Сказка о добром драконе

Кеннет ГРЭХЕМ

СКАЗКА О ДОБРОМ ДРАКОНЕ

Kenneth GRAHAME

THE RELUCTANT DRAGON

Перевёл с английского

Самуил ЧЕРФАС

Давным-давно — может, сто лет назад, а может и ещё раньше — в домике на полпути между селом и вон тем откосом Даунских гор, жил пастух со своей женой и сынишкой. Целые дни, а если надо было, то, порой, и целые ночи, проводил пастух на широких, как море, отрогах гор. Были там с ним только солнце, звёзды да овцы, но совсем не было людей и не слыхать было их немудрящей болтовни.

Сынишка его, когда не помогал отцу, а, случалось, и когда должен был помочь, сидел, уткнувшись в толстые книги, что давали ему любезные господа и добрые пасторы со всей округи. Родители души в нём не чаяли, гордились им потихоньку, позволив идти своим путём и читать себе вволю. Поэтому и не получал он оплеух, которые, может быть, очень даже заслуживал, а был с отцом и матерью почти как равный. Они же считали, что так и надо, потому что их удел запасаться хлебом насущным, а его — книжной мудростью. И как бы там ни судили соседи, а отец с матерью знали, что книжная премудрость тоже может сгодиться в трудный час.

Мальчик же забавлялся естественной историей и волшебными сказками, набивал себе голову чем ни попадя — а, может, так оно и лучше.

Однажды пастух, которого уже несколько дней томили тревога и смятение, совсем утратил покой души, спустился с гор и пришёл домой, весь дрожа. Сел он у стола, за которым жена его мирно шила, а сын уткнулся в "Приключения Бессердечного Великана", и воскликнул в волнении:

— Довольно, Мария, ноги моей больше не будет в тех горах! Хватит!

— Не горячись так, дай сердцу отойти, — сказала жена, которая была очень рассудительной женщиной, — и расскажи нам прежде, что тебя так всполошило. Вот здесь я, вот — ты, вот — сынок наш, так давай потолкуем и, может, придём умом, что к чему.

— Вот уже несколько дней, как это началось. Помнишь ту пещеру? Никогда она мне не нравилась, и овцы её обходили стороной, а коли овцам что не по нраву, так они знают. Звуки из той пещеры неслись, будто дышит кто там тяжко или стонет, а порой храпит — глубоко-глубоко храп там слышался, настоящий храп — не почудилось. Вот как люди храпят! Знаете?

— Да знаю, — вдруг сказал мальчик, ничуть не удивившись.

— А я весь перетрусил, — продолжал пастух, — но тянуло туда почему-то, спасу нет! И вот сегодня вечером, прежде чем с гор спуститься, я тихонько заглянул в пещеру да и увидел. Боже, как сейчас вижу!

— Кого же ты увидел, — переспросила жена, которой передался его ужас.

— Да его самого и увидел, слышишь! — сказал пастух. — Высунулся он наполовину из пещеры, наверно, вкусить вечерней прохлады, как поэты говорят. Большущий, как четыре лошади, и весь чешуёй блестит: синяя-синяя чешуя сверху, и цвет её мягко менялся, так что внизу она уже была светло-зелёная. А когда он дышал, то над ноздрями будто лёгкий дымок струился, вроде как над белой, как мел, дорогой в знойный день без ветерка. Упёрся он подбородком в лапы, будто размышляя. Тихая такая тварь: не рычит, не буйствует, на задние лапы не встаёт, лежит себе чинно да мирно.

Всё вправду так, ну а мне-то что делать? Чешуя есть, значит и хвостище должен быть, я только, по правде, другого его конца не увидел. Я, знаешь ведь, не привык к такому, чур меня, не вожусь я с ними!

Мальчик, что за всю речь отца так и не поднял головы от книги, вдруг закрыл её, зевнул, хлопнул в ладоши и сказал сонно:

— Ладно, батюшка, не горюй. Дракон это просто.

— Что ты сынок! — вскричал отец. — Что ты знаешь о Драконах, сидя здесь?

— Да уж знаю, батюшка, — невозмутимо ответил мальчик. — Послушай-ка: у каждого из нас есть в жизни своя стезя. Ты всё знаешь об овцах, погоде и прочем, а я — о Драконах. Я ведь говорил, ты сам помнишь, что та пещера наверху — Драконья, что была она раньше Драконьей, и сейчас должна за Драконом остаться, если вообще есть на свете закон и правила. Теперь ты сам сказал, что видел в ней Дракона, значит всё как быть должно. Да я б куда больше удивился, если бы Дракона там не было. Всё в жизни вершится по закону, и если спокойно ждать, то дождешься своего. А теперь оставь это всё мне. Я прогуляюсь туда утречком — нет, прямо с утра не пойду: тут столько дел переделать надо. Да, под вечер, пожалуй, коли управлюсь. Схожу туда, да поговорю с ним, и увидишь — всё будет ладно. Только уж прошу тебя: не ходи туда и не тревожь его без меня. Ты их не понимаешь, а душа у них ранимая.

— Прав он, отец, — сказала разумно матушка. — Как говорит наш сынок, Драконы по его части. Он всех книжных зверей на память знает. А по правде, и меня жалость берёт как подумаю о бедной твари, что лежит там в горах одна-одинёшенька, и никто его не покормит, и не с кем ему словом перемолвиться. Так, может, нам чем помочь ему? А если он вполне благовоспитан, так сынок наш сразу поймёт. Подход у него есть, и все ему обо всём рассказывают.

А на другой день, попив чаю, зашагал мальчик по белой тропке к вершине Даунских гор, и там, конечно, нашёл Дракона: тот лениво лежал на мече прямо у входа в пещеру. Славный оттуда открывался вид! Направо и налево расстилались то голые, то поросшие ивняком склоны Даунса. Впереди раскрывалась долина с кучками крестьянских дворов, ниточками белых тропок во фруктовых садах и возделанными нивами, а на самом горизонте светлыми пятнышками чуть виднелись древние города. Прохладный ветерок ласкал траву, над дальним можжевельником уже поднималось серебристое плечо месяца, и, само собой, на душе у Дракона были мир да лад: мальчик услышал, как он ровно мурлычет. "Вот те на, век живи — век учись! — удивился он. — Ни в одной ведь книге не написано, что Драконы мурлычут".

— Здравствуй, Дракон! — поприветствовал его мальчик, взойдя к пещере.

Дракон, когда услышал шаги, захотел было вежливо встать навстречу гостю, но увидев, что пришёл какой-то мальчишка, сурово нахмурился.

— Не смей меня бить, кидать в меня камни, поливать водой или делать другие пакости — я такого не потерплю!

— Чего мне тебя бить! — сказал мальчик и устало свалился на траву рядом с чудищем. Как мне тошно всю жизнь слушать: "Не смей, да не смей!". Все, кому не лень, только это и говорят. Ты хоть, ради Бога, не говори. Я пришёл просто узнать, как ты поживаешь, как дела, а если я тебе мешаю, могу и уйти. У меня куча приятелей, и никто ещё не жаловался, будто я напрашиваюсь в компанию, если меня не хотят!

— Да что ты вдруг сразу обиделся! — поспешил успокоить его Дракон. — Видишь, хорошо мне здесь, клянусь долгим летним днём. Всё дела, да дела, парень, просто продыху нет. И знаешь, между нами, так надоедает порой!

Мальчик откусил травинку и пожевал.

— Ты к нам надолго? — спросил он вежливо.

— Сам ещё не знаю, — ответил Дракон. — Место вроде неплохое, только был я здесь пока всего ничего, и нужно оглядеться, пораскинуть мыслями в всё взвесить прежде, чем поселиться. Обосноваться — это дело серьёзное. А вот сейчас я тебя удивлю! Ни за что не догадаешься: знаешь, я ведь страшный лентяй и попрошайка!

— Ты и вправду удивил меня, — ответил мальчик признательно.

— Увы — это горькая правда, — продолжал Дракон, усевшись на задние лапы и явно довольный тем, что вдруг нашёл собеседника. — Представь себе, из-за этого-то я здесь и остался. Знаешь, другие мои родичи такие прыткие, такие непоседы, всё носятся, озорничают да буянят. То рыщут по песчаным пустыням, то меряют прыжками морские берега, то гонятся за храбрыми рыцарями, то крадут красных девиц — а мне бы только вовремя поесть, прислониться спиной к камню да сладко вздремнуть, а потом проснуться и поразмышлять, почему всё так в мире устроено, и нет этому ни конца, ни края. Сам ведь понимаешь. Ну, значит, когда это случилось, меня и застало врасплох.

— Когда что случилось, объясни, пожалуйста? — спросил мальчик.

— Я и сам толком не знаю, — вздохнул Дракон. — Только вдруг земля чихнула или вздрогнула, будто дно из бочки выпало. Всё затряслось, загрохотало, загремело, а меня стиснуло где-то глубоко-глубоко под землёй. Да и то хорошо, что нужно мне немного, а там было покойно и тихо, и никто, никогда, ни разу не просил меня куда-то сбегать или что-то сделать. Но ведь ум-то у меня живой, и был вечно занят, честное слово! А время шло, и жизнь стала казаться мне скучноватой. Стал я подумывать, что неплохо бы выбраться наверх и посмотреть, что там все другие делают. Начал я тогда скрести и рыть то в одну сторону, то в другую и добрался, наконец, до этой пещеры. Мне ваша сторона понравилась, и вид здесь отменный, и люди, что я видал, неплохие, и вообще я решил здесь поселиться.

— Чем же вечно занят твой ум? — спросил мальчик. — Вот что я хотел узнать.

Дракон чуть покраснел и потупил взор, а потом сказал стеснительно:

— А ты когда-нибудь, ну, так, для забавы только, пробовал слагать стихи?

— А как же, — ответил мальчик, — ворох целый. Не сомневаюсь, что случались среди них и хорошие, только никому они не нужны. Матушке нравится, когда я их читаю, и батюшке тоже. Но, мне кажется, они не совсем...

— Точно! — воскликнул Дракон. — Ну прямо как у меня! Мне тоже кажется, они не совсем... и ничего им не докажешь. Ты мальчик образованный, на тебе это написано. Ты послушай, что у меня получилось, когда я сидел там в глубине, и скажи по честному. Как здорово, что я тебя встретил, и другие соседи, надо надеяться, такие же приятные люди. Вот приходил сюда вчера вечером один очень милый старик, но, кажется, не хотел меня беспокоить.

— Это был мой батюшка, — сказал мальчик. — Да, он очень милый старик, и, если хочешь, я тебя когда-нибудь с ним познакомлю.

— Не могли бы вы вдвоём прийти сюда завтра. Мы пообедали бы и поговорили, — попросил Дракон с нетерпением. — Ну, конечно, если у вас нет более важных занятий, — добавил он вежливо.

— Спасибо тебе огромное, — сказал мальчик, — только мы никуда не ходим без матушки, и скажу тебе честно: боюсь, что ты ей не понравишься. Понимаешь, ведь ты — Дракон, и никуда от этого не денешься. А когда ты говоришь, что надумал здесь поселиться, и о соседях, мне кажется, что ты не совсем понимаешь своё положение: ты ведь враг рода человеческого!

— Да у меня во всём мире ни одного врага нет! — рассмеялся Дракон. — При моей-то лени да ещё врагов себе наживать! А если порой мне хочется почитать кому-то свои стихи, так я ведь и их стихи с удовольствием послушаю.

— Милый мой! — вскричал мальчик. — Ну, постарайся правильно понять своё положение. Если другие люди обнаружат тебя, они придут сюда с пиками и мечами, и с чем попало. Они ведь считают, что тебя нужно убить! Ты ведь для них пагуба и чудище зловредное!

— Ни слова правды в этом! — возмутился Дракон и грустно покачал головой. — Я готов предстать перед самыми суровыми судьями, а вот тебе в доказательство сонетик, который я сочинил, пока ты поднимался в гору...

— Да пойми ты, — закричал мальчик, вскочив на ноги, — я должен идти домой, и нет у меня времени для сонетов: меня мама ждёт! Я к тебе как-нибудь завтра загляну, только уразумей, что для людей ты — проклятие и кара Божья, а иначе попадёшь ты в переплёт, и совсем не в книжный. Доброй ночи.

Уговорить родителей оказалось легче лёгкого: они знали, что их мальчик в чудищах из сказок смыслит больше всех и верили ему на слово. Сын представил своего батюшку-пастуха со всеми почестями, и со всех сторон было высказано множество любезностей и добрых вопросов. Но матушка, хоть и порывалась помочь, чем только могла: и заштопать, что надо, и в пещере прибрать, а, может, и сварить чего, когда все мысли Дракона уйдут в сонеты, и он забудет о еде — мужчины ведь вечно такие — никак не хотела его признавать. Дракон — он Дракон и есть, и они знать не знают, как он здесь появился: это было её последним словом. Но она охотно согласилась, чтобы сынок её наведывался туда по вечерам для тихих бесед, но домой возвращался не позже девяти.

О, сколько же задушевных бесед провели они, присев на меч, и сколько замечательных историй услышал мальчик о той давней поре, когда Драконов было видимо-невидимо, и мир не был таким вялым, а жизнь была полна захватывающих приключений, поворотов и неожиданностей.

Но то, чего опасался мальчик, вскоре случилось: ведь даже скромнейший и любезнейший Дракон на свете, если он ростом с четырёх лошадей да покрыт синей чешуёй, не может совсем спрятаться от людских глаз. И поэтому в сельской таверне судили да рядили вечерами о том, что появился-де в даунской пещере Дракон, сидит там и о чём-то размышляет. Селяне, хоть и были изрядно напуганы, но и гордились: ведь иметь своего местного Дракона — это вроде как отличие, вроде как перо в шляпе носить. Все, однако, были согласны, что допускать такого нельзя. Омерзительное чудище нужно убить и освободить край от этой напасти, проклятия и карающего бича. А что ни один курятник не пострадал от Дракона, так в том ли резон? Он был Драконом, сам это признавал, а что не вёл себя как другие Драконы, так это его личное дело. Но от отважных речей, не дошло до мечей. Не нашлось героя, жаждущего взять копьё, освободить страждущее селение и покрыть себя бессмертной славой. Так что каждый вечер их жаркие споры кончались ничем. А тем временем Дракон валялся себе на травке, любовался закатами, рассказывал мальчику допотопные истории и доводил до совершенства свои старые стишки, размышляя над новыми.

Однажды, спускаясь в село, мальчик вдруг увидел, что всё оно по праздничному убрано, а вроде никакого праздника в календаре не значилось. Повсюду в окнах вывесили ковры и яркие материи, трезвонили церковные колокола, улица была усыпана цветами, а люди столпились по обеим сторонам, болтали, толкались, и каждый просил другого отойти подальше. В толпе мальчик увидел своего приятеля и окликнул его:

— Что тут у вас стряслось? Актёры что ли приехали или цирк с медведями?

— Да ничего, это он сюда идёт.

— Кто сюда идёт? — спросил мальчик, втискиваясь в толпу. — Как кто? Святой Георгий, конечно, — ответил приятель. — Прослышал он о нашем Драконе и направился сюда, дабы сразить мерзкое чудище и освободить народ от гнетущего ярма. Знатный будет бой!

Ну и новость! Мальчик решил удостовериться во всём окончательно и пролез между ногами добродушных взрослых, умоляя их поменьше толкаться. Пробившись в передний ряд и затаив дыхание, он стал ждать появления героя.

Тут в дальнем конце улицы раздались возгласы ликования, потом послышался размеренный стук копыт боевого коня, сердце мальчика забилось быстрее, и он уже, сам не помня как, тоже радостно закричал со всеми. Все были полны восторга, все весело кричали, а женщины высоко поднимали младенцев и размахивали платками, когда Георгий медленно шествовал по улице. Сердце мальчика замерло, и он чуть не захлебнулся от восторга: так прекрасен и величав был герой — в жизни не видал он подобного: бороздки доспехов вычеканены золотом, шлем с пером на луке седла, а густые льняные волосы обрамляли благородный и добрый лик Святого, но взгляд его был суров.