Эра жаворонка

Оглавление

Глава 1. Вук Янко, пилот-техник

Глава 2. Полёт

Глава 3. Тенера

Глава 4. Боль и алкоголь

Глава 5. Хомячий корм

Глава 6. Волощук и отель "Мекка"

Глава 7. Сильбато

Глава 8. Итальянский пастушок

Глава 9. Дом с пауком

Глава 10. Поиски Гарсиа и Форбека

Глава 11. Виссер и Пулька

Глава 12. Зелинский

Глава 13. Усиленная бригада следствия

Глава 14. Эстель Гарсиа

Глава 15. Билет к звёздам

Глава 16. Развязка

Глава 17. Танцы у порталов

Глава 18. Эра макаки, эра жаворонка

Эпилог

Глава 1. Вук Янко, пилот-техник

Бывают дни, когда можно всё. Что бы ты ни сделал, каких бы глупостей не натворил, всё сойдёт с рук, как сходит с рук несмышлёному, встающему на ноги младенцу или, напротив, безнадёжно больному человеку.

Вук выпустил в потолок упругую струю дыма, нащупал левой рукой бутылку виски, глотнул. Правой рукой подтянул к себе Милу, смял, пробежался пальцами по влажному женскому телу. Девушка охнула.

— Извини, — добродушно повинился Вук. — Я не со зла. Мне полгода ничего тяжелее пульта поднимать не придётся. Хочется почувствовать... Ощутить вес. Сегодня мне можно.

— У меня — вес? Я толстая?

— Брось, не кокетничай, тебе не идёт, — сказал Вук, вновь прихлебывая "Глен Грант". — Думаешь растрясти меня на комплимент?

— Дождёшься от тебя комплиментов, как же! — Мила, выскользнув из железных объятий, встала с кровати, подошла к окну. Её точёная фигурка, перекрывшая в окне солнце, вырисовалась тёмным стройным силуэтом со светящимися краями. Красота. Ничего лишнего. — Ты же робот, Вучо. Титановый андроид. Сделать девушке комплимент — выше твоих сил.

— Ладно. Ты тонкая. А теперь включи тридик.

— Ну и скотина же ты, Вук.

Тридик, тем не менее, щёлкнул, и в воздухе повисла суровая персона в белом форменном кителе.

— О! Ник Липполд! — Вук отставил виски, придвинулся к "аквариуму", всю глубину которого занял крепкий человек с подбородком на пол-лица. — Я думал, они завтра прилетят. Ну-ка, что скажешь, дружище?

— ...на ближайшие горизонты прикладной космонавтики, — с равнодушной важностью изрёк дружище. — Были успешно проведены все запланированные исследования. Изучены территории восточнее хребта Курта Гёделя, подготовлены подробные физические и топографические карты так называемых "далёких" земель. Доставлены несколько тысяч образцов почвы и коренных пород. Законсервированы и привезены для наблюдения четыре эндемик-пакета с экземплярами флоры и фауны...

Вук, жадно слушавший невыразительное выступление Липполда, механически заметил, скорее для себя, чем для Милы:

— Да какая там флора с фауной... Три стебелька и две козявки. Нет там ничего. Почти пустыня.

Мила плюхнулась рядом, цапнула сигарету, свисавшую из вукова уголка губ, затянулась.

— Это ерунда, — заявила она, — главное — есть вода и атмосфера, а живность сами разведём. Не парься.

— Разведём? — хмыкнул Вук. — До разведения ещё далеко: кислорода маловато, сила тяжести больше земной, и, вообще, ни хрена не известно. Полетали над маленьким пятачком, а что там за горами — кто знает. Вдруг там такие зябы живут, что мама не горюй!

— Привезёшь мне скальп зябы, — хищно рассмеялась подруга.

— Ага. Как бы мой скальп не подарили кому-нибудь. Вот чёрт! Почему они все, как возвращаются, несут какую-то чушь? Неужели ничего нет интересного? — закипятился вдруг Вук. — Это же космос! Новая планета! Новые формы жизни! Новые условия! Ники, брат, неужели нельзя рассказать, как трудно ходить, потому что вес становится больше? Или как кружится солнце — два раза за сутки меняет направление? Или про ионные ветра, которые вышибают технику? Да мало ли чего такого, что все откроют рот, да так, что не оторвать будет от тридиков? Кто же написал ему этот скучный текст? Ей богу, от него только спать хочется. Никто ж ничего не запомнит из этой тягомотины. Да что там? Планета Тенера? Где это? В созвездии Персей, туманности Калифорния? Да чё-т вроде слышал, а чё?.. Жизнь есть?.. И чё?... Тьфу! Будь я пацаном, ни за что бы не захотел пойти в космонавты после таких речей...

— Будь ты пацаном, я бы ни за что не предложила тебе это, — Мила разжала ладошку прямо перед носом Вука.

— Что это? "Неугомончик"? Мне уже хватит. — Вук, взглянув на таблетки, помотал головой. Новый глоток виски разлился по телу медовой волной.

— Обижаешь. "Диффузия".

Молодой человек несколько озадаченно взглянул на искусительницу.

— Давай, сегодня можно! — подбодрила та. — Вдруг и вправду, вернёшься без скальпа. Так хотя бы не обидно будет, что не попробовал.

— А ты? Уже пробовала?

— Нет, ни разу. Берегла на сегодня. Одна не хочу и ни с кем не хочу. Только с тобой. Ради этого даже твоё пойло терплю.

Вук, поперхнувшись, уставился на тридик. Подумал, что к таким признаниям не был готов. У Милы было тяжёлое детство, отец-алкоголик, забитая мать, скончавшаяся, когда дочери не было и четырнадцати, приют и всё такое. Ему, заласканному единственному отпрыску обеспеченных интеллигентов — физика и геолога, невозможно было представить то, что испытала Мила. Алкоголь она ненавидела.

— ... но ни сложные условия, ни вынужденное одиночество, ни тяжелейшая ответственность не сломили наш крохотный коллектив. Земля доверила нам совершить очередной шаг вперёд, вывела на позиции авангарда науки, делегировала нашей скромной сплочённой команде все надежды и чаянья человечества. Мы сделали всё, что могли, всё, что было в наших силах. Мы выражаем огромную благодарность всем, кто верил в нас, в наше возвращение...., — кисло бубнил Липполд, и речь его никак не могла отвлечь от соблазна "диффузии".

О "диффузии" болтали разное: от "я видел Бога" до "заглянувшему в бездну нет места на Земле". Последнее не пугало, ибо ровно через три дня Вук Янко, старший пилот и руководитель научно-исследовательской экспедиции на планету Ledoux 968 Cc (краткое бытовое наименование — Тенера), на год покидал Землю. Год — приличный срок: бездна либо затянется, либо сожрёт. Одно Вук знал определённо — "диффузия" стоит дорого. Человек, предлагающий её, готов для тебя на многое, или... Или прощается с тобой навсегда. А, может, всё сразу.

— Давай, — кивнул старший пилот, покосившись на сигарету, докуриваемую бесстыже-голой девушкой, и наполовину опустошённую бутылку "Глен Гранта". — Гулять так гулять. Чем запивать?

— Ничем. Просто положи под язык.

Они выключили тридик, поставили что-то индийское, с ситаром и флейтой, легли рядом, взявшись за руки, и начали медленно прорастать друг в друге.

Несколько минут, пока наркотик не начал действовать, Вук размышлял о чувствах к Миле и к стервецу Нику Липполду. Мила звучала флейтой — нежно и воздушно, взмывала птичкой к небесам, порхала, касаясь крылышками небритой дождевой морды облака. Мастер-пилот первого класса (по международной классификации) Липполд нудно бормотал ситарными струнами в простейшем, дворового пошиба переборе. Будто за год полёта из мужественного романтичного капитана превратился вдруг в сморщенного гопника с траченным запасом интеллекта. Что странно.

Освоение Тенеры началось четыре года назад — семь экспедиций, четырнадцать космонавтов. Вук Янко, пилот-техник, и Сергей Тимофеев, пилот-естественник, — восьмая пробная партия тенерийцев. После неё планету определят к колонизации или к консервации — как решит объединённый совет Международной Концессии по освоению дальнего космоса. Из десятка разведанных жизнепригодных планет активно заселялись лишь две — Амикайя и Мола. Мола — настоящий курорт с ласковыми тёплыми морями и обильной живностью. Амикайя — холодная, капризная и суровая, с ледяными морями и небогатым перечнем эндемиков. Что творится на Тенере, официально пока не объявлялось. Вук наводил статистику — у пилотов, массово атаковавших дальний космос, судьбы складывались обычно: кто-то процветал, кто-то прозябал, кто-то чах и болел, а кто-то жил, наслаждаясь молодостью и здоровьем. Но не тенерийцы. Вернее, ничего особенного, за исключением того, что шестерых из четырнадцати не было уже в живых.

Вук ощутил, как стал мягким, текучим, как его ноги и руки, обратившись в струйки, принялись за омовение самых нежных частей Милы — губ, сосков, лона. Соприкасаясь с ними, Вук волшебным образом начинал чувствовать то, что должна была чувствовать Мила, и эти чувства, непривычные, острые сразу в нескольких местах, ошарашили его. Сопротивляясь женским переживаниям, он усилием воли заставил себя перечислить всех пилотов-тенерийцев в хронологическом порядке: Игорь Черезов и Алесь Кудря (утонул в Таиланде во время отпуска), Рейнгольд Форбек (выпал с семидесятого этажа) и Даан Виссер, Джекоб Горовиц (разбился в автокатастрофе) и Юрий Горохов, Самир Галиль (погиб от укуса гюрзы) и Ко Сенг, Павел Зелинский и Марк Школьник, Себастьян Клотье (убит в драке) и Энди Гарсиа (скончался от рака печени), Ник Липполд и Филипп Ермишин. Команда смертников, как назвали их на каком-то канале в тридивидении. Вук с определением был не согласен: собственно на Тенере никто из космонавтов не пострадал. Янко не был суеверен, к полёту он готовился с чистым сердцем.

От мыслей о коллегах у Вука сдавило голову и непреодолимо захотелось выпить.

— Эй, лапа, а пить можно?

— А кто его знает? — с трудом произнесла Мила. Её понесло быстрее, чем Вука. — Ну ты даёшь... Как прикольно у вас, мужчин, это происходит...

Вук решил, что можно, и решение подкрепил добрым глотком алкоголя. Слова Милы его удивили — что же такого прикольного она вдруг заметила? — но затем понял: точно так же, как его самого наполняли невиданные переживания женского тела, Мила бултыхалась в мужских переживаниях. И — поверх всего — в своих собственных, усиленных во сто крат. Потому что сам Вук неожиданно раздулся до размеров Вселенной, выстроенной взмахом творца не из газа и тёмных материй, а из бешеного, почти материального желания. При этом все светила одновременно — белые карлики и красные гиганты — непостижимо сконцентрировались в одной единственной точке первовзрыва, будучи пока лишь в потенциале, в проекте мирового извержения. Вуку страстно, нестерпимо жаждалось распахнуть время и обратить сконцентрированный потенциал в нечто вещественное, излив его в столь же жаждущее эфирное поле, готовое принять в себе новую физику универсума. Он бурно копил энергию, изнывая от вожделения и еле сдерживая себя от грубых животных порывов смять нежный эфир, скомкать, разодрать и сожрать, но одновременно с этим испытывал тянущую, на грани боли, истому, распределённую сразу по всему полотну эфира. Истома была ему внове. Она словно нагружала обертонами и переливами призывную примитивную песню охотничьего рога, по очереди вытряхивала тонкой вибрацией из организма ненужные органы — почки, уши, мениски, бронхи — пока от Вука не осталось ничего, что могло бы помешать выпалить в космос, в бесплодный вакуум, мощный заряд звёздных систем, планет, их спутников, чёрных дыр, пульсаров, туманностей и отважных тенерийских капитанов, отчего-то не приживающихся на старушке-Земле...

Старший пилот восьмой научно-исследовательской экспедиции Персея выплыл, покрытый испариной, из пятиэтажного дурмана (сигарета, виски, Мила, "диффузия" и мысли о команде смертников). Он хотел было сообщить девушке что-то банальное, типа "потрясающе" или "божественно", но подруга опередила его:

— Молчи. Я знаю, что ты чувствовал. И ты знаешь — про меня.

Её медовые, с рыжиной волосы, размётанные по подушке, напомнили Вуку солнечные протуберанцы.

— Я тебя..., — начал Вук, но поперхнулся.

— Что?

— Никогда не забуду. — Он перекатился на бок, привстал, навис над ней: без малого центнер мышц над хрупкой тростинкой. Поцеловав в тонкий нос, потянулся к изголовью кровати и ловким движением выцепил мультилинк. Поводив им над обнажённой Милой, добавил, — Потому что долгими зимними ночами буду разглядывать тебя, дорогуша, и мечтать. Ой, как я буду мечтать!

Мила молча, с каменным выражением лица вывинтилась из-под Вука. Сосредоточенно и серьёзно посмотрела ему в глаза, затем оделась и ушла. На пороге вместо прощания и пожелания лёгкой дороги, она повторила:

— Ну, и скотина же ты.

Когда дверь за ней захлопнулась, Вук обхватил голову и доверительно сообщил сам себе:

— Не только скотина, но и дурак.

Старший пилот Янко, совершенно справедливо записавшийся в дураки, корил себя не за то, что не высказал, а за то, что раньше времени подал подруге надежду. Он планировал будущее, и будущее виделось ему вместе с Милой, но ни один уважающий себя пилот не откроет свои планы до полёта. Космос непредсказуем. Столбить и межевать территорию в девичьем сердце — обрекать его на муку в случае неудачи. Янко постучал ладонью по лбу — голова отозвалась болезненным гулом — и тоже стал одеваться.

Вук Янко, дисциплинированный спортсмен и ответственный специалист, не жаловал ни табака, ни алкоголя. В праздники он едва отпивал глоток сухого вина, а курение полностью исключал из строго распорядка жизни. Но старая и непререкаемая традиция повелевала пуститься во все тяжкие за три дня до старта. Отчасти за тем, чтобы не жалеть о неиспытанном, но в большей степени — чтобы подзарядить эмоции и память перед полугодовым стерильным пребыванием в ограниченном пространстве межпланетной станции. Сегодня Вук проблюётся, завтра отмучается похмельем, послезавтра выспится и отдохнёт, после чего свеженьким огурцом усядется перед командной панелью корабля.

Согласно традиции, пилот, морщась и страдая, бросился в сортир и избавился от непривычных субстанций. Вычистив зубы и слопав апельсин, Вук погрузился в Сеть, чтобы в очередной раз убедить свой недоверчивый мозг, что нет ничего странного в массовом море бывших тенерийцев. Он был спокоен и абсолютно уверен в случайности выпавших карт на зелёном сукне жизни, однако какая-то тонкая струнка в его душе, жалобно колеблясь, вынуждала раз за разом просматривать биографии тенерийских пилотов.

Пискнул фридж: вечерний кусок сёмги отправился в жаровню. Вуку нравилось питаться по старинке. Нравилось обнаруживать утром в фридже свежее мясо и овощи, нравилось слушать, как по часам фридж отправляет продукты на готовку, нравилось наблюдать, как шкворчит отбивная или булькает каша, нравилось вонзать зубы в стейк и рассасывать шарик мороженого. Мила посмеивалась над ним, подшучивала над напрасной тратой времени и денег. Сама она ела как все — заказывала универсальные брикеты. Она предпочитала фруктово-молочное направление, а любимыми вкусами были вкусы номер 354, 9078 и 63093.

Воспоминания о номере 63093 — вкус ряженки с личи, цвет кремовый с розовыми прожилками, форма овальная — вызвал у Вука новый приступ рвоты. Личи Янко терпеть не мог, но он был рад тошноте и рад головокружению. Будет что вспомнить в течение полугода болтанки в тесной камере. Отрицательные эмоции и гадкие чувства живут в памяти дольше, цепляются, как репей, и не дают сойти с ума.

Столовая наполнилась запахом жареной рыбы. Вук специально отключал на несколько минут вентиляцию, чтобы разнести уютные ароматы. Левой рукой он потянулся за вилкой, а правой к сетевому "аквариуму".