Что читать будем?

Буриданов осел между четырьмя стогами.

Автор, то есть я, мечется как Буриданов осел и не может решить чего же ему больше хочется написать дальше. А хочется несколько произведений сразу. Но я не располагаю еще весь май хоть сколько-нибудь свободным временем, а "мысля прет", то все-таки хочется ей придать конечное направление. И определиться, наконец, что же буду писать дальше, возможно в блоге.

И так стог сена номер раз!

Каменный цветок из Лорто.

С благодарностью Наталье за встряску,

и Абигайль Черчилль...

Армель

Шаг 1.

Шаг, еще шаг, точнее скольжение... Хождение по натертому воском до зеркального блеска паркету сродни катанию на коньках. Чтобы не загреметь на пол, как какая-нибудь провинциалка, она вынуждена была плыть по нему. Шажок, еще шажок. Под пышными юбками не видно насколько они получаются маленькими, а уж насколько изящными!.. Лишь носочки туфелек, с пряжками украшенными россыпью мелких жемчужин порой показывались из-под роскошного подола: словно любопытные мышки, высовывали свои мордочки, чтобы тут же спрятаться под надежной защитой шелка, батиста и кружев.

Скользнуть левой ногой и сразу же чуть склонить голову вправо: там, у большого окна баронесса Рошеар беседует с мадам Элоизой д"Огюстин. Баронесса недавно оказала небольшую, но как оказалось впоследствии, весомую услугу, так что следует выказать свое расположение. Вдруг ей еще что-нибудь станет известно? Тогда как мадам не нужно удостаивать даже взглядом.

Не далее, как на прошлом приеме, она нашептала на ухо Лотеру... Впрочем, не важно ЧТО она ему нашептала, важно КОМУ она нашептала. Важен сам факт. Краем глаза она еще успела заметить, как мадам "очень здоровая" 1... впрочем, по фигуре мадам вполне соответствовала своему имени, поджала губы, а баронесса, спешно распрощавшись, присоединилась к стайке придворных дам и включилась в оживленную беседу.

Ну вот, чудесно, в следующий раз будет знать, как распускать непристойные слухи. Пусть заодно на нее и другие посмотрят, полюбуются. Впредь неповадно будет. Каверз и мести от мадам можно не ожидать. Она из той породы женщин, которых в мужских беседах называют клушами, или курицами. Курица не птица, женщина — не человек. Кажется, именно так они говорят. Так вот это о мадам д"Огюстин.

Еще несколько шагов, и следует поздороваться с канцлером. Фабрис Пуатьер один из пяти пэров представляющих Дома2 Брегъе и Пуатьи в палате пэров, граф3, управляющий доменом4

Пуатьер, очень влиятельный человек. Да и человек ли? Поговаривали, что его матерь была из дорхани, именно поэтому он умеет так расположить к себе собеседника. Впрочем как высокопоставленный политик он должен уметь делать подобное и без родства с проклятыми, но... Впрочем, не будем распространять сплетни как некоторые. Стоит одарить его неглубоким реверансом и безмятежной улыбкой на губах. Конечно, ею этого прожженного мошенника не обмануть, но правила этикета должны быть соблюдены.

— Мадам, вы обворожительны, — легкий кивок в ответ на приветствие.

Ах, вот как? Тогда ничего не остается, как продолжить предложенный разговор.

Ей приходится задержаться на миг протянуть руку для поцелуя и обменяться парой незначащих фраз. Хотя уж так ли незначащих?

Сказав, что королева-мать проснулась сегодня в хорошем настроении, он дал понять, что дела вершатся с самого раннего утра. А его деланно неокрашенный эмоциями тон поведал, что не все ее действия устроили прожженного интригана. Вопрос — изволит ли королева-мать завтракать на свежем воздухе, а то в прошлый раз от насыщенного аромата сирени у нее разболелась голова — рассказал, что канцлера сильно интересуют, отчего же так долго при дворе задержалось посольство из Авиона. Уже ясно, что ему донесли кое о чем, и теперь канцлер как управляющий доменом Пуатьер спешно проясняет ситуацию. Но полно, об этом можно подумать и после.

Миновать ту и эту стайку разряженных в пух и прах фрейлин. Как фальшивы их улыбки и насколько много злобы во взглядах!.. Хотя можно подумать, их тут держат за ум и сообразительность. Раз красивы, то украшайте собой галереи перед покоями ее величества, а о большем мечтать не смейте. Кто же виноват, что их ум обратно пропорционален количеству украшений и притираний с румянами, что таскают на себе. Да они, наверное, и слова-то такого — пропорция — не знают.

Ох, и едкая она стала... Нет, все же пожалуй правильнее будет сказать — ядовитая. Ядовитая на язык, ум и... И наверное на что-то еще.

А вот впереди у дверей... Кто бы мог подумать?! Неужели?.. И так рано?

Перед дверями, дожидаясь приема, отирался не кто иной, как возглавляющий посольство из Авиона — Франкоис Сольрей. Пресветлые боги, вот имечко ему досталось при посвящении!

Он ужасно не нравился ей, никак не нравился. Что-то было в его взгляде от змеи, да и сам он порой напоминал змею — мерзкую каменную гадюку, что порой встречались в предгорьях Лорто — такой же скользкий и холодный. Впрочем, для посла подобные качества неплохи, и даже наоборот, положительны, но вот все же людей располагать к себе, как тот же Фабрис Пуатьер, необходимо. Она, например, если Сольрей придется поперек горла, может доставить ему сложности в общении с двором и королевой... Правда делать этого не станет, как политик, но мало ли на свете человек, которым личное отношение застит взгляд? Хотя неизвестно на что рассчитывали в Авионе, ставя во главу угла Сольрея, но... Все это пресловутое "но".

За его спиной стоял интересный человек. По одеждам дворянин, причем потомственный, раз непринужденно носил кружевной воротник, шитый серебром. У непривычного к таким пыточным элементам одежды воротник вызывает дискомфорт и так или иначе это выдает человека. А тут смотри ж ты! Впрочем и Сольрей носит сей элемент непринужденно, однако... На Сольрея не хочется смотреть, тогда как на этого... Шевалье?! В свите посла из Авиона шевалье?! О, пресветлые боги! Обыкновенный шевалье!!! Да, он дворянин, да носит непринужденно, но все это не дает ему прав быть допущенным ко двору! Не дает и точка!

Высшая знать, наследники громких титулов, титулованные и приближенные к коронованным особам — все носят камзолы с шитьем драгоценными металлами и с драгоценными же пуговицами. Ни один провинциал, ни один дворянин, пусть даже разорившийся и обнищавший настолько, что ему есть нечего, не наденет камзола без драгоценных пуговиц. Да он без рейтуз придет, но не без камзола с пуговицами! Пуговицы — продают последними, спарывают со старой одежды, чтобы пришить на новую, но никогда не расстанутся с тем статусом, с теми привилегиями, о которых они сообщают другим. А здесь же парчовый камзол, с пуговицами, обшитыми той же парчой! Видимо сей шевалье — младший сын очень богатого дворянина, который пристроил родную кровь вопреки предписаниям... Но... А его сабля боевая!... И весьма потертая на рукояти.

Значит, он не докучливый щелкопер, пристроенный родственником к высокой особе, а состоит при ней за заслуги и, скорее всего боевые. Правда, тут можно многое еще предположить — он записной дуэлянт, или взял на удачу отцовский клинок, овеянный, так сказать славой многих сражений. Да много чего! Авионцы вообще странные натуры, горячие и порой непредсказуемые. Что они отчебучат в следующий момент, никто не мог предсказать, пожалуй, даже сами они.

Мысли проносились в мгновения ока, тогда как она продолжала разглядывать столь занимательного шевалье. Он был не то чтобы красив, красивый мужчина — это уже не мужчина, это франт и щеголь, разряженный в шелка и бархат, надушенный и напомаженный, как те фрейлины, что порхают стайками по галерее. Прежде всего, мужчина должен быть мужественен, а уж потом все прочее. Но в этом чувствовалась порода, древняя порода и, кажется, без крови эвейр не обошлось. Кто-то из его предков, пра-прадед, а может, и прабабка знались с этим народом, ныне навсегда оставившим этот континент. О дальнем, но все же точном родстве говорили его черные волосы, отливающие нехарактерными для черноволосых огненными всполохами. Хотя если постоянно полоскать волосы в отваре ханны, будучи черноволосым — получится тот же эффект. А ханна обычно помогает от выпадения волос... Тогда выходит этот шевалье всего лишь борется с облысением?!

От таких мыслей захотелось расхохотаться, но пришлось сдержать недостойный порыв. Даме ближнего круга не пристало хихикать, точно глупая кокетка пытается произвести впечатление на кавалера.

Впрочем, пора оставить эти мысли о незнакомом шевалье, и переключится на основные дела. Еще пара поклонов нужным придворным и она оказалась перед дверями королевы-матери. Гвардейцы, что стояли на страже даже не шелохнулись, однако протазаны5 волшебным образом приняли вертикальное положение, освободив вход. Оставалось лишь легонько стукнуть кулачком, и одна из створок бы открылась, как комтэ6 Сольрей сделал несколько шагов по направлению к дверям. Протазаны мигом вернулись на свое законное место, едва не задев вовремя отдернутую тонкую ручку.

— Что это значит? — в негодовании она развернулась к посланнику. — Вы что себе позволяете?!

— Прошу прощения герцогиня, — Сольрей изысканно раскланялся, — и приношу вам свои глубочайшие извинения, — впрочем, в тоне его речей никакого извинения не было и в помине. Глаза как были по-змеиному холодными, такими и остались. — Но мне чрезвычайно важно встретиться с его величеством во время завтрака.

Она выгнула изящную бровь в немом вопросе. Рассердиться на посланника еще более основательно или простить, девушка еще не решила. Все зависело от его дальнейших объяснений. Однако их не последовало.

Комтэ Сольрей застыл в изысканном поклоне и не собирался трогаться с места, а уж тем более чего-либо объяснять.

"Ах так?!" — возмущенно подумалось ей. Еще бы, конфуз вышел еще тот! Мало того, что гвардейцы в своем служебном рвении чуть не лишили ее конечности, так авионец еще смеет издеваться над ней, не сообщая, зачем требует встречи. А ведь она наперсница ее величества, правая рука для дворцовых поручений и глава службы протокола. Спустить ему это — значит выказать свою слабость перед двором, однако и длить конфликт с посольством Авиона тоже не стоило. Чревато. Да и посол не стал бы так грубо подставляться без крайней необходимости.

Пришлось сделать глубокий вдох и еще более неспешный выдох, прежде чем повести рукой в сторону, предлагая Сольрею отойти и обсудить происходящее. Ее неспешные дыхательные упражнения стали для посланника своеобразным щелчком по носу, однако никаких последствий иметь не могли. Все осталось в рамках приличий.

— Прошу простить меня еще раз, герцогиня, — комтэ Сольрей наклонился на максимально благопристойно близкое расстояние и зашептал, — но я не уполномочен... — Ей пришлось раскрыть веер и внешне совершенно невинным жестом обмахнуть себя, тем самым закрывая весь обзор желающим прочесть по губам. Посол как опытный дипломат даже не пробовал использовать заклятье, чтоб укрыть их от подслушивания. Магия, растворенная в ее крови, оттолкнула бы любое стороннее чародейство.

— Вы сума сошли говорить мне такое! — ее губы застывшие в улыбке едва шевелились. — Либо вы немедленно объясняете, в чем суть вашей просьбы, либо я даже не заикнусь ее величеству о данном инциденте.

Сольрей на мгновение замер, прокручивая в мыслях самый нейтральный ответ и, наконец, решился:

— Прошу передать его величеству, что дело касается вчерашней аудиенции.

Слава всем Пресветлым богам, но на этот раз послу хватило сообразительности ответить без ярко-выраженной артикуляции.

Зато ей все вмиг стало ясно. Так вот отчего королева-мать запнулась на ровной дороге, а посол из Авиона, сопровождавший ее на прогулке поддержал ее величество под локоть. Комтэ бы балаганным фокусником работать, если не карманным жуликом! Да и ее величество хороша! Все причитала, что нога к перемене погоды разболелась. А насколько ловко все было проделано?! Даже она, стоявшая в тот момент в трех шагах и тоже кинувшаяся на помощь, ничего не заметила.

Пришлось одобрить. Чуть дрогнувшие ресницы и легкое касание веером руки посла — этого довольно. Больше ни слова не говоря, она развернулась и направилась в покои королевы-матери.

Шаг 2.

— Доброе утро, ваше величество, — последовало три шага вперед, и она замерла в низком реверансе.

— Доброе утро дорогая!

Королева-мать еще в утреннем убранстве: кружевной чепец едва сдерживал пышные посеребренные возрастным инеем локоны, что живописным каскадом спускались до талии, пена из кружева в рукавах шелкового пеньюара. Сегодня ее величество предпочла голубой цвет, значит, настроение было у нее замечательное, и канцлер не успел омрачить его своими известиями.

— Говорят, вчера вечером ты разбила сердце Илберту виконту Молиньер, со-кровнику7 Молиньеров, — ее величество изволила шутить. — Армель8, ты уже в который раз оправдываешь свое имя.

— Полно, ваше величество, — ответила девушка, выпрямляясь. — Вы же знаете, что все мужчины из рода Молиньер ужасные ветреники, — с лица ее не сходила улыбка, однако вчерашний инцидент не доставил ей удовольствия. Маркиз был безмерно нагл, хватал за руки и все норовил их облобызать. — Я уверена, уже сегодня по утру он забыл обо мне и утешился с какой-нибудь Инес9, да так что, наверное, перебудил половину дома...

На что королева-мать лишь покачала головой.

— Смотрю я на тебя Армель, и думаю: то ли рассердиться за твой дерзкий язык, то ли назначить тебя главной прорицательницей.

— Не сердитесь, прошу вас, — девушка сделала неглубокий книксен и молитвенно сложила руки на груди. — Я не вынесу вашей немилости, ровно, как и титула главной пифии. Лучше уж маркиз Молиньер, нежели это, — глаза ее смеялись. — Я так и вижу, как он берет мою руку и целует-целует, а я прикрываю глаза другой и все отворачиваюсь-отворачиваюсь. И трепещу от предвкушения.

Армель живо изобразила это действо в лицах, так жеманно, как, наверное, могла бы поступить одна из тех глупых фрейлин, что остались за дверями покоев.

Ее величество засмеялась и захлопала в ладоши.

— Браво, моя дорогая, браво! Ты идеально изобразила тех дурочек, что распускают хвост перед дворовыми щелкоперами! — и уже сменив тон, на покровительственный, добавила: — Все же подумай, если не Молиньер, так пусть будет кто-нибудь из Дома Феранъе или Могире, Кореньи или Руатье. При дворе много достойных молодых людей. Подумай Армель. Огюст не будет против, если ты, наконец-то, заведешь себе любовника. Если уж так хочешь сочетать приятное с полезным, то посмотри, кто из них будет наиболее достоин тебя. В конце концов, обговори кандидатуры с Огюстом! Он же твой муж и плохого тебе не посоветует.

— Ваше величество, а почему вы хотите назначить меня прорицательницей? — эта тема казалась более безобидной, чем очередной разговор о необходимости найти любовника. — Неужели я угадала?

— Более чем, — качнула головой ее величество. — Хенни10 с утра рассказала, какой переполох был, когда маркиза увидели в лучах восходящего солнца висящим на плюще под окном мадмуазель Инес из рода Косгелинов. Отец девушки поднял такой вой, что даже Реинманд граф Кореньер вынужден был обратиться в домен Молиньер с официальной нотой — требованием прилюдно объяснить, что делал этот шельмец утром под окном у невинной девушки. Если объяснение не удовлетворит Дом Молинье, то его заставят жениться на ней.