Летняя школа/finally, I added

Finally, I added

Летняя школа

Я большой трус. Я так боюсь боли, что иду к ней навстречу. Я так боюсь стыда, что спешу осудить себя прежде, чем меня осудит кто-то, кого я... почитаю. Я так боюсь любого выбора, что выбираю для себя самое плохое — лишь бы точно знать, что хуже не будет и быть не могло.

Ольга Брилёва. По ту сторону рассвета

Глава 1. Умирать заживо

ПЫЛЬ

...Грядущей тьмы кошмаром веет

от безысходной пустоты

Кротовых нор,

где лишь цветы

Созвездий за пределом поля.

И залежи безмерной боли

И за чертой и у черты...

[Костя Марков]

Не то чтобы я не догадывалась, что мой приезд в патрульной машине расстроит родителей, но что я могла поделать? Пока что все было именно так, и я не контролировала ситуацию, зато мне было глубокомысленно наплевать.

Меня водворили на крыльцо нашего дома, уже давно знакомые мне напарники копы, и при чем не слишком то со мной фамильярничая, прислонили едва державшуюся на ногах к дверному косяку. А когда дверь на звонок открылась и выглянула испуганная мама, они не стали скрывать мои очередные подвиги.

— Мэм, — офицер Кейзек кивнул ей, и голос его был столь же строг и официален, как и его форма. Я улыбнулась, посмотрев на него, за что схлопотала хмурый взгляд его напарника. — Мы снова поймали ее за раскуривание травки возле ночного клуба. Кажется, в прошлый раз мы уже предупреждали вас об этом?

Слова прозвучали как вопрос, но это было не так. Голос офицера точно и ясно давал понять, что очередной визит в этот благопристойный дом, им очень не нравится, и родители могли бы сделать хоть что-то с этим. Я опять глупо усмехнулась, не понимая в чем именно проблема? Мне исполнилось 18, и я могла делать все что хочу, и когда хочу, а тем более, где хочу, и родители не могли с этим ничего сделать. Другое дело, что это закононаказуемо поступать так, как сегодня поступила я, и вот таких проблем можно было избежать, но я сглупила. Поторопилась. Пожадничала. Устала. На дискотеке было все так...серо. Или это мне все вокруг казалось серым? И когда кто-то из компании предложил — я не отказалась.

Сонные и усталые глаза мамы вопили о несправедливости того, что она должна с этим разбираться. Ну а как же, если бы мой брат был бы еще живой... — я четко слышала слова мамы в своей голове. Ну и чтобы тогда случилось? Окажись Меттисон жив, что он мог бы поделать с моим поведением, стилем жизни или тем более пофигизмом? Что? Да ничего, потому что тогда бы все было проще.

Во время того, как происходила эта сцена на пороге нашего дома, наконец из соседних домов начали выходить соседи. О! Это было поистине зловещим зрелищем для мамы. Тараканы начали покидать свои теплые гнезда, чтобы поживиться крошками культурного падения дочери банкира. Для меня их появление было еще большим кайфом, чем трава, из-за которой собственно говоря я и попала в данную ситуацию.

Сначала в окнах зажигался свет, следом он появлялся перед домами соседей, и постепенно один за другим черные тени скользили аккуратно на ступеньки своих прилизанных домиков, видимо совершенно забыв, что нужно было полить цветочки на клумбах, и исправить подобное нужно непременно в 3 часа ночи.

Наблюдая за этим, я с довольной усмешкой покачнулась на ногах, и опять нашла опору в косяке двери. Мне казалось дерево такое мягкое, что я вполне могла так и заснуть, стоя на ногах. Мне стало хорошо. Совсем ненадолго, понимала я, но пока продолжался весь этот позор, я чувствовала себя великолепно...я чувствовала себя живой.

— Я даже не знаю, что вам сказать...— голос мамы звучал глухо, несколько виновато, но вовсе не сердито. Нет, на меня она не злилась, скорее всего, ей было все равно, что со мной происходит, но ей не было все равно, что подумают о них в городе, а тем более на этой улочке "Американская мечта". Меня затошнило.

— Может вы наконец упечете меня в тюрьму? — влезла в разговора я, снова повторяя уже сказанные ранние мною слова, но еще в патрульной машине. И опять эта парочка просто глянула на меня хмуро, начисто проигнорировав мое мнение. Еще бы, отец ведь собирался баллотироваться в меры, так зачем портить себе будущее, сажая дочь начальника? За это я не могла их ненавидеть — у них были семьи, которые нужно кормить, и выбрыки еще одной дурноватой, разбалованной дурочки им не были нужны. Спасибо и на этом — пусть их хмурость не переживание за меня, зато и не поблажливость, как к слабоумной.

— Лучше помолчи, — огрызнулся отец, возникая откуда-то с заднего двора, где у нас был домик для гостей и завязывая на ходу полы халата. Лицо его побагровело, когда он заметил соседей, а потом мой обдолбанный взгляд. Я ему улыбнулась — зло и вызывающе. Как мне хотелось, чтобы он сейчас меня ударил, повел себя, как настоящий папа, а не просто злился из-за внимания соседей. — Мы не могли бы пройти в дом, и обсудить сложившуюся ситуацию?

Папа был неплохим бизнесменом и экономистом, наверное потому он хорошо подходил на роль политикана. Вот и теперь он вовсе не проявлял настойчивость, а только учтивость, словно полицейские приехали просто в гости, а не с официальным визитом. Итак, поняла я, не спать мне сегодня в камере. В прошлый раз я навела интересные связи с местными проститутками, и как оказалось это такие же девчонки как и я...хотя нет, им также некоторым было по 18, но они были еще мертвее меня в середине. Они были опущенными, усталыми, словно умерли, но все еще продолжали двигаться. И это было нормально для их профессии — впереди не было ничего кроме насилия и наркотиков. А у меня впереди вообще не было ничего, так что шансы на скорую смерть уравнивались. Странно, по тому как я говорила, они приняли меня за свою. Когда меня это перестало пугать? Пока что страх лишь развлекал.

Один из офицеров опять-таки же грубо схватил меня за предплечье и потащил в дом, а за тем на кухню подальше от разговоров его напарника с родителями, и только теперь я смогла понять, почему же мама так нервничала — он был одним из одноклассников брата. Она чувствовала себя виноватой перед ним, так, словно это омрачало память брата. Мстительность тут же взыграла во мне.

— Хочешь перепихнуться? — спросила я, и сев на стульчик на кухне, призывно перекинула ногу на ногу. Вряд ли получилось как в Основном инстинкте, так как я практически свалилась со стула, а за тем расхохоталась.

— Ты сошла с ума, Валери, — покачал головой он, и его глаза даже на краткий миг не зажглись возбуждением при виде меня. Как странно, в который раз подумала я, так как меня хотели все. Я Барби — и я себя за это ненавижу. У меня было все то, что может хотеть Барби — аккуратный рост, точеная фигурка, небесно-синие глаза и настоящие, яркие волосы натуральной блондинки. И последние два качества я ненавидела всей душой. Мое смазливо лицо меня напрягало — особенно когда я видела его в зеркале, моя душа знала, что я должна была родиться с черными глазами и волосами, и вся непосредственная открытая красота, дурочки блондинки с пляжа, меня убивала. И потому меня все хотели, а он смотрел с жалостью. Мне стало стыдно.

Упав лицом на стол, я все же посмотрела опять на него.

— Прости...-выдавила из себя, уже ощущая как легкий дурман рассеивается, и вся без прикрас действительность возвращается на место. Мне действительно стало стыдно перед ним, но вовсе не из-за памяти о брате, а просто потому что его глаза были добрыми, не такими как у других. Конечно же он меня жалел, как и все в этом городе, считая немного ненормальной после того, как умер брат, но это была немного другая жалость. Я видела, как ему хочется взять, встряхнуть меня, и трясти пока мои мозги опять не станут нормальными. Такими, какими были до всего этого. Чтобы я снова стала такой, какой была в 16 лет.

— Кончай весь этот балаган, — настойчиво проговорил он, и я усмехнулась. Уложив голову на согнутые руки, я повернула ее так, чтобы смотреть на него — от стола веяло холодом, словно это разделочный стол мясника.

— Ты о чем? — наигранно удивилась я. — Я не исправима, ты не знал? Психически не устойчивая, и от меня ничего не зависит. Иди, послушай, родители тебе лучше объяснят.

— Я и так прекрасно знаю, что ты вменяемая... — грубо отрезал он, и глаза парня сверкнули не добро. Он потер устало свое лицо, видимо ночка выдалась нелегкой, и я отметила, что на его левой руке красиво поблескивает обручальное кольцо. Он пока что был первым парнем из класса брата, кто был женат, а тем более имел детей. — И я все прекрасно слышал, что они говорят. Мне жаль, что тебе приходится все время это терпеть.

Не сговариваясь, мы оба посмотрели на холодильник, где были наклеены фотографии брата, как посмертный алтарь ему. Жаль, что он еще не видел комнаты Меттисона. Вот там был настоящий алтарь. Его вещи, нетронутые так и стояли на местах, где он оставил их, когда уезжал в командировку в Ирак. Мама убирала там каждый день сама, не позволяя никому прикасаться к вещам брата, даже нашей служанке. Иногда мне хотелось влететь туда и все разгромить, просто вдребезги крушить вещи, а за тем поджечь и смотреть как огонь, наконец выжжет там черную пустующую дыру, каковой и была на самом деле эта комната. Мне этого ужасно хотелось, но даже не смотря на весь свой протест, я бы так никогда не поступила. Меттисон оставался моим братом, не смотря на то, что даже после своей смерти умудрялся мне пакостить. До того, он был просто первым и самым любимым, после его смерти — никого не осталось. Меня словно уже не было в этом доме.

— Мне тоже, — глухо прошептала я. Поднимаясь со стульчика, я устало переставила ноги на пол, а за тем заставила себя устоять. Дурь прошла, но осталась слабость. — Думаю мне пора спать, они все равно меня не выгонят из дому, особенно пока соседи на улице. А они еще там, поверь мне!

Парень мрачно улыбнулся. Уж он то знал, какими здесь бывают люди, ведь жил не так далеко от нас, по крайней мере когда-то.

— Не стоит тебе зарываться с ними, — он предупреждающе схватил меня за руку, когда я хотела пройти в комнату. — Я боюсь, что тебя однажды запроторят в дурдом.

— Я буду только рада этому, — отозвалась я, с легкой почти мечтательной улыбочкой. — Думаю дурдом ни чем не хуже этого дома. Все такие же психи по соседству, и бездушный персонал.

— Не шути с этим... — опять попытался дать мне совет коп, но он не понимал, что мне действительно пофиг.

— Прости, не думаю, что я расположена к общению в данный момент.

Когда я вышла в гостиную, милую комнатку, прямо из журнала, родители беседовали со старшим из этой парочки копов, и в который раз, вес отца спасал меня от ночи в камере. Я не была удивлена, и тем более не была благодарна, все происходящее я принимала как должное.

— Доброй ночи, шеф, — ухмыльнулась я, и не обращая внимания на родителей, потопала наверх. В свою комнату, единственное место, которое хоть сколько-то значило для меня в доме.

Я знала, каким убийственным взглядом меня провожает отец, что мама почти в коматозе, а офицер Кейзек, в который раз не может понять: Что черт возьми творится с этой семьей?!

Два года назад мы считались оплотом этой улочки и городка целиком, но после смерти брата, мама превратилась в робота, отец стал гулять на право и на лево, ища любую юбку, ну а я...по мнению города я сошла с ума. Хотя я то точно знала, что меня сводили с ума мои родители. Безучастные ко всему что со мной происходило, они вряд ли замечали мое сумасшествие. Ну, если только меня не привозили копы, и за этим не наблюдали соседи. И я мстила им за это и за тот алтарь, что был устроенный для мертвого, в доме, где еще остался кто-то живой. Или уже и нет? по моим ощущениям это было скорее нет, чем да.

И как же все это надоело!

Вскоре, как только я упала на бледно-лиловое покрывало своей кровати, меня начало тошнить. Трава значит, все же была паленой, констатировала я, проводя свое время до 5 утра возле унитаза. Но я никуда не спешила. В прошлом году я так и не окончила школу, в этом году опять-таки не доучилась буквально месяц, чтобы получить аттестат. Я была пока что ни чем — ни будущего, ни образования, ни планов на поступление куда-либо. Да и какие планы, если у меня даже не было справки "я видела школу".

Все что у меня было — это мой парень и соратник по всем неприятностям в которые я попадала. Потому я и выбрала его — там где был Адам, там были неприятности. И в любые другие дни с ним так же было классно, так как может быть классно с лучшим другом.

Мы были вместе уже год. И даже если бы наш секс был вершиной наслаждения в этом мире, я бы все равно не назвала наши отношения любовью. Как то язык не поворачивался назвать секс, наркотики и рок-н-ролл, то есть все что он мне мог предложить, любовью. И все же Адам именно так об этом и говорил. Как же я всегда смеялась, слыша от него подобное. И если мне хоть иногда хотелось романтики или нежности, я просто заставляла его спать со мной, и так, чтобы я уже ни о чем подобном подумать не могла. Теплоты не существует — ни в чувствах, ни в людях, стоит об этом помнить, и не поддаваться на девичьи фильмишки.

Когда наконец спазмы перестали сдавливать желудок, я улеглась в кровать, все так же не расстилая постель. Так я спала уже примерно неделю, и как оказалось, ничего не делает тебя злее, чем плохой сон, и неудобная кровать. А мне хотелось быть злой, особенно на утро. Я специально навела будильник, чтобы не пропустить, когда отец спустится вниз, чтобы ехать на работу. Мне хотелось знать, что же они мне скажут. Если вообще прозвучит хоть что-то и меня заметят.

Конечно же 2 часа сна, не привели в чувство мою голову, но и слишком уж побитой или отравленной я себя не ощущала, мне все еще не было так плохо, как я того добивалась. Папа как раз бодро сбегал вниз, словно и не было ночного визита полисменов, и едва удостоил меня раздражительного взгляда. Взгляда полного страха, затаенного и явного, и меня чуть не стошнило от этой лживой трусости. Я ведь понимала, что его пугают мысли о моей смерти от его рук. И он, как и мать думает, что лучше умерла бы я, а не мой брат. И вот это его пугает.

— Ну и чем ты собираешься сегодня заняться? — поинтересовался грубо он, понимая, что от меня будет не столь легко избавиться, как и от своего страха, пусть он его и игнорирует. Особенно если учесть, что если я чего-то хочу, то буду настырной. Иногда действуя на публику, я любила бежать за машиной отца, будто бы собачонка. Конечно же, веса в глазах соседей ему от этого не добавлялось.

— Ни чем.

Я села на тот же стул, где и вчера ночью, но не собиралась ничего есть или пить, так как все еще чувствовала тошноту. Отец хмуро глянул на меня, но так смотрят на надоедливую деталь интерьера, которая никуда не вписывается, а выкинуть ее жаль.

— И долго ты будешь, вот так склонятся без дела, и испытывать наше терпение? Однажды кто-нибудь из копов не послушает меня, и ты опять окажешься в тюрьме. И одного дня я не стану тебя вытаскивать — отсидишь то, что заслужила.