Бутылка сиродиильского вина на столе, застеленном картой Скайрима — прямо на жирной точке, рядом с которой рукой картографа каллиграфически выведено "Виндхельм" — и ты, старый солдат Империи по имени Цицерон1 Туллий. Завтра с утра ты поведешь солдат брать мятежный Виндхельм, а сейчас прячешься ото всех, чтобы в одиночестве поразмышлять о войне. Обо всех войнах, в которых тебе довелось поучаствовать. В том числе и о той, что и сейчас продолжает греметь на просторах Скайрима — странной, братоубийственной... неправильной. О той, в которой завтра с утра ты надеешься поставить точку, вздев голову зачинщика мятежа на копье. Хотя уже не уверен, что это поможет.
— Проклятые норды... — зло шепчешь ты, вспоминая дневной разговор.
"Генерал!" — словно наяву слышится в ответ укоризненный возглас верной Рикке.
Генерал... Горькая усмешка почти против воли растягивает рот. Ты всё еще помнишь себя, наивного сопляка, гордо выпячивающего тощую цыплячью грудь с изображением дракона посреди кожаного нагрудника — символа Империи.
Империя. И ты — её сын, имперец по крови и в душе, обладатель гордого имени Туллиев... давно захиревшего рода, настолько обнищавшего, что отец не смог выбить для тебя протекцию, и тебе пришлось начинать службу в Легионе рядовым легионером... в тот самый год, когда император Тит Мид Второй взошел на трон. За три коротких года до начала войны с Альдмерским Доминионом. Войны, которую позднее стали называть Великой.
Великая война... Увянувшая, было, усмешка вновь выползает на обветренные губы. В войне нет величия. Особенно — в проигранной. Ты знаешь это лучше многих, ведь ты — один из тех, кому довелось увидеть войну вблизи, заглянуть в её оскал... и выжить. Выжить, заплатив верой в то, что некогда казалось незыблемо — в мощь и непобедимость Империи. И, что гораздо больнее — жизнями тех, кого не смог спасти. Тогда, четверть века назад ты потерял всех: семью, сгоревшую в пламени войны вдали от тебя, друзей, сожженных заклятиями талморских волшебников или погибших от стрел и мечей простых солдат-альтмеров у тебя на глазах. Альдмери, как они сами себя называют. Ты выжил, но остался один. Рикке появилась позже. Ты и Рикке — два осколка прежней Империи, волей богов сумевшие уцелеть. Есть и другие, но их немного. И с каждым годом становится все меньше.
Та война, проклятая "великая" война, отнявшая у тебя всех, кем ты дорожил, словно в насмешку принесла тебе головокружительный успех. За три года едва оперившийся юнец Цицерон Туллий взобрался... хотя какое "взобрался" — взлетел вверх, получая повышение за повышением. Вполне заслуженные, впрочем — ты одерживал победы там, где другие терпели поражение. Или, по крайней мере, выживал. Поначалу незначительные, твои достижения привлекли внимание руководства. В битву Красного Кольца — в те дни от крови людей и меров действительно окрасившегося во множество оттенков алого — ты вступил, будучи в звании легата. Генералом ты стал уже после её завершения, приняв назначение из рук Тита Мида прямо на поле боя. Тогда ты не знал, что в этот самый миг потерял себя.
И Империю. Впрочем, не ты один — в тот момент, когда на пергаменте с текстом Конкордата Белого Золота появилась подпись императора Тита Мида Второго, Империю потеряла сама Империя. Однако ни для кого не было секретом, что военные действия прекратились только потому, что продолжать их не могли обе воюющие стороны. Сама же война не закончилась с подписанием Конкордата. Это понимали все: император, после заключения мирного договора разом постаревший на несколько десятилетий, его талморские "советники", за величавой поступью которых скрывалось постоянное ожидание нападения, придворные... рядовые легионеры и простые жители Империи. Война не закончилась. Она затаилась до поры. До того момента, когда места погибших отцов в строю займут повзрослевшие сыновья... Они уже подросли — дети тех, кто сражался и умирал в одном строю с тобой, Цицероном Туллием... тогда еще даже не легатом.
К этому, новому лику войны ты оказался не готов. Талантливый стратег, ты оказался профаном в искусстве дипломатии, когда поля сражений сменились бальными залами, кожа и сталь доспехов Легиона — шитьем и бархатом нарядов вельмож, а хриплые крики легатов на "основном командном" — мягкими и вкрадчивыми голосами придворных льстецов, льющих в уши яд изысканных речей. И враги... прежде встречавший талморцев острием своего меча, теперь ты был вынужден раскланиваться с ними и вежливо улыбаться. Получалось не слишком хорошо, потому что тебе каждый раз больше всего хотелось наотмашь ударить по желтокожему надменному лицу — чтобы боль исказила резкие черты, стирая ненавистную спесь, а кровь залила шелка и бархат вычурного одеяния. В точности, как на допросах во время войны. Кстати... ту самую магию, что, по словам самих альтмеров, течет у них в жилах, ты так и не увидел. Только кровь. Алую, фонтанами бьющую из разорванных артерий. И темно-багровую, порой до черноты, лениво текущую из вен. Такую же, как у людей...
Пальцы скользят по гладкой ножке серебряного кубка с вином, рука подносит его ко рту, не прерывая течения мыслей. За прошедшие с тех пор годы ты множество раз думал об этом, пытаясь представить, что могло бы быть, если... И раз за разом приходил к выводу, что "если" быть попросту не могло. Ты солдат. Как хороший солдат, ты мечтал стать генералом... и стал им. Но кто же мог знать, что быть простым легионером легче?
И проще.
Малодушная, трусливая мысль. Но сейчас, прислушиваясь к шагам патрульных легионеров на фоне шума засыпающего лагеря, ты можешь себе позволить так думать. Хоть и недолго.
Двадцать пять лет хрупкого мира... И двадцать пять лет непрекращающихся сражений по всей истерзанной Империи. Банды мародеров, терроризирующих окрестности Лейавина, разграбленного войсками Доминиона. Многострадальный Кватч, который постигла та же судьба. После были скинградские "местные". Вэйрест, разоренный корсарами Золотого Берега, бесчинствовавшими в заливе Илиак. Охваченный хаосом скумовой войны Бравил. Передел власти между преступными синдикатами Чейдинхола... Бесконечные стычки вдоль границ с Валенвудом и Эльсвейром. Ты побывал везде, наводя порядок и восстанавливая мир.И в какой-то момент был готов поверить, что тебе это удастся...
Но громом среди ясного неба прозвучала весть — в Скайриме мятеж. Торуг, верховный король убит. Убит новым ярлом Виндхельма, Ульфриком, прозванным Маркартским Медведем после учиненной им резни в столице скайримского Предела... и предводителем мятежа. Народная молва уже дала ему новое имя — Буревестник.
Немыслимо. Глупо. Вместо того, чтобы объединиться перед лицом внешнего врага, он решил разорвать на части и без того ослабленную страну. Зачем? Почему?!
Взгляд почти против воли скользит в сторону, туда, где на углу стола скромно притулился десяток листов пергамента, вложенных в коричневую кожаную обложку, и ты качаешь головой, делая очередной неторопливый глоток вина.
Хелген. Его гибель ты будешь помнить долго. Твой первый триумф в подавлении мятежа... и твое первое поражение. Захват Ульфрика и его же бегство... И смерть, спустившуюся с небес в обличии огромного дракона. Именно в тот день пришла она — боль в груди, словно сердце проткнули тонкой иглой. И оставили там.
Эленвен. Ни до, ни после того случая она не интересовалась судьбой военнопленных. Почему она оказалась там именно тогда? Первый эмиссар Талмора примчалась в Хелген, едва не загнав коня насмерть, требуя передать пленников ей. Было ли дело в Ульфрике? Документы на столе подсказывают, что да. Несмотря на то, что достал их и принес тебе тот, кто также мог оказаться объектом пристального интереса со стороны Талмора.
Довакин.
Глупое корявое слово, так не идущее обладателю этого сомнительного прозвища. Драконорождённый — вот что оно означает на языке Империи. Впервые ты увидел его в Хелгене — молодой на вид рыжеволосый альтмер. Как он оказался в повозке с головорезами Ульфрика?..
Ты не помнишь.
Зато перед глазами встает другое воспоминание: этот же альтмер, только что принесший присягу, запрокидывает голову к закопченному потолку, произнеся странную фразу:
"Хэй, Вульф! Теперь я — самый старый легионер Империи..."2 — и тихо смеется, словно услышав ответ.
Кто такой этот Вульф? Эльф только рассмеялся, когда ты спросил его, и сказал лишь, что ты все равно ему не поверишь. А ты чувствуешь, что этот Вульф, кем бы он ни был, чем-то важен для тебя... и не только для тебя. И еще то, что альтмеру недолго ходить под твоим началом...
Предмет твоих размышлений внезапно оказывается рядом и, дождавшись разрешающего кивка, наливает себе вина и усаживается на свободный стул. Эту поразительную способность проникать куда угодно ты оценил еще тогда, когда увидел альтмера на приеме у Эленвен, обменивающимся любезностями с маркартским эмиссаром и самой хозяйкой приема. Вспоминаешь, как он, прогуливаясь по залу, словно невзначай прошел мимо тебя, тихо обронив совет ничему не удивляться и ничего не предпринимать. Полученным правом на неуставное общение он с тех пор воспользовался только дважды. Сегодня. И наутро после того приема, когда ввалился в твои покои, переодетый в наряд талморского юстициара, разбудив тебя словами "Генерал, вы должны это увидеть!" и буквально впихнув тебе в руки ту самую коричневую папку с документами. Досье Ульфрика Буревестника, мятежного ярла и... агента Альдмерского Доминиона.
Кто бы мог подумать? Гордый, свободолюбивый "сын Скайрима"... Теперь-то ты понимаешь, в чем дело. Одним из пунктов Конкордата был запрет поклонения Талосу. Основателю Империи при жизни и её покровителю после обожествления. На этом-то и сыграл мятежный ярл, расколов Скайрим на два враждующих лагеря. Однако кто мог предположить, что за его действиями стояла чужая воля?
Воля Талмора.
Память щекочет странная деталь: Ульфрик, по сведениям разведчиков проповедовавший среди последователей непримиримость в борьбе с имперцами, при захвате не оказывал сопротивления. Покорно дал себя связать и даже заткнуть кляпом рот — о его способности расшвыривать противника с помощью крика... нет, Крика, с большой буквы, ты был уже наслышан. Способности, которой он в тот раз почему-то не воспользовался.
Эльфы живут долго. И так же долго взрослеют. Двадцать пять лет для них — срок маленький. В отличие от людей. Еще живы те, кто сражался в войне с Альдмерским Доминионом. Но уже успели вырасти и заматереть их сыновья... а у некоторых и внуки. Альтмерам же нужно намного больше времени, чтобы нарожать и вырастить новых солдат. И восстание Буревестника дало им это время, заодно ослабляя Империю. Скайрим, её верный сторонник, родина лучших воинов — после редгардов Хаммерфелла — задыхается в братоубийственной войне...
Как же все-таки жаль, что полученные документы не обнародовать. Упрямые недалекие Братья Бури... Они хотят отмены запрета на поклонение Талосу, мечтают о независимости Скайрима от "слабой" Империи, впустившей на их землю ненавистных талморцев. И не понимают, что дорогу в Скайрим Талмору открыл именно их обожаемый главарь и никто более. Не хотят понимать. Проклятые мятежники...
— Почему Мавен? — неожиданный вопрос сбивает тебя с мысли.
И ты невольно морщишься, борясь с желанием брезгливо сплюнуть. Мавен Черный Вереск. Будь твоя воля, ты бы вздернул эту гадину на первом же суку. Вместе со всем её семейством — донесения о произволе, творящемся в Рифте при её содействии, ты получил в количестве, превышающем всякие разумные пределы задолго до того, как владение было отбито у Братьев Бури. Но нельзя. Тебе было "настоятельно рекомендовано" передать место ярла именно ей. Да и некому больше было. Как ранее, в Фолкрите, пришлось посадить на трон глуповатого себялюбивого сопляка. Просто потому, что других кандидатов не нашлось. И ты почти уверен, что твой собеседник понимает это не хуже тебя. Поэтому ты оставляешь вопрос без ответа, в очередной раз задавая свой — тот, что волнует тебя уже несколько месяцев:
— А все-таки, кто такой Вульф?
— Самый старый солдат Империи, — прячет тонкую улыбку за кубком легат.
— Это я уже слышал, — чувствуешь ты подступающее раздражение, — я хочу знать, кто он.
— Зачем вам это, генерал?
Ты молчишь, не зная, как объяснить эту необходимость. А альтмер усмехается — устало и горько:
— Вам так хочется услышать сказочку о том, как давным-давно, перед самым Кризисом Обливиона, один молодой и наивный мер шел убивать своего бывшего лучшего друга... почему? Потому что так распорядилась судьба... и император, пославший его далеко на восток... И вот, в последнем поселении этот молодой глупый мер встретил старого мудрого человека в доспехах Имперского Легиона.Давшего ему совет, утешение и напоследок сделавшего ему подарок — монетку на удачу. Старик сказал, что его зовут Вульф. Несколько лет спустя мер отдал эту монетку своему другу — далекому праправнуку старика по имени Мартин, которому тоже предстояла смертельная битва, но... видимо, удача иссякла. Мартин победил, но ценой победы стала его жизнь...
Мартин... Мартин?! От возникшей догадки перехватывает горло, но ты пересиливаешь себя и все-таки спрашиваешь:
— Как полностью звучало имя этого... Мартина?
Взгляд легата на какое-то мгновение придавливает тебя к стулу, но он все же отвечает:
— В хрониках его позднее величали Мартин I Септим. Последний император...
...династии Септимов.
Всем своим существом ты осознаешь — альтмер не лжет. Это было. Все было. И монетка на удачу, и дружба с последним Септимом... О том, кто такой Вульф, ты уже не спрашиваешь, настигнутый запоздалым пониманием, почему легат все это время столь упорно отмалчивался. Далекий прапрадед Мартина и "самый старый солдат Империи" — это тот, кто её и создал.
Тайбер Септим. Первый император.
И — Талос. Девятый бог.
Тот, поклонение которому запрещено по условиям Конкордата Белого Золота. Тот, чье имя поднял на стяг Ульфрик Буревестник, подняв мятеж против Империи...
Подумать что-то кроме этого ты не успеваешь, слыша голос легата:
— ...авшим наследие предков потомкам узурпатора-коловианца, но старику бы не понравилось, что его детище рвет на части, прикрываясь его же именем, амбициозный сопляк, пляшущий под музыку врагов Империи. Даже если сама Империя уже совсем не та, что раньше.
— А то, что поклонение ему запрещено? — не удерживаешься ты.
"Узурпатора-коловианца" ты ему прощаешь. Тот, кто получил благословение от Тайбера Септима, может позволить некоторую резкость суждений. Вдали от чужих ушей, конечно. Потому что, при всем к нему уважении, Тит Мид Второй — не Тайбер. Далеко не Тайбер.
К твоему удивлению, легат пожимает плечами.
— Мне кажется, что ему на это плевать. Того же вайтранского горлопана он сам отлупил бы за низкопоклонство. Или высек. Вера, она должна быть в сердце. Орать о ней на всех углах не нужно.
Некоторое время вы молча потягиваете терпкое красное вино с солнечных скинградских виноградников, думая каждый о своем. Два самых старых солдата Империи, не считая Фейсендила, заставшего еще "ночь зеленого огня" в Сентинеле, случившуюся полтора столетия назад. Тоже альтмера, и тоже легата. Но Довакин, судя по его рассказу, намного старше Фейсендила. Хоть и выглядит едва вошедшим в возраст.
— А ты сам-то веришь? — наконец, спрашиваешь ты.
Возможный ответ страшит... но в то же время наполняет сердце какой-то странной надеждой. Неясной тебе самому.
Легат долго молчит, но лицо, узкое породистое лицо чистокровного высокого эльфа с каждой минутой все печальнее.
— Не знаю, — произносит, наконец, он. — Не уверен — не в нем, в себе. Да и неважно это. Гораздо важнее, веришь ли ты, — и, с негромким стуком ставя на стол пустой кубок, добавляет. — Уже поздно, генерал... Завтра Виндхельм.
Верно. Завтра Виндхельм.
С этой мыслью ты опрокидываешь остатки вина себе в рот и идешь спать. Хотя уверен, что заснуть не удастся...
— Заприте дверь, — коротко бросаешь ты, когда окованные железом створки захлопываются за вами. — Нам не нужны неожиданности.
Торопиться некуда — Виндхельм, по сути, взят, сопротивление сломлено, редкие мелкие стычки не в счёт. Остался только сам Ульфрик.
Но осторожность все же не повредит.
— Уже, — откликается из-за спины Рикке.
Вовремя — с той стороны в дверь с грохотом врезается кувшин с "двемерским огнём". И ты невольно отшатываешься, сквозь зубы костеря и изобретение безвестного алхимика и криворуких придурков, обслуживающих баллисты: "двемерский огонь" — штука неприятная и близкого знакомства с ней лучше избежать.
— Генерал! — тут же укоризненно произносит Рикке.
Даже в такой ситуации она верна себе.
Хадвар — ещё один способный и, что немаловажно, преданный Империи солдат — тихо смеётся, шёпотом повторяя особо понравившиеся обороты. Ты невольно улыбаешься — в молодом легате ты иногда видишь себя. Такого же горячего мальчишку, каким был сам тридцать лет назад... А иногда — сына. Которого у тебя никогда не было.
Ульфрик не один. Галмар Каменный Кулак, его военачальник и телохранитель, в офицерской броне Братьев Бури похожий на вставшего на задние лапы медведя, стоит перед троном, сжимая в руках огромную нордскую секиру и ожидая только сигнала, чтобы атаковать врагов своего ярла. Однако тот медлит, с каким-то странным ожиданием поглядывая на размеренно шагающего за тобой — позади и немного слева — альтмера.
И у тебя есть предположение, чего именно он ждет. Совершенно напрасно, на твой взгляд. Однако желание обернуться через плечо почти невыносимо.
— Ульфрик Буревестник, ярл Виндхельма, — снова, как тогда, в Хелгене, произносишь ты, — я предъявляю тебе...
Сидящий на троне норд лениво слушает предъявляемые обвинения. Предательство Империи, загубленные жизни множества людей — ему на это плевать... ведь цель оправдывает средства, разве нет?
Оправдывает, да — ты не раз думал так же, жертвуя жизнями вверенных тебе солдат. Но далеко не всякая цель.
— ...и наконец, в пособничестве Талмору, — повинуясь какому-то наитию, заканчиваешь список обвинений ты.
Лицо Ульфрика мгновенно каменеет, а сам он подбирается, словно горный лев перед прыжком. В родном Сиродииле тебе не раз доводилось охотиться на них. И быть объектом их охоты — тоже.
— Ложь! — рявкает Галмар. — Мой господин...
— Нет, — качает головой Рикке. — Я сама видела эти документы. В них говорится...
— В сторону, Галмар, — негромко, но властно произносит Ульфрик, приподнимаясь на троне, отчего нордка замолкает на полуслове и отступает на шаг. — Пора покончить с этим. Фу-ус... — гулко выдыхает он.
Ты почти воочию видишь, как тугая волна сгущающегося воздуха несется в вашу сторону — чтобы смять, оглушить и отбросить прочь... как сухие осенние листья. В груди, под литой пластиной доспеха зарождается первая искра боли — той самой, с Хелгена...
— РО-ДА-А!!! — оглушительно рявкают у тебя из-за спины.
И вторая волна встречает первую на середине пути, взвихрив воздух в шаге от замершей Рикке. Этот вихрь подхватывает бросившегося вперед Галмара и с силой швыряет на ступеньки тронного возвышения. Самого же Буревестника буквально вбивает в каменную спинку трона.
— Ого, я тоже так хочу! — восхищённо выдыхает Хадвар.
— До... Довакин? — ошеломлённо кашляет Ульфрик. — Ты не... не...
Лежащий на ступеньках Галмар, застонав, пытается подняться и... с криком падает, в ужасе глядя на ставшие вдруг непослушными ноги — больше ему не встать. А Ульфрик вытаскивает из поясной петли топор и с хриплым воплем бросается на тебя. Нет, на альтмера. Впрочем, тому даже не приходится доставать меч — Хадвар и Рикке отбрасывают мятежного ярла обратно.
Глядя на скорчившегося в луже собственной крови предводителя мятежников, ты вдруг понимаешь, насколько ты... устал. Устал от войны. От политики. Устал лавировать между требованиями Империи, многозначительными намеками талморцев и притязаниями местных ярлов. Доспехи, с которыми ты, как считал раньше, давно сроднился, вдруг оказываются непомерно тяжелы. И приходится прилагать немалые усилия, чтобы не сгорбиться под этой тяжестью, когда ты вновь обращаешься к Ульфрику:
— Хочешь ли ты сказать что-нибудь, прежде чем я отправлю вас в...
На язык так и просится "в Обливион", где предателю и убийце, без сомнения, самое место, но что-то тебя останавливает. Поэтому ты, слегка — на большее не хватает сил — развернувшись к Рикке, уточняешь:
— Куда вы там отправляетесь после смерти?
— В Совнгард, — напряжённо отвечает она.
Хадвар гневно сверкает глазами и зло бормочет про алдуинову пасть — от своего приятеля-альтмера молодой легат знает об истинной роли мятежного ярла.
— Что ж, — вздыхаешь ты, — пусть будет Совнгард...
— Пусть... — Ульфрик чуть поворачивает голову, ловя взгляд альтмера, — пусть это сделает... Довакин. Песня получится... красивее, — со странной улыбкой поясняет он.
— Что скажешь, легат? Ты или я? Мне, если честно, плевать, кто отправит его к праотцам, — тебе и впрямь плевать.
Хочется просто покончить с этим фарсом как можно скорее...
— Нет. С меня довольно крови.
Ты даже не удивляешься, услышав этот ответ. Наверно, потому что ощущаешь нечто похожее.
— Что ж, — один удар и голова Ульфрика катится по плитам пола, оставляя кровавые следы.
А ты прикрываешь глаза, пережидая приступ боли в груди и думая, что надо продержаться ещё немного.
— ...хранит тебя Талос, — звучит рядом голос Рикке.
— Что вы сказали, легат? — вскидываешься ты.
— Ничего, — Рикке отводит взгляд. — Просто попрощалась.
— Да, — киваешь ты на эту очевидную ложь, — конечно.
Следующей ночью, когда ты сидишь, составляя доклад для императора, в небе над Виндхельмом кружит дракон. Поневоле прислушиваясь к его рыку, ты ясно слышишь протяжное "Доваки-ин". И, отложив недописанный доклад, начинаешь составлять прошение оставить тебя здесь, в Скайриме.
Зачем?
Ответа на этот вопрос у тебя нет. Ты по-прежнему ненавидишь здешние морозы и совершенно не понимаешь местных нордов и их странные обычаи... Но понимая или нет, ты научился их уважать и чувствуешь — всей своей старой битой шкурой чувствуешь — что твое место — здесь...
____________________________________________________________________________________________________
1 — есть версия, что прообразом генерала в некоторой степени послужил реальный человек — Марк Туллий Цицерон, древнеримский политик и философ.
2 — TES-III:Morrowind: под видом пожилого легионера по имени Вульф в Призрачных Вратах ненадолго появляется Тайбер Септим, который дарит протагонисту "Счастливую монету старика". При разговоре сообщает о себе, что он "самый старый солдат Империи, старше самого старого Императора".
