Мои хрустальные башмачки
Скорее всего, в тайне от всех их подарила ей мачеха,
которая очень хотела выгнать девушку из дому,
потому что устала от ее непоколебимой доброты,
красоты и приветливости.
Я уж не говорю о том, что несносная девчонка
распевала с утра до ночи!!!
Вивиан Ванде Вельде
Она пела. Господи! Это было самое страшное! Она пела постоянно, не умолкая ни на секунду. Возможно — даже во сне. И вроде голос у нее был не особенно противный... но этот голосок ежедневно будил меня на рассвете. Согласитесь, что приятного мало.
— Золушка! Неси завтрак!
О, вот это уже мама. Рявкнула, так рявкнула. После этого окрика песня прекратилась, затопали по лестнице ноги в деревянных сабо. Она что, не может дома босиком походить? Стукнула сначала мамина дверь, затем Саломеина, и наконец Золушка затопала к моей комнате. Оставалось только со стоном перевернуться на спину и посмотреть на календарь. Седьмое апреля, всего неделя осталась до отъезда в Академию королевы Леоноры. Жизнь! Ты дана мне в наказание.
Золушка впорхнула в мою комнату, нагруженная тяжелым подносом, и защебетала.
— Доброе утро, сестрица.
— Доброе, — буркнула я, высовывая из-под одеяла нос. — Где мое платье?
Вот буквально вчера оно висело на дверце платяного шкафа. Мое любимое зеленое платье с укороченной на ладонь юбкой, которое мама сочла безнравственным. Зато в нем удобно.
— Сейчас принесу, сестрица! — Золушка поставила поднос на столик и опрометью бросилась к двери. — Матушка велела его надставить.
Яйца сатаны!
Когда-нибудь я скажу это вслух.
Нечего и говорить, юбка теперь полностью скрывала мои ступни. Больше того, я на нее наступала! У нашей Замарашки что-то с глазомером.
— Спасибо, — выдавила я, хотя на ум скорее приходило "чтоб тебя.... перевернуло".
— Обращайся, сестрица, — улыбнулась нечуткая к сарказму Золушка и убежала. Напевая.
Когда-нибудь я ее убью.
Позавтракав, я хотела уже сесть почитать "Трактат о различных ремеслах" фра Теофила. Но мама, конечно, не могла оставить меня в покое в такой чудесный теплый денек.
— Иезаве-ель!
Пришлось отложить книгу. Вернее, пришлось спрятать книгу в тайник, потому что единственное ремесло, которое мама считала достойным для девушки — ублажать мужа и рожать детей.
Она сидела в гостиной, попивая свой утренний кофе. Пока в одиночестве, но к полуденному чаю набегут соседки, чтобы обсудить приемы, наряды и женихов своих дочерей. Ужас!
Мама указала мне на кресло и сосредоточилась на своем кофе. Когда я уже начала думать, что мы так до вечера просидим, она заговорила.
— Лорд Хендрих писал тебе?
Лорд Хендрих. О боже! Великовозрастный дебил, цель жизни которого — охота и покер. На последнем балу он полчаса рассказывал мне о травле лис. Это было мерзко.
— Нет, мама, — соврала я.
Письма Хендриха давно уже сгинули в камине и, верно, Золушка выгребла их пепел и унесла в сад. Неуклюжие любовные признания кретина, может статься, пошли на подкормку для репы. Какая ирония.
— Это даже к лучшему. Через три дня его величество устраивает смотрины. Вы с Саломеей должны сразить принца.
Чем? Сковородкой по черепу? И все равно, на обеих он не женится. Сдается мне, он вообще ни на одной из нас не женится.
— Я уже послала за модисткой. Бал будет продолжаться три дня. На вас должно быть надето нечто особенное.
Приплыли. Брак с принцем, это определенно последнее, о чем я мечтаю. Брак — вообще. Да и мэтр Гюго, хранитель библиотеки, меня ждет. А вместо этого я должна выбирать ткани. Зеленые, зеленые, говорю!
К тому моменту, когда модистка удалилась, я была уже выжата, как губка. Сил не было даже жевать. Ну и что ты так на меня смотришь, сестрица Золушка? Хочешь на бал?
Меня осенило внезапно. Это как вспышка молнии. Да! Да, мы еще повоюем! Я никому не позволю лишать меня мечты!
Платья Золушкиной матери обнаружились на чердаке. Целый сундук. Возможно, они были старомодны, но и в этом легко обнаружить свой шарм. По мне, так они были несносны. В смысле — не носибельны. Но это уже не моя забота. Моя забота — придать им пристойный вид.
Самой сложной деталью моего коварного плана оказалась ночная эскапада. Осторожно спустившись на кухню, я сняла с ноги спящей, как бревно, Золушки мерку и поспешила к двери. Мастера стекольной слободы мне не обрадовались. Нет, я не разбудила их, но особого энтузиазма на лицах обнаружено не было.
— Миледи Риттер, — старшина Гильдии мрачно посмотрел на меня. Можно даже сказать, кинул пудовый взгляд. — Пришли за заказом вашей матушки?
— М-м-м... вообще-то нет, мейстер.
Я помялась, подбирая слова.
— Мне нужна ваша помощь.
Причесывая нас к балу, Золушка драла нам волосы. Якобы — ненарочно. Она ненавидела нас, и отнюдь не была всепрощающей святой, я вам скажу. Но терпения ей было не занимать, и только волосы она выдирала. Не понимаю, как моя прическа цела осталась: по всем признакам я должна была облысеть.
Проводив нас до порога, Золушка естественно заикнулась о бале.
— О, милая...
Когда у мамы такой голос, значит она замышляет гадость.
— Милая, у тебя же нет платья! Но ты можешь посмотреть на танцующих стоя в саду. Только... — мама выдержала театральную паузу. — Я просыпала в золу чечевицу. Перебери ее, и можешь отправляться на бал.
Саломея еще долго хохотала, дура.
Сев в карету, я сделала взволнованное лицо.
— Мама! Я забыла свой счастливый браслет!
— Не волнуйся, детка... подумаешь.
— Но, мама, только благодаря ему я танцевала с лордом Хендрихом! — господи, какую чушь приходится нести! — Я быстро!
Выскочив из кареты, я побежала в сад. Так, накинуть плащ, и — к Золушке. На кухне я появилась в сопровождении цветного дыма. Ничего особенного, только смешать кое-какие снадобья, но на сестрицу это произвело впечатление.
— Кто вы?! — спросила перепуганная Замарашка.
— Я твоя крестная фея! Злая мачеха, — прости, мама, — не пускает тебя на бал?
Золушка кивнула.
— Это вредно: не ходить на бал, особенно, когда ты этого заслуживаешь. Ну, ты готова?
— Я не могу, — Золушка повесила нос. — У меня нет платья. К тому же, я должна выбрать из золы всю чечевицу.
С трудом удержавшись от звуковых эффектов вроде "тадамм!", я выколдовала из-под плаща одно из платьев ее матери. Миленькое, особенно после моего вмешательства.
— Надевай и отправляйся на бал. А чечевицу в твое отсутствие соберут... мыши.
Золушка быстро умылась и оделась, нацепила полумаску, и стала очень даже хорошенькой. Брызнув на нее духами, чтобы отбить запахи кухни, я перешла к последней стадии плана. Именно после нее у Замарашки и сомнений не должно возникнуть, что все это именно Чудо.
Я достала хрустальные туфельки, маленький шедевр, сделанный мною с разрешения Старшины.
— И помни, — патетически сказала я. — Ты должна вернуться домой прежде, чем часы пробьют двенадцать, иначе карета станет тыквой, кони мышами, а кучер — крысой.
А мама прибьет тебя. И меня заодно.
Я пихнула ее к черному ходу закрыла дверь, замела золу вместе с чечевицей в очаг (где все тут же и сгорело), набрала миску нового зерна из мешка, спрятала плащ в тайник и побежала к карете.
Ч-черт! Браслет забыла!
В балах мне нравилось одно: земляничный пунш. Его вносили в больших стеклянных чашах — гордости гильдии стеклодувов, — и хорошенькие девушки в ярких платьях наполняли бокалы. Улыбки девушек были слащавы, что отнюдь не делало пунш менее вкусным. Взяв сразу два бокала и вазочку со сластями, я поднялась было на галерею, но мама безжалостно пихнула меня в толпу танцующих.
Я этого не люблю. Возможно, мне просто не попадался хороший танцор. Сегодня же мне особенно не повезло.
Наш Прекрасный принц. Эдмунд Элиота, будущий король Эдмунд II. Не то, чтобы он был мне так неприятен, но не особенно хочется танцевать с человеком, обладающим таким самодовольным видом. И уж точно мне не хотелось становиться королевой. А если хотя бы половина придворных похожа на маму...
Принц выбрал меня. За каким-то странным интересом Господь наградил меня зелеными глазами, и многие мужчины находят их привлекательными.
Принц склонился в изящном поклоне и сверкнул на меня холодными голубыми глазами. Танцуя, он наступал мне на ноги. Я уж и не знала, когда все это закончится.
По залу пронесся шепоток. Эдмунд застыл, отдавливая мне ногу.
В бальную залу вошла наша Золушка.
Все-таки я Гений.
Главным достоинством платья, которое я достала из сундука, был цвет — шампанское, слегка припудренное розовым. Убрать старомодный каркас, чтобы юбка свободна спадала на пол, отпороть плотный воротник в сборку и половину кружева с лифа, добавить немного стеклянных бусин и тонкого газа... Золушка выглядела загадочно, и это было главное. Принц впечатлился, сошел с моей ноги и направился через весь зал к своей Прекрасной Незнакомке. Бедные хрустальные башмачки...
Они танцевали весь вечер, принц никого больше не приглашал, что вызвало у фрейлин и менее разборчивых, чем я, девиц на выданье ропот. За двадцать минут до полуночи наша Замарашка растворилась в толпе с такой легкостью, словно всю жизнь это делала, и принц погрузился в мечтательно-мрачноватые раздумья. Кажется, мне больше не грозит стать королевой.
Всю дорогу до дома мама частила "Таинственную Незнакомку". Эта такая-сякая похитила у нас с Саломеей будущее счастье. По мне, так Эдмунд Элиота если и счастье, то весьма сомнительное и сильно на любителя. Было в нем что-то неприятное. Могу спорить, среди его любимых детских увлечений было отрывание мухам крылышек. Или иная специфическая форма любознательности. Мама же считала его просто идеальной партией, так что вполне могла сорвать злость на Золушке. К счастью, Замарашка уже была дома, чистила очаг, ошалевшая и непривычно молчаливая. Что ж, по крайней мере, она не пела.
Спала я, как убитая — вымоталась, танцуя с принцем, а разбужена была опять непристойно рано. Эта Замарашка пела какую-то непристойно любовную песенку. Удавить хотелось. Излив все свои жалобы подушке, я решила не вставать с постели до вечера. Лучше уж я почитаю фра Теофила, а то никак руки не доходят.
Естественно, чаяньям моим не суждено было сбыться. Едва проснувшись, мама вызвала нас с Саломой к себе. Она прямо-таки кипела желанием уничтожить "мерзавку, похитившую принца". Ее послушать, так Эдвина по голове ударили, по рукам-ногам связали и уволокли в темные подвалы. Мы внимали вплоть до обеда. Саломее, возможно, заняться нечем, а я могла бы и книжку почитать!
Вечером Золушка одела нас в лучшие платья и проводила до дверей. Постояла, переминаясь с ноги на ногу.
— Матушка, позвольте мне поехать на бал...
Вот ведь наивная дурочка!
— Конечно, милая, — усмехнулась мама. — Я просыпала на пол горох и бобы. Разбери их, и можешь отправляться на праздник.
Замарашка едва не разрыдалась. Пришлось мне в образе "доброй феи-крестной" утешать эту дуреху, отдав ей второе платье — розовое, вышитое чуть более темными розами. Напомнив ей про полночь, я чертыхаясь перекинула горох и бобы через крупное сито, спрятала плащ и побежала к нашей карете.
В этот раз принц даже не стал тратить время на прочих гостей, и весь вечер протанцевал со своей "прекрасной незнакомкой". Я могла спокойно пить свой земляничный пунш. Мама зато была в бешенстве. Наше замужество стало для нее навязчивой идеей. Ну и пусть Саломея идет — она в конце-концов старшая.
Заглянув по возвращении на кухню, чтобы убедиться, что Замарашка на месте, я поднялась к себе и легла. Сон не шел. Хотелось бы мне сказать, что меня мучили тревожные предчувствия, но нет, это была обыкновенная бессонница. Сняв со свечи нагар, я достала из тайника книгу, которая, как мне думалось, должна была оказаться смертельно скучной: "Нигредо" алхимика Лоренцо Темного, запрещенную в половине королевств. Алхимия, одно из пяти Великих Ремесел, не особенно меня занимала, но Грандмастер гильдии стеклодувов высоко ценил этот объемистый труд. Книга оказалась вовсе не скучной. Лоренцо Темный много говорил о проистекающих в мире процессах и их взаимосвязи, об их влиянии на ремесло, на элементы, на людей. Но главной темной книги было Разрушение, как основа любого ремесла.
Я проснулась от стука в дверь.
— Сестрица, твой завтрак!
Замарашка!
Пришлось, еще не продрав глаз, срочно прятать книгу и рыбкой нырять под одеяло. Золушка, напевая и даже пританцовывая, вошла, поставила поднос на стол и принялась стирать пыль с полок.
— Довольна чем-то? — спросила я, давясь зевотой.
— Мне снился чудесный сон, сестрица. Что я всю ночь танцую с принцем на балу!
Ну-ну...
Золушка упорхнула. Я поклевала завтрак, оделась и спустилась в гостиную, не дожидаясь окрика. Что-то подсказывало, что сегодняшний день будет испорчен.
— Его Высочество ни разу с тобой не танцевал! — получила я обвинение прямо с порога. — Саломея меня не удивляет — она по-правде страшновата и похожа на вашего отца. Но ты Иезавель, ты признанная красавица королевства.
Сестра обожгла меня ненавидящим взглядом. Этого еще не хватало! Умеет же мамочка настроить людей друг против друга! если одна из нас все же выйдет за Эдвина, мамуля мигом перессорит всех соседей. К этому у нее чистый талант. А мне даже собственная сестра во враги не нужна — чересчур это. Я просто хочу стать мастером по стеклу. Зеркальщицей, но это уж заоблачные мечты.
Только никого мои мечты не интересуют.
Сразу после обеда приглашенные мамой куафюры начали колдовать над нашими с Саломой волосами. В моде теперь были высокие пышные прически, украшенные камнями и бантами, а на их сооружение уходила прорва времени. Времени, которое можно потратить на что-то полезное и приятное.
Платья на третий вечер приготовили просто роскошное — хоть сейчас под венец. Собственно, с таким прицелом они и делались.
В этот раз мне с большим трудом удалось улизнуть на кухню, чтобы в последний раз сыграть роль доброй феи. Святые угодники! И как только Замарашка может верить в подобную чушь?! Фея, надо же!
В этот раз не на шутку разозлившаяся мама высыпала в золу мерку муки, и это была последняя мука в доме. Подмастерья мельника только завтра утром должны были подвезти нам три мешка. Тайком перекрестившись, я соврала что-то насчет мышек-птичек-муравьев, напомнила Замарашке про полночь и пробежала к карете.
Сегодняшний пунш был великолепен. Бал, наверное, тоже, но я действительно не обращаю внимания на это особого внимания. Спрятавшись в относительно безопасное укрытие между двумя колоннами зеленого мрамора в приятной компании кубка с пуншем, я разглядывала танцующих. Главное не упустить появления принца или мамы и вовремя сбежать. Завидев его высочество в сопровождении камердинера, я забилась в щель между колоннами, прижимая к груди бокал. Принц, как мне показалось, был слегка пьян.
— Блер, — сказал принц, — все сделано?
— Так точно, сир, — бодро отрапортовал камердинер.
Я прислушалась. Любопытство, ведь, не порок, а скорее добродетель, полезная к тому же в быту. Чего от добродетелей ждать обычно не приходится.
— Деготь хороший? — спросил принц.
— Высшего качества, Ваше Высочество! Ее ножки прилипнут тотчас же!
— На этот раз прекрасная незнакомка от меня не ускользнет... — до омерзения довольным тоном сказал принц.
Ой-ей! У нас — у меня — проблема! Если Эдмунд узнает, что прекрасная незнакомка — это наша Золушка... Да что там! Если мама узнает! Катастрофа! Надо остановить эту дурочку! Шутки шутками, но могут ведь быть и серьезные проблемы.
Выбравшись из своего укрытия, я побежала на террасу, и как раз вовремя: Замарашка выбралась из кареты. Сколько надменности было в ее движениях... тьфу! Пройдя мимо меня — словно и не заметила! — Золушка откинула занавес. Я поймала ее за руку, обтянутую старомодной кружевной перчаткой. Замарашка отшатнулась от меня, как от ядовитой змеи.
— Госпожа, постойте! — чтобы остановить сестрицу, я взяла ее за локоть.
— Прочь! — пихнув меня, Замаракшка прошла в бальную залу.
Я же ударилась в дверной косяк и ссадила локоть, чего по счастью не было видно под пышным рукавом.
Что же делать? Я только хотела отвлечь внимание противного принца. Теперь же, если откроется, что наша Замарашка... мама будет в ярости. А если у кого-то из мастеров-стеклодувов некстати развяжется язык...
Мне пригрезился призрак монастыря, или какого-то особенно неприятного замужества. Святые угодники" да что ж эта идиотка так легко поверила в мои россказни о фее?! В них сейчас и дети уже не верят!
Весь вечер я силилась застать Золушку одну. Она танцевала с принцем. Мазурка сменялась минуэтом, вальс — паваной, а она все не покидала центра зала. Мне даже пришлось составить на два танца пару какому-то герцогу, чтобы хоть как-то оправдать свое присутствие среди счастливых кружащихся дам и кавалеров. Золушка оставалась недоступна. Не сводя глаз с принца, она танцевала и танцевала, и, казалось, забыла о времени.
Первый удар часов был как гром.
Второй. Третий. Пятый. Восьмой. Одиннадцатый.
Пожалуйста, пусть их будет одиннадцать!
Двенадцатый!
Вырвав свою руку, Замарашка побежала к двери, словно и вправду платье могло обернуться лохмотьями, а карета — тыквой. По вымазанной дегтем лестнице Золушка почти летела, и я уж было вздохнула с облегчением. Но вот левая туфелька прилипла к дегтю. Замарашка дернулась, как птичка в силках, потом выскользнула из обувки и в одном башмачке скрылась в темноте. Принцу достался только мой маленький шедевр. Оторвав туфельку от липкой ступени, Эдмунд поднес ее к губам и поцеловал, а потом произнес:
— Я разыщу тебя, возлюбленная моя!
Прозвучало это искусственно и патетично, как слова главного героя паршивого рыцарского романа.
— Принц ищет ее, — было первым, что я услышала утром.
Мама позвала на с Саломой еще до завтрака. На столе у нее лежал сомнительным украшением указ, прибитый утром к каждой двери.
Принц искал свою прекрасную незнакомку, поочередно примеряя всем претенденткам хрустальную туфельку. Не понимаю только, при чем тут я?
— На рассвете он был у герцогини Таппенской, скоро доберется и до нас! — радостно сообщила мама.
В этот момент зазвонил дверной колокольчик. Опередив задумчивую Замарашку, мама самолично впустила гостей. Ох, хорошо, что я была уже одета. Первым вошел принц, за ним на шелковой подушке внесли перемазанную дегтем хрустальную туфельку.
— Я слышал, леди Риттер, у вас две дочери, — без лишний предисловий и даже без приветствия начал принц. — Пусть они примерят башмачок.
— Сию секунду, Ваше Высочество! — присев в реверансе, мама приняла башмачок из рук камердинера. — Иезавель! Пошли на кухню!
Я сомневалась, что смогу влезть в туфельку. Ножка у нашей Замарашки была маленькая, словно ее с детства пеленали по старой моде. Моя была размера на два больше, а хрусталь, знаете ли, не кожа — не тянется. Но мама тем не менее безжалостно пихнула меня на скамью, самолично опустилась на припорошенный золой пол и принялась втискивать мою стопу в башмачок. Мешал большой палец.
Я заорала прежде, чем мама отрезала его — едва завидев нож. Потом была ослепительная вспышка боли, и влажная от крови нога скользнула в башмачок. Мать подняла меня, но стоять я все равно не могла. Обхватив мою талию, мама решительно поволокла меня в гостиную.
— Туфелька, конечно, впору вот ваша невеста.
— А почему она такая бледная?
— От волнения, господин.
Принц протянул руку, мама отпустила меня, и я рухнула на пол. Кровь залила половицы из великолепного ореха. Кто-то ахнул. А потом послышался омерзительно-певучий голосок Замарашки.
— Я — ваша суженая.
Звякнуло что-то, вероятно вторая туфелька. Не знаю, не видела ничего кроме кровавого тумана.
— В тюрьму этих обманщиц! — приказал принц прежде чем, воссоединиться со своей возлюбленной.
В королевской тюрьме окончательно убедилась, что сказок не бывает. Хотя вот уж самое верное место в них истово уверовать. Чудес нет, есть только тюремщики, которым жаль воды и бинтов для бедной калеки. Только чувство брезгливости, которое почему-то вызывала моя искалеченная нога, уберегло меня от надругательств. Зато наслушалась воплей Саломеи.
Мама удавилась на третий день, сразу после визита Зизуэллу — оказывается у Замарашки было имя. Нас выпустили в связи с амнистией в честь свадьбы принца с нашей сестрицей. Жалкое зрелище: хромая калека, не способна идти, и угрюмая девица, все руки и ноги — это видно через прореху в юбке — которой покрыты синяками. Посмотрев друг на друга с ненавистью, мы разошлись — и разошлись в разные стороны.
Будь ты проклята, Замарашка! Ты, и моя затея!
28.04.2007
7
