Ле О"нардо или Небесный Полёт

Ле О"Нардо или Небесный Полёт.

Смерть пня трухлявого, эльфа Сальмиррал-Сарториуса не омрачила коронацию государя Максимилиана Просвещеннейшего. Более того, сие как добрый знак истолковали — молодое королевство наше путь начинает без пригляда нелюдей.

В тот торжественный день Ваш покорный слуга возглавлял почетный караул, что вокруг храма Пяти Богов стоял. Обязанность сия весьма важна и пристала только человеку родовитому да знатному. Родовитости мне не занимать, гербу нашему почитай более трехсот лет, а что касаемо знатности... .

После победы небывалой над Имперской армией, Государь вельми обласкал нас. Бароны да рыцари северные получили привилегии и отличия. Отныне мы могли присовокупить к гербам Башню Зубчатую и девиз — "Несокрушим как Твердыня". Твердиле, его ближникам и моим бо-ярым, кои дрались словно грифоны геральдические, пожаловали звания рыцарские. Столичному Хлыщщу даровали должность военного подесты Южных Провинций, хотя провинция только одна была. Меня же, недостойного, отметили вручением короны маркграфской. Отныне я стал пожизненым Маркрафом Севера, или если по южному, то маркизом. Хотя для друзей многочисленных так и остался — Бароном Синебородым.

Думаю, что сие возвышение не обошлось без участия Государыни-лебедушки, уж больно подношения и подарки дороги и обильны были. Среди прочих зверушка-хоблин ей по душе пришлась. Сейчас бегает этот бедолага по дворцу, бубенцами на дурацком колпаке звенит, но все лучше, чем на цепи у зльфов сидеть. Хотя сдается мне, что хоблин не так прост — выслушивает, вынюхивает, а потом хозяйке докладывает. Если он где-то рядом, то лучше помалкивать, для здоровья полезней будет. Я же не в накладе остался, ибо теперь могу собирать подати и ополчение со всего Севера, в том числе и с лесовинов. Ох, ждет меня славное полюдье, там ведь далеко не все свет Пяти Богов узрели и королевскую руку приняли.

Под звуки труб и флейт Король и Королева торжественно вышли из дверей Храма и остановились меж двух шеренг рыцарей, принимая поздравления подданных. Свита толклась сзади, толпа восторженно ревела и бросала к ногам Венценосной Четы лепестки гладиолусов. Я, стоя чуть в сторонке, крутил головой надзирая, чтоб непотребства какого не вышло, вот потому то и увидал первым ЭТО.

Из-за шпилей храма, прямо к площади по небу плыл ... пузырь. Странно знакомый пузырь. Толпа потихоньку начала смолкать, все больше людей задирали головы кверху и раззвевали рты в изумлении. Вскорости тишина на площади стала гробовой. Свита тоже головами закрутила, даже их величества принялись поглядывать кругом, не понимая что случилось. Пузырь, меж тем оказался прямо над площадью и среди заледенелой тишины только эльф Сарториус запричитал на своем тарабарском:-"Монгольфье-монгольфье-монгольфье!" . Попричитал-попричитал, да и грохнулся в обморок. Однако на это внимания никто не обратил, так как с небес медно заголосило:

— Многия лета! Многия лета! Многия лета!

Опять же, странно знакомо заголосило. Я рассмотрел — под пузырем корзинка висит, в той корзинке человечек обретается, вот он то и голосит в медный раструб. Тут то меня и торкнуло : -"Механикус! Зарраза!!!". Это же не пузырь, это же шатры эльфийские, шелковые! Этот пройдоха из них мешок сшил, напихал вовнутрь бесов с кройгами и теперь по небу плавает! Зефиров бесит и над нами потешается! Вот как опустится, поймаю и запорю! Собственноручно запорю!!! Из того шелка сколько рубах и платьев пошить можно было? А этот гад мешок сладил. Запорю!!!

Не теряя времени, протиснулся между рыцарями и на ухо Государыне:

— Не изволь беспокоится, Вашвеличество, то механикус наш, зарраза. Сюрприз поздравительный приготовил. Хм. Так сказать.

Надо отдать должное, герцогиня-лебедушка, тьфу, Государыня, всегда соображала быстро.

— Человека ко двору доставить, да смотри, чтоб с его головы да с МОНГОЛЬФЬЕ, волосок не упал. А сейчас ори "Многие лета".

Что оставалось делать? Поворотился я, да и как рявкну:

— Многие лета! Многие лета!! Многие лета!!!

Рыцари не растерялись и тоже:

— Многие лета!

Толпа подхватила, пузырь плыл, торжества продолжались.

Эльф же Сарториус, так в себя и не пришел. Бредил чего-то на своем, знать эльфийском, метался, а к утру смертью помер. Ну да оно и к лучшему, нечего в человеческом королевстве всякой нелюди ошиваться.

Празднества целую седмицу текли. Не знаю кто как, но Ваш покорный слуга измотался да изнервничался небывало. Посудите сами — благородные люди с пиров не вылазят, чернь от них не отстает. Сколько хмельного извели — уму не постижимо. А где хмельное, там непотребства, драки да дуэли. Только и успевай мотаться по Столице из конца в конец. То пьяные подмастерья сарай подожгут, то новоиспеченые литвинские рыцари в Веселом Доме скачки устроят, то северные бароны западных на поединок вызовут. А кто в каждой бочке затычка? Ваш покорный слуга с своими миигитами, эти восточные люди, по счастью, к хмельному равнодушны. Уж больно меркантильны, если таньга платишь, то готовы не есть, не пить и сутки напролет с коня не слазить. Ки-Олты их в ежовых рукавицах держит.

Однако, любой праздник как и война, рано или поздно заканчивается. На восьмой день сплю я беззаботно в своих покоях, как паж стучится. Государь к себе требуют, срочно!

— Ох! Что? Опять?! Ёпрст! Иду!

— А что, барон, Эльфийский Огонь действительно так хорош, как люди говорят?— Зашел издалека Его Величество.

— Угу. Более чем. Если с умом применять. Без Огня мы бы Парадиз-Ринал не отстояли. Не зря за секретом его Император Порфироносный целый архитектумный корпус послал.

— Видать не зря. Давеча твой механикус демонстрацию устроил. Действительно горит жарко и водой не тушится. Денег я ему дал, на ингредиенты таинственные. Пусть готовит это зелье в больших количествах, на будущий год пригодится. Но позвал я тебя не за этим.

Максимилиан походил по кабинету, покосился на бутыль вина. Поморщился. Вздохнул

— Мысль у меня появилась, а что если соединить МОНГОЛЬФЬЕ с Огнем? Если, к примеру, на супротивный замок, али город поток Огня с небес обрушить? Изрядно может выйти. Эдак и осаждать не придется.

Его Величество опять поморщился, видать припомнил как Сучку Вдовствующую штурмовал. Я же, представив такую парсуну маслом, поёжился. Огонь с небес это ... это за гранью добра и зла. Там же, внизу, не только чернь, там и люди благородного сословия. Их то заживо жечь, не куртуазно вельми. Однако спорить с королем дело не благодарное, правым все одно не будешь. Осталось только головой покивать.

— Изрядно может выйти.

— Рад, что ты меня понимаешь, старый соратник, а то некоторые невесть что бормочут. Мол бесчеловечно. Тьфу! Плаксы. В общем, завтра механикус полет МОНГОЛЬФЬЕ готовит, при большое стечении народа, пусть полюбуются. Летишь с ним. Самолично посмотришь, что нужно для того чтобы ворожьи города испепелить.

Сказать что я опешил, не сказать ничего. С сотней лэнсов ратовать целую провинцию? Запросто! По шею в болотной воде три дня брести? С превеликим удовольствием. Южного маршала разбить вдребезги? Легко. Но по небу летать?!...

— Будет исполнено, Ваше Величество.

М-да, по небу летать, то вам не хрюкотун чихнул. Тут вдумчиво надо. Оно конечно давеча, механикус, когда я его после памятного полета в поле нашел, рассказывал мне всякое. Мол демонов с кройгами в МОНГОЛЬФЬЕ нет, мол только дым горячий, из печки. Мол вычитал про то в эльфийском трактате и проверить решил. Ага, так я ему и поверил. Если б просто дым был, то уже все давно бы по небу, как у себя по покоям шастали. Ан не шастают. А значит дело тут не чисто. А значит, как нечисть полезет из этого мешка шелкового, то отпор давать придется, не помирать же почем зря. Корзинка махонькая да хлипкая, развернуться толком не получится выходит древковое оружие не подходит. Нужно что-то короткое и поворотливое. Самое лучшее это баклер и "кошкодер", да пара кинжалов в придачу. Само-собой в латах несподручно, надену кольчугу двойного плетения, на голову шлем-барбют. Саботоны со шпорами не нужны, обычные сапоги и наголенники. Наручи обязательно! Вроде ничего не упустил? Наверное стоит с собой прихватить две пятерки миигит-лучников, одвуконь. Пусть за нами по земле скачут, если чего, стрельбой поддержат. Вот теперь кажется все.

Утро началось за городом на пустыре обширном, где механикус МОНГОЛЬФЬЕ обихаживал. Народ вокруг собрался, галдят да дивятся. За людьми разночинными потянулись жонглеры да лоточники уличные, превратив пустырь в подобие ярмарки. Для королевской четы чуть в сторонке навес полотняный ставили. Эх, кому труд тяжкий вершить — летать по небу, кому развлечение праздное.

Механикус встретил меня хмуро. Дохнул перегаром, поглядел на мое снаряжение да на лучников, плюнул себе под ноги, буркнул чего-то и пошел обратно, орать на подмастерьев. Подмастерья меж тем вокруг печки кирпичной крутились — внутрь угля древесного подсыпали и мехи качали. Из печки, сбоку, глиняный конус торчал и огонь во внутрь шелкового мешка направлял. Слез я с коня боевого и пошел смотреть, как этот пройдоха умудряется кройгов взнуздывать. Однако, сколько в огонь не вглядывался, нечистых так и не рассмотрел. Огонь и огонь, обыкновенный. Даже саламандр плохоньких и тех не увидел. Меж тем, мешок, на боку лежащий и зевом круглым к печке повернутый, постепенно округляться начал. Веревки, которые его опутывали, стали натягиваться, мешок в шар превращался. Вскорости шар этот уже не лежал, а вроде как воспарить вознамерился. Я даже присел и заглянул снизу, точно, между шелковым боком и травой пожухлой просвет появился.

Пройдоха наш засуетился, приказал чего-то, меха качать перестали, часть веревок освободили и МОНГОЛЬФЬЕ торчком повернулся. Теперь зев круглый не вбок смотрел, а вниз. Глиняный конус сняли и наверх печки переставили. За веревки, что со всех сторон шара свисали, ухватились подмастерья и почли его к печке подводить. Тут налетел порыв злого осеннего ветра, шар дернулся, некоторых подмастерьев от земли оторвало и поволокло. Механикус, сам висевший на веревке, дико мне заорал:

— Чего стоишь?! Помогай!

Дать бы ему по морде, за невежливое обращение, да некогда, МОНГОЛЬФЬЕ спасать надо. Ухватился за веревку и я. Вместе мы шар до печки дотянули и опустился он сверху на конус. Вроде как веселая девица, в делах куртуазной любви поднаторевшая, на кавалера сверху усаживается. Веревки поспешно к кольям прицепили, что вокруг печки вбиты. Знать стреножили шар. После опять качать меха принялись, МОНГОЛЬФЬЕ совсем круглый стал, чуть не лопается и вверх рвется. Экий норовистый, ну чисто жеребец необъезженый. Ничего-ничего, объездим.

Кидать уголь перестали, огня не стало, меха еще немного покачали и бросили, конус убрали. Прямо наверх печки корзинку хлипкую поставили и восемью крюками к шару подцепили. Висит корзинка, покачивается. Внутрь сунули канат с якорем, навроде корабельного и пяток больших тыкв с водой. Интересно, у кого это такая жажда будет? Никак наш пройдоха в полете демонов ублажать станет.

— Готово, твоя милость, залазь. Полетели.

— Э-э-э! Погодь! Так дела не делаются. Разрешение испросить надобно. Деревенщина. Никакой в тебе куртуазности. Давай за мной.

Повернулся к королевской ложе, сделал пять, положенных по этикету шагов и отвесил поклон придворный. Мастеровой потоптался рядом, дурак-дураком, да и поклонился в пояс. Из-под полотняного навеса платком помахали. Герольд проревел:

— Их величества повелят зачинать!!!

Вот кто бы, что не говорил, а летать по небу весьма занимательно, только холодно. Кольчуга, она хоть и двойного плетения, а не греет ни бельмеса.

Как в корзинку мы залезли, так механикус своим отмашку дал, те разом веревки отцепили и ... . Все было очень плавно, просто кто внизу остались, вдруг стали уменьшаться. Летим!!! Я головой покрутил, наверх с опаской глянул. Демоны вроде из круглого зева пока не лезут. Ну и славно! Снова кругом посмотрел. Лепота! Аж дух захватывает и петь хочется.

Осень вошла в пору, что "Орочье лето" называется, все внизу пестрит красным да желтым, и дома посадские совсем маленькие стали. Красотища! Век бы из этой корзинки хлипкой не вылазил. Так бы и летел всю жизнь за леса далекие, за реки, до самого Моря, а там бы и дальше... . Тут этот зарраза зовозился, корзинку качнул и душа моя провалилась в пятки. Аж закололо. Пришлось со всей силы ухватиться за веревку, как корзинка опрокинется, так костей точно не соберешь.

— Стой спокойно, гад летучий! Перевернешь нас!

— Не трусь, твоя милость, не переверну. — Мастеровой как ни в чем не бывало, продолжал возиться с якорем. Штука эта не малая и почти все место заняла.

— Чего ты его тискаешь, как девку? Повесь за борт, сразу свободней станет. Балбес.

— И то верно. Как сам не догадался. Ну-ка, придержи.

Повесили мы якорь снаружи, вроде как на ладье боевой, места сразу стало больше, а мое восторженное настроение немного уменьшилось. В конце-концов, я здесь не на прогулке, а по королевскому повелению. Понять как с небес супостата жечь можно.

— Правь к городу, давай. Посмотреть кой чего надо.

Молчание. Механикус задумчиво почесал затылок. Потом просиял.

— Это как "править"? ПравИла то у меня нет.

— Ну так весла давай, погребем.

— Нету весел.

— Фу, дурак какой. Ну так парус ставь.

— Парус. Парус. Парус.. . — Пройдоха задумался. Потом сунул палец в рот, вынул и поднял вверх. — Что толку от паруса, если и ветра нет?

Я повторил его действия, мокрый палец холодило со всех сторон. Равномерно. Ветра действительно не было. Постой, постой, а внизу то...

— Вниз глянь, остолоп, верхушки у деревьев моталаются. Знать внизу ветер есть.

Остолоп глянул. Опять почухал затылок.

— Внизу есть, а здесь нету. Кажись и в прошлый раз ветра не было.

— Колдовство! — Пришла моя пора чесать под шлемом. — А если ветра нет, то чего мы на месте не стоим? Ты в прошлый раз как над площадью очутился?

— Не знаю. Оно само, как-то.

— Дур-р-рак! "Само как-то"! Дать бы тебе в ухо, как давеча Твердило, враз бы сообразил что к чему.

Пока мы припирались, МОНГОЛЬФЬЕ полетел в нужном направлении, к городу. Так бы и сразу. Говорил же — объездим мы эту коняшку.

Городская стена проплыла под нами, начались черепичные крыши и людишек видно на улицах. Руками машут, на нас показывают. Что-то хорошо я их различаю.

— Эй, механикус! Никак мы ниже опустились?

Тот перегнулся за борт корзинки, чегой-то прикинул и говорит озабочено:

— Вроде вправду опускаться начали. В прошлый раз вниз пошел только как город перелетел. А сейчас... .— Глянул на меня подозрительно. — В прошлый раз я один был, а сейчас ты со мной, тяжеленный. Гляди сколько на себя железа нацепил. Ясен пень, монгольфью нашему с такой поклажей трудно, вот он и устал, сердешный. Он же еще как жеребенок тонконогий, а ты на него в броне взгромоздился. Эдак мы не в поле сядем, а об крыши хлопнемся. Весь шелк подерем и сами покалечимся.

— И чего делать?

— Чего-чего? Все лишнее за борт!