История Лешего

Леший сидел на скамейке в сквере и ждал свою подругу Дашу.

В последнее время он любил бывать в этом сквере, наполненном запахами, звуками, разными людьми. Главное, что машины по этому скверу не ездили. Их выхлопные газы Лешего душили, не давая вдохнуть полной грудью, а шум автомобильных двигателей сводил с ума.

А ещё он любил там бывать потому, что не мог находиться дома в одиночестве. Ему казалось, что стены, пол и потолок его квартиры, особенно по ночам, постоянно сдвигаются, норовя раздавить его в лепешку. По этой причине он часто ночевал на крыше своего дома, в зависимости от погоды, накрываясь то пиджаком, то курткой.

Даже не глядя на часы, Леший понимал, что Даша опаздывает. Раньше он позвонил бы ей по мобильному телефону и спросил бы, где она, но сейчас в этом не было нужды. Леший чувствовал, что его подруга находится в пяти минутах ходьбы от сквера, и она приближается. Так торопится, что даже немного вспотела. Чуть-чуть волнуется. Это хорошо.

Послышалось знакомое цоканье каблучков по тротуарной плитке, и на горизонте появилась ОНА. Боже мой, подумалось Лешему. До чего же она хороша! При виде её Леший испытал знакомое, но подзабытое томление в груди и шевеление в штанах.

Да, она была прекрасна и желанна с распущенными волосами, в черном облегающем платье, которое начиналось ниже плеч и заканчивалось выше колена, в красных туфлях на шпильках. Под мышкой она сжимала красную сумочку, в которой мог поместиться только мобильный телефон и пара банковских карт.

— Ну, привет, Дима! — сказала Даша, присаживаясь на скамейку рядом с Лешим.

Да, для неё он был Димой. Не Лешим, а просто Димой. Она не знала, да и знать не могла, что её друга все называют Лешим с первого класса, с легкой руки его первой учительницы — Марии Павловны, когда она сослепу прочитала его фамилию в классном журнале — Леший, а не Лещев, кем он был на самом деле.

Впрочем, Дмитрия это тогда не расстроило. Уж лучше, как полагал он, иметь кличку Леший, чем Лещ. К тому же, лещей он не любил и рыбаком не был.

— Привет, Даша, — ответил Дима своей подруге, глядя на неё влюбленными глазами, но, увидев её грозно сдвинутые брови, отвел взгляд в сторону.

— Ты ничего не хочешь мне рассказать? — Даша ткнула Дмитрия в бок локтем.

Не больно, но этого вполне хватило, чтобы он понял, как она сердится на него.

— Ты это о чем? — Леший снова посмотрел на свою подругу, но влюбленности в его взгляде уже не было. Только серьезность и сосредоточенность.

— Ну... — Даша достала из сумочки пачку дамских сигарет, зажигалку и закурила, положив ногу на ногу. От вида этих ног, которые в тот момент Лешему показались длиннее и стройнее, чем обычно, от чего у него перехватило дыхание. — Например, где ты так долго пропадал? Почему не отвечал на звонки и не прислал мне ни одного сообщения? Чем ты всё это время занимался?

— Может, не надо? — Леший с трудом оторвался от созерцания ног своей подруги и посмотрел ей в глаза. — Ты все равно не поверишь.

Даша хохотнула.

— Дима, я не поверю тебе, если ты скажешь мне, что за это время ты встретил богатую, успешную, красивую Гюльчатай, женился на ней, и она нарожала тебе кучу маленьких, похожих на неё россиян.

Сказав это, она выпустила струю дыма Дмитрию в лицо. Хотя сигареты были со вкусом вишни, довольно-таки слабенькие, Леший начал чихать. Видя это, Даша тут же затушила сигарету об тротуарную плитку и кинула её в урну.

Когда дым рассеялся, Леший перестал чихать.

"Черт побери! — подумал он. — Зачем она курит? Это же так мерзко? Она же и себе, и другим здоровье портит!"

— Спасибо, что прекратила курить, — от души поблагодарил он свою подругу, которая в тот момент смотрела на него как на ненормального. — Ну, если ты и вправду хочешь услышать правду, ты должна отнестись к моему рассказу серьезно и не перебивать меня.

— Идет,— Даша кивнула. — Послушаем, что ты можешь сказать в свое оправдание.

— Итак, слушай... В последний раз мы были с тобой в кафе "У Марины", где мы неплохо так поели. Потом мы с тобой поехали к тебе и замечательно провели время. Так как мне на следующий день нужно было на работу, я поехал к себе домой, чтобы выспаться и утром привести себя в порядок. Всё было как обычно. Я доехал до дома, припарковал машину на парковке. Когда я уже подходил к подъезду, меня окликнула женщина, которой на вид было лет сорок пять-пятьдесят. Она сказала, что я поставил машину на её парковочное место. А ещё она попросила меня, чтобы я переставил свою машину куда-нибудь в другое место. Так как других свободных мест на парковке на тот момент не было, и я был немного уставший, я сказал ей, что ничего такого я делать не буду. Пусть сама ищет свободные места и там паркуется. На что она сказала мне, что я об этом ещё пожалею. Я пропустил её слова мимо ушей, вошел в подъезд, на лифте поднялся на свой этаж, вошел в квартиру, почистил зубы, принял душ и лег спать. Во сне мне снилась та женщина, которая, грозя мне пальцем, говорила: "Ты ещё об этом пожалеешь... Пожалеешь... Пожалеешь!" И утром я, действительно, пожалел об этом. Потому, что я проснулся даже не в своей квартире, не в своей кровати, а в огромном кресле, в чужой квартире. Я испугался, начал оглядываться по сторонам. Я находился в комнате с очень большой мебелью, с очень высокими потолками. Я даже подумал, что попал в жилище великанов. Но, черт побери, как я там оказался? Я ведь даже не пил накануне. Никаких психотропных веществ я не употреблял и не употребляю. Тем не менее, я чувствовал себя как-то не так, как обычно. Я видел всё в совсем других цветах. Одни цвета были до такой степени яркими, что я не мог долго смотреть на те или иные предметы интерьера великанской комнаты. Другие цвета, наоборот, были слишком блеклыми. Вдруг за гигантской, закрытой дверью послышались детские голоса. Они были до такой степени громкими и противными, что захотелось зажать уши руками. Но почему-то я не смог этого сделать, даже перевернувшись на спину. И тут я увидел, что нет у меня рук. Вместо своих рук я увидел две мохнатые, когтистые лапы. Понимаю, в это верится с трудом, но вместо своих рук я видел две кошачьи лапы, которыми я двигал, но не мог ими достать до ушей. И я закричал. Я кричал от страха, но вместо человеческого крика у меня получилось шипение. И тут дверь в комнату с громким шумом распахнулась, и в комнату ворвались огромные дети. Это были мальчик и девочка. Мальчику на вид было лет десять, а девочке было лет восемь, не больше. И они были самыми настоящими великанами. Они светились изнутри желто-зеленым светом, как какие-то мутанты или инопланетяне, какими их в фильмах показывают. Мне это показалось странным. И самым ужасным для меня в тот момент было то, что они сразу побежали ко мне. Я не по-детски испугался, заорал во всю мощь легких. А как тут не заорешь, если страшно. Страшно за свою жизнь, за свое здоровье. Я обычных-то детей не очень люблю, считая их тупыми недоумками. А тут — дети-гиганты, источник повышенной опасности. Для меня, конечно... Если что, я только чужих детей не люблю. Своих-то я буду холить и лелеять. Да! Разумеется, то, что я тогда заорал — слишком громко сказано. Я открыл рот, а из него снова вырвалось шипение. Жалкое, мать его, шипение, которое детей не только не испугало, а даже развеселило. Не до смеха тогда было только мне. Первой моей мыслью было вскочить и убежать. Но тело было таким непослушным, что я с трудом оторвал его верхнюю часть от кресла и только смог опереться на лапы, в которые превратились мои руки. А детишки-переростки уже рядом. И они тянут ко мне свои ручищи. Понимая, что промедление смерти подобно, я заорал ещё громче, оттолкнулся лапами от кресла и попытался подняться на ноги... А хрен-то там! Встать на ноги у меня так и не получилось. Я сделал перекат с одного бока на другой и свалился с кресла. Только приземлившись на пол, на все четыре лапы, я понял, что у меня больше нет ни рук, ни ног. Есть только лапы. Четыре, мать их, лохматые лапы. Лапы, которыми я не умею пользоваться. Понимая, что все равно надо что-то делать, я распрямил свои новые конечности и сделал несколько шажков. Поначалу меня покачивало, но потом я выровнялся, и последующие шаги дались мне легче. "Платон, он что, пьяный?" — спросила девочка у своего брата и засмеялась. "Похоже, да, — ответил ей старший брат. — Но сейчас он станет трезвым!" Платон засмеялся и дал мне такого пинка под зад, что я сделал сальто в воздухе. Было страшно, обидно, но почему-то не больно. В тот самый момент в моей голове словно щелкнул переключатель. Снова оказавшись на четырех лапах, я понял, что мои новые конечности довольно-таки сильные. Они как пружины. И я могу ими управлять. И я, что есть мочи, сиганул под диван, который был ещё больше кресла. Конечно, дети-великаны пытались выцарапать меня оттуда своими ручищами. А мне что делать? Я, как мог, отбивался от них передними лапами. Очень быстро научился выпускать когти. До крови поцарапал девочку. Та с громким ревом выбежала из комнаты. "Яшка, ты что, сдурел, что ли? — тут же послышался голос Платона. — Ну-ка, вылезай оттуда!" И он протянул свою руку, чтобы схватить меня. А за секунды до этого я подумал, что нужно попробовать укусить его. Вдруг у меня и зубы такие же острые, как когти? И только его рука оказалась под диваном, я обхватил её передними лапами и вцепился в неё зубами. Прокусил его кожу и даже ощутил привкус крови во рту. Ощущение было приятным. Не каждый день предоставляется возможность причинить вред существу, которое более чем в десятки раз крупнее тебя. Платон вскрикнул, выдернул руку из моих лап и, соответственно, из-под дивана. А я остался сидеть там. Я-то думал, что мальчик-гигант, подобно своей сестренке, заплачет и уйдет, но буй там, как говорится, плавал! Платон схватил в руки игрушечный пластиковый меч и начал тыкать им в то место, где под диваном сидел я. Конечно, я начал метаться. И хотя при попаданиях меча в меня особой боли я не испытывал, мне было страшно. Очень страшно, поверь мне. Ведь не каждый день в нас дети-переростки тыкают огромными пластиковыми мечами, которые ещё светятся при каждом удачном попадании, да?.. Выждав момент, когда Платон-гондон промажет, я лапой направил меч в пространство между подлокотником дивана и полом. Меч глубоко вошел в эту щель и застрял в ней. Пока Платон, матерясь и оскорбляя меня всякими нехорошими словами, пытался вытащить меч из-под дивана, я покинул свое временное убежище. Я начал носиться по комнате, периодически кусая и царапая своего мучителя. В какой-то момент ему всё же удалось вытащить меч из-под дивана, и он начал так махать им, что у меня возникла уверенность в том, что он хочет убить меня. А я бегал и прыгал, петляя как заяц. Ведь я не просто убегал, я проверял новые возможности своего тела. И они мне понравились. Скорость, реакция, выносливость были на уровне фантастики. Страшно уже не было, так как появился азарт. В какой-то момент я запрыгнул на комод. Ударом меча Платон-гондон тут же смел с его верхней крышки игрушки, сувениры и дешевую бижутерию. И тут я посмотрел на зеркало, висящее над комодом. Точнее, на свое отражение в нем. И я увидел не себя, а кота. Даже не сибирского, а какого-то лохматого, пятнистого и отнюдь не породистого. Такого, словно его на помойке подобрали. И тут-то до меня дошло, откуда у меня эти лохматые, когтистые и сильные лапы, почему всё вокруг такое большое. Я вспомнил свой сон и встречу с женщиной, которая закончилась тем, что дама не первой свежести сказала, что я пожалею о том, что не переставил свою машину. Так она, оказывается, колдунья! И превратила меня в котяру. Да, тебе, Даша, трудно в это поверить, так как тебя никто не превращал в котяру драную, но я поверил, так как на себе это проверил. До этого я видел нечто подобное в фильмах, в мультфильмах, читал об этом в книгах. Но я-то считал всё это сказками, выдумками. А тут... Глядя на своё отражение в зеркале, я, конечно же, подвис. Как так? Я — кот? Да я с детства не любил котяр, считая их гадливыми и тупыми. Всё началось с того, что я, будучи мальчиком лет пяти гулял на улице около дома. И тут, откуда-то из подворотни, вылезла котяра, задрала хвост трубой, начала мурлыкать и тереться об меня. Я, конечно же, нагнулся и погладил её. Котяра тут же укусила меня. От злости и от боли я схватил её за шкирку и несколько раз ударил её мордой об асфальт. Котяра убежала. Глядя на кровоточащие ранки, оставленные зубами кошки, я тогда подумал, что ненавижу котяр, так как они тупые. Самое удивительное, что они всегда своим поведением подтверждали это. Они реально тупые! Вот собаки — полная противоположность им. Ни одна собака так бы не сделала, не укусила бы меня, дав погладить. Они ведь или сразу тебе не доверяют, или всегда относятся к тебе дружелюбно. Так ведь? Получается, колдунья превратила меня в одно из существ, которых я терпеть ненавижу! Вот ведь наказала, так наказала! Вот ведь тварь! И как мне теперь выкрутиться, как жить с этим? Я — котяра! КОТЯРА! Бред какой-то. И это было не кошмарным сном, а реальностью. Ужас. Что делать? Воспользовавшись моим замешательством, Платон-гондон размахнулся и нанес очередной удар игрушечным мечом. Реакция меня не подвела. Я соскочил с комода и устремился к выходу из комнаты, наивно полагая, что мне удастся свалить из этой комнаты, из этой квартиры, от этих детей-монстров. А дальше — как-нибудь разберусь, вырулю. За моей спиной, точнее, за моим хвостом, который, к слову сказать, был пушистым, послышался звон разбитого зеркала. Я уже почти подбежал к приоткрытой двери, в мыслях я уже был в безопасности, но тут у меня на пути возникла фигура гигантской женщины. Судя по чертам её лица, это была мать этих несносных детей. Только она была в разы больше их. Всё, мне писец, подумал я. Я остановился перед большой дамой и сжался в комок, полагая, что она сейчас меня затопчет, и на этом для меня всё закончится. Что ж, чему бывать, того не миновать. Давай, тетка, сделай это! Однако, вместо того, чтобы затоптать меня, большая женщина нагнулась, подняла меня с пола, прижала к своей мягкой, необъятной груди. От прикосновения к этой груди мне стало необычайно хорошо. Белое свечение, исходящее от женщины, меня успокаивало. И тут я понял, что писец откладывается. "Так, что тут происходит? — женщина обвела взглядом комнату, грозно сдвинув брови. — Платон, ты что, опять моего Яшку обижаешь?" Яшка — это и было имя кота, в которого меня превратила злая колдунья. Вместо ответа Платон-гондон пожал плечами и насупился. "А чего он такой... дурной?" Вместо ответа женщина-великан отвесила сынишке увесистый подзатыльник, сказав, что он — придурок. И не будет пользоваться гаджетами и смотреть телевизор, пока не наведет в комнате порядок... Что?! В моем детстве за это отец всыпал бы мне ремня по первое число, а потом меня бы лишили права смотреть телевизор, есть всякие вкусняшки и выходить на прогулки с друзьями, как минимум, на неделю. А тут приговор, на мой взгляд, был слишком мягким. И, несмотря на это, Платон расстроился. Даже всплакнул немного от обиды. Лично мне его жалко не было. Женщина же, с видом победителя, всё также нежно прижимая меня к груди, прошла в гостиную, положила меня на диван. Включила компьютер и начала работать на нем. После визуального осмотра богато обставленной гостиной с евроремонтом, я вскарабкался на спинку дивана и через плечо женщины посмотрел на монитор компьютера. Мне было интересно, что он там делает. Свечение монитора было слишком ярким для моих новых, кошачьих глаз. Но, даже часто щурясь, я понял, что моя спасительница и хозяйка работает бухгалтером на удаленке. Пока она работала, постукивая клавишами клавиатуры, меня потянуло в сон. И я заснул, лежа на мягкой спинке дивана. Проснулся я только вечером, когда с работы пришел муж моей хозяйки по имени Сергей. Всё семейство с его приходом оживилось, вышло встречать его в прихожую. Я тоже пришел в прихожую. Но не для того, чтобы поприветствовать главу семейства, а чтобы разглядеть его. И я разглядел. Увидел всё, что мне нужно. От него исходило светло-коричневое свечение. Пахло от него ужасно, будто он разлагается. И чертами лица он напоминал мне Шрека из одноименного анимационного фильма. Похож как две капли воды, только не светло-зеленый, а бледный. Когда все вышли из прихожей и разошлись по квартире, он отвесил мне хорошего пинка под зад. Делая в очередной раз за день сальто по одной и той же причине, я задумался о том, что такого сделал Яшка, что его большая часть семьи так не любила? Потом был ужин, который, скорее всего, приготовила женщина-великанша по имени Надежда, пока я спал. Женщина, которая и была, по сути, моей надеждой на спокойную жизнь. Большие люди, мои хозяева, сидели в столовой за круглым столом и ели то, от запаха чего у меня желудок сжимался. И, судя по этому запаху, на ужин был салат с кальмарами и картофельное пюре с котлетами. Пальчики оближешь! Слюной истечешь! Но девочка по имени Алина начала капризничать и сказала, что терпеть не может кальмаров, пюре и котлеты. И что она хочет чего-нибудь сладенького. Вот ведь дура тупая! Я бы всё это сожрал, да ещё добавки бы попросил! Но Алине предложили либо съесть то, что дают, либо она будет лишена возможности пользоваться гаджетами и смотреть телевизор. Знакомая схема мотивации, да? И Алина с видом пренебрежения на лице начала есть, что дают. А мне же навалили в миску жидкого кошачьего корма, поставив её на полу, в углу столовой. Рядом стояла такая же миска с водой. Пока глава семейства хвастался своими успехами на почве менеждерения, и жена вовсю хвалила его, я приглядывался и принюхивался к той субстанции, которую мне предстояло съесть. На запах и на вид — говно. Но я понимал, что Яшке ничего другого никогда не давали и не дадут. Ни котлетки и ни пюрешки. Ведь все привыкли, что он, Яшка, питается такой фигней. Посидев немного над миской, глядя на неё, как пролетарий на буржуазию, я всё же пересилил себя и попробовал это "нечто". Вопреки моим ожиданиям, на вкус эта масса оказалась не такой уж и блевотной, как я думал. Это было очень даже вкусно. Респект производителям кошачьих кормов! Я всё съел, до блеска вылизал миску и сказал, посмотрев на хозяйку, что ещё хочу. Конечно, из меня вырвалось лишь жалкое мяуканье. Но Надежда его услышала. Посмотрев на меня сверху вниз, она сказала, что мне хватит, а то я и так толстый. Сергей тут же вставил, что я ещё и тупой, не в коня корм. Обидевшись, я ушел в гостиную. Там меня перехватила Алина. Она елозила передо мной бантиком на веревочке. Хотя мне ничего после ужина не хотелось, я, нехотя, всё же включился в эту игру. Я ловил этот чертов бантик, прыгая на него, переворачиваясь в воздухе, ловя его и кусая. В очередной раз с удовлетворением отметил, до чего у меня сильное тело, до чего я ловкий, до чего у меня хорошая реакция. Очень быстро устав от этой игры, Алина ушла в детскую, а я остался в гостиной, куда пришли Надежда и Сергей. Моя надежда и спасение включила телевизор, где по одному из многочисленных каналов показывали какую-то скучную мелодраму, а Сергей полностью погрузился в свою мобилу. Он играл в игру, в которой он с плохо скрываемым удовольствием мочил террористов и очень расстраивался, когда террористы убивали его. Свечение, исходящее от него, при этом темнело. Но ненадолго. Я же, от нечего делать, пытался смотреть мелодраму. Но свечение экрана телевизора было слишком ярким для кошачьих глаз. Они уставали от него, и я был вынужден либо жмуриться, либо отворачиваться. Звук телевизора тоже был для моих ушей слишком громким. Поэтому я вынужден был уйти в спальню своих хозяев, где я заснул в зазоре между стеной и кроватью. Уж оттуда меня точно никто бы не выцарапал, как думал тогда я. Хотя я хорошо слышал всё из того, что происходит и в детской, и в гостиной, мне удалось заснуть. Проснулся я уже ночью, когда за окнами было темно, когда Надежда и Сергей зашли в спальню. От них сильно пахло алкоголем. Точнее, вином. Они разделись догола, легли на кровать, за которой был я. После недолгой прелюдии они начали чпокаться. Я даже не видел их, но я всё слышал и чувствовал запахи, источаемые их телами. Это было ужасно. Меня чуть не стошнило. Чтобы не обламывать им кайф, я тихо вышел из спальни и свернулся калачиком на пуфике в прихожей. Думал заснуть, но буй там плавал! Алина общалась с подругой по телефону. Они обсуждали какую-то Настю, которая, судя по всему, была тупой дурой и уродиной. Хотя Алина старалась говорить тихо, я слышал каждое её слово, будто она стоит рядом и говорит мне прямо в ухо. Платон-гондон в то же время то ли через мобильный телефон, то ли через какой-то другой гаджет слушал какого-то малолетнего блогера, который давал советы, как можно почти законно прогуливать школу. И всё это я слушал. Весь этот поток бредовой информации. Я не мог это терпеть. Меня всё это бесило. И уши, как назло, кошачьими лапами не закроешь. И вдруг мне так захотелось сделать какую-нибудь пакость, что аж в заднем проходе засвербело. Я тут же прошел на кухню, запрыгнул на кухонный стол и лапой смахнул с него хрустальную фруктовницу с апельсинами и с яблоками. Фрукты рассыпались по ламинату. Осколки фруктовницы разлетелись по полу яркими звездами. А я, услышав кипиш, спрыгнул со стола, убежал в прихожую и спрятался между пуфиком и шкафом-купе. Потом Надежда с Сергеем долго убирали последствия моей выходки. Сергей при этом говорил, что прибьет Яшку. Надежда же говорила ему, что всё нормально, не нужно брать грех на душу. Ведь я, то есть, Яшка — божья тварь, которую Бог создал не для того, чтобы Сергей её убил. Когда этот кипиш закончился, я решил поспать. Но не тут-то было! Едва в квартире моих хозяев установилась тишина, никто не болтал, не слушал тупых блогеров и не занимался сексом, а за окнами началась полная темень, отовсюду, изо всех стен начали появляться призраки. Они были везде! Они летали по квартире, как у себя дома, свободно проходя сквозь стены и мебель. Одни из них обращали на меня внимание, другие — нет. И в том, и в другом случае, я не по-детски обосрался от страха. Реально обосрался! Это были и человекоподобные сущности, и какие-то сферы, и нечто темное, лохматое. В общем, писец! И сейчас я понимаю, почему котяры ночью колбасятся, а весь день спят. Да потому, что ночью им эти сущности спать не дают. Они появляются только ночью, пугают шерстистых. Днем этих сущностей нет. Вот котяры и спят днем. Когда-то ведь спать надо, да?.. В общем, так и началась моя жизнь в теле кота. Все последующие дни своей кошачьей жизни я только и делал, что прятался по закуткам от всех и от всего, кроме Надежды. Только Надя меня любила. Когда она смотрела телевизор, сидя на диване, она брала меня на руки, прижимала к своей большой, мягкой груди и гладила. Первое мне нравилось. Это меня успокаивало, давало возможность хоть немного расслабиться. А вот поглаживания мне не нравились. Да, это было нежно, но было ощущение, что меня гладят ковшом экскаватора. Приходилось терпеть, а что делать? Но это было лучше, чем вообще ничего. Ведь днем я, в основном, спал, прячась от контуженных на всю голову детей, которых я ненавидел. Я терпеть не мог эту жизнь. Жизнь, пусть в комфортной, но всё-таки, тюрьме. Хотелось прекратить это, но я не знал, как. Мне хотелось любой ценой снова стать человеком, но я не знал, как это сделать. Со временем я допер, что для того, чтобы что-то в этой сраной жизни изменить, нужно сделать что-то из ряда вон выходящее. И я это начал делать!