Если жизнь твоя порвётся — тебе новую сошьют

Если жизнь твоя порвётся — тебе новую сошьют

Сегодняшняя смена Жука была трудной. Он работал в паре с Термитом, с которым у него никак не получалось выстроить нормальное взаимодействие. Термит был молодым и неопытным — не чета старому Муравью, с которым Жук проработал в паре последние пять лет. Пять лет строительства тоннелей и куполов на малой планете Веста, пять лет ежедневного труда по созданию подземной базы, шахты, автоматизированного завода и хлорелловой теплицы, призванной обеспечить едой Муравья, Термита и ещё сотни новых жителей Весты.

Сам Жук в еде нуждался минимально — его биологическая часть была лишь крохотным участком в теле громадного проходческого комбайна. Жук рыл тоннели, укреплял стены, дробил и растапливал упрямый лёд Весты, а нужную ему еду синтезировал прямо на месте, из добытых углеводородов. Белки были ему нужны в самом небольшом объёме, так как большую часть его тела питал прямой синтез необходимого из протонефти, поййманной в ловушки льда Весты. Похожий и в самом деле на громадного насекомого, Жук выполнял лишь малую часть работы, а дальше растопленная им вода, протонефть и разделённые в теле Жука минералы шли дальше по отдельным трубам, присосавшимся сзади к его брюшку. Строго говоря, это были не просто трубы, а головы других существ — Пиявок, каждая из которых заведовала своим минералом. Одна из Пиявок высасывала протонефть, вторая — водяную пульпу с мельчайшими частицами металла, а у третьей была специализация на утилизации пустой силикатной породы, перемешанной с той же водой. Сознание Жука слабо представляло дальнейшую судьбы всего того коктейля, который образовывался из грязного льда Весты в его теле. В конечном счёте, пока Жук мог спокойно растить сверхпрочный металлизированный хитин оболочки и жвал, пока он мог использовать часть протонефти на свою собственную жизнедеятельность — работа Пиявок его не сильно волновала. Пусть сосут свою долю. Жук уже вырос до своего максимального размера и больше не нуждался в значительной доле добытого для обеспечения своего собственного роста.

Жук помнил, как день за днём, шаг за шагом он создавал своё "тело", мало похожее на тела операторов — Муравья, Термита и Пчелы. С Пчелой он провёл первый год своей жизни, и она отличалась от Муравья и, тем более, от Термита. Очнувшись среди ледяного "ничто", новорожденный Жук практически ничего не помнил и слабо представлял себе окружающий мир. Обрывки каких-то воспоминаний теснились у него в сознании, но слабо укладывались в единую картинку. Именно Пчела объяснила ему, кто (или что) он такое, что такое Веста, лёд, протонефть, металлы, уран, вода, уголь и опасные ледяные разломы. Пчела показала молодому Жуку, как использовать понемногу растущие в его голове сейсмолокаторы для поиска уплотнений в водяном льде, как применять магнитные датчики на его "ногах" для поиска металла, как плести силикатную паутину вокруг цилиндра ледяного тоннеля с помощью его "паучьих" желез, чтобы удержать от обрушения на нежные тела Пиявок колоссальные массы льда через ненадёжную арку ледяной штольни. Обучение шло медленно. Вначале Жуку было даже непонятно, как управляться со своими тремя парами ног — одна из пар всё время подвисала без движения, и только благодаря Пчеле, которая подталкивала его сознание, Жук в итоге разобрался как управляться со всеми шестью конечностями, работая при этом жвалами и считывая показания множества сенсоров. Это было трудно делать постоянно, но Пчела уверила Жука, что в помощь ему всегда рядом с ним (а точнее — в нём) будет находится ещё один оператор, дополняющий и страхующий Жука от ошибок.

Пчела просила Жука называть себя "мамой", и очень обижалась, когда по внешней связи его окликали по номеру ("Жук-1518, отзовись!") а то и называли непонятным Жуку словом "голем". С такими "грубиянами", как их называла Пчела, она спорила и говорила, что называть Жука големом — это подлость и насмешка над их собственной жизнью, что они смеются над собой, а не над Жуком. Жук плохо понимал многие фразы из переговоров Пчелы с внешним миром. Его ограниченное сознание, в конце концов, было спроектировано по большей мере именно для выживания и работы в тесных тоннелях подземелий Весты, в силу чего многие моменты того, что Пчела называла "эмоциями", ускользали от сознания Жука. Первый год своей жизни Жука вели во многом "протоколы" — безусловные программы, которые не позволяли ему отступать от безопасных, хотя и простых действий. И только потом Пчела шаг за шагом отключала протоколы, позволяя сознанию Жука брать всё более и более полный контроль за действиями его постоянно растущего и уже громадного тела.

Создатели Жука в этом смысле пошли на разумный компромисс: с одной стороны, для биологического проходческого комбайна им нужно было создать достаточно автономное сознание, которое бы смогло управляться с массой параметров и процессов в теле самого Жука, но, с другой стороны, Жук не должен был тратить на работу своего сознания и на жизнеобеспечение больше определённой доли от добытого — в этом случае его работа просто бы теряла всякий смысл. Итогом конструкторских изысканий стал разумный компромисс на уровне разума пятилетнего ребёнка, который играет в куличи в детской песочнице. Дополнительной же страховкой полностью автономного комплекса был оператор, который мог разделять с Жуком часть обязанностей по проходке штолен внутри льда Весты, вдалеке от центрального логова Кракена. Жук получал удовольствие от своей работы, от поиска скоплений протонефти и металлов в ледяной коре Весты, но сложные взаимоотношения операторов, Гидр и Кракена оставались за пределами его восприятия. До тех пор, пока операторы корректировали работу Жука, задавая его основной курс, пока Кракен давал общие карты Весты по результатам глобальной разведки её недр летающими над поверхностью Медузами, пока Пиявки несли богатую минералами и протонефтью пульпу в желудки Гидр на дальнейшую переработку — Веста жила и развивалась.

Сеть подземных тоннелей уже покрывала две трети её недр, разбегаясь паутинкой от логова Кракена и простираясь вглубь на добрый десяток километров.

Муравей сменил Пчелу на посту оператора Жука через год после его пробуждения. Пчела сказала, что "будет скучать" по Жуку, но для Жука второе слово имело тогда ещё неясный смысл. Теперь Жук уже осознавал его, в точности так, как это описала для него тогда Пчела: "я буду часто возвращаться к приятным воспоминаниям о тебе с тихой грустью". Правда теперь у Жука осталась неопределённым слово "грусть", но он уже смутно понимал и его значение: несмотря на позитивную окраску воспоминаний о Пчеле — ему очень не хватало её сейчас.

Муравей, как и Пчела, никогда не называл Жука "големом". Муравей был опытным оператором, но жил какой-то своей жизнью, общаясь с Жуком только в рамках работы. Это слово Жук снова услышал от Термита, когда он впервые заполз в головной ганглий Жука месяц назад. В отличии от Муравья, от которого веяло спокойствием и уверенностью, Термит был каким-то дёрганным и неуверенным в себе. И его настроение невольно передавалось Жуку, который тоже начинал делать мелкие ошибки в казалось бы уже давно отлаженных вместе с Муравьём процессах.

Термит, в противоположность Муравью, часто ставил Жука в состояние оправдывающегося. В конечном счёте, Жук и сам мог решать большую часть вопросов, просто опираясь на свой богатый опыт в этой части внутренностей Весты. Так как Жук работал на достаточно богатом, но нестабильном участке коры астероида, ему приходилось тратить достаточно много из добытого на поддержание в порядке своего тела и на укрепление тоннелей за собой. Но эти усилия вполне окупались тем, что Пиявки в конце каждой смены буквально уползали от тела Жука, волоча в себе последние десятки тонн богатых растворов. А потом всю ночь Жук в полусне заплетал стены пройденного тоннеля тройным слоем армированного силикатного волокна, позволяя ему хорошо высохнуть за неполные восемь часов условной "ночи".

Термит же к такому варианту работы не привык — на соседнем участке его прошлый Жук часто успевал плести волокно тоннельной крепи прямо на ходу. Только вот его Пиявки по концу смены тоже часто уползали голодными, а соседняя Гидра получала с прошлого участка Термита почти прозрачную воду, которую можно было лишь отправить в качестве реактивной массы для межпланетных транспортников — Кашалотов. Жук слышал от Пчелы сказки об этих громадных живых существах, Кашалотах, которые легко путешествовали к дальним пределам пояса Койпера и обратно. Под эти сказки Пчелы Жук всегда засыпал, и в его снах он видел Кашалотов. Они плавали почему-то в громадных количествах воды, а не в пустоте космоса, но Жук всегда списывал этот странный факт на игры собственной памяти.

Подход Термита к работе пугал Жука. Ещё в первый год жизни Пчела специально показала Жуку, как важно правильно плести крепь и как выбираться из сложных ситуаций. Она назвала это "сакральным опытом", но смысл слова "сакральный" вначале тоже ускользнул от Жука. Объяснение о том, что "сакральный" означает "тайный" и "отличный от обыденного" дошло до Жука только тогда, когда пройдя по приказу Пчелы почти что сто метров тоннеля без крепи и отсоединив Пиявок, через час томительного ожидания Жук услышал предательский треск позади.

Пчела специально проложила курс Жука рядом с уже пройденным тоннелем, но после обрушения кровли штольни за Жуком — категорически запретила ползти к нему. "Это наша резервная возможность" — сказала тогда она. И Жук, пыхтя и выскребая лапами и жвалами свод тоннеля, с трудом развернулся на пятачке и потом копал, карабкался, грыз непослушный завал, топил лёд и отбрасывал воду назад, прорываясь в обратном направлении, к спасительной сетке старых тоннелей.

Сегодняшняя смена с Термитом началась ещё хуже, чем обычно. Жук, проснувшись утром, обнаружил, что силикатное волокно ещё не затвердело, и для того, чтобы оно набрало прочность, надо ждать ещё минимум два часа. Однако Термит гнал Жука вперёд, а подползшие Пиявки "смотрели" на Жука своими безглазыми пастями в ожидании дневной пайки. Делать было нечего — Жук пополз во вчерашний конец тоннеля, чтобы начать новую смену.

Катастрофа случилась через три часа. Тоннель не выдержал именно там, где и подозревал Жук — недалеко от того места, где он проснулся и где волокно было ещё мягким. Плохо было и то, что последние три часа Жук вгрызался в очень богатый минералами, силикатами и металлами лёд и "металлическая" и "силикатая" Пиявки были просто перегружены пульпой, в то время, как углеводородная Пиявка, да и сам Жук — сидели на голодном пайке, собирая крохи протонефти. Термиту по-хорошем уже давно надо было запросить Кракен о помощи и пустить углеводородную Пиявку в реверсном направлении, помогая Жуку выкачивать протонефть на собственную активность из ближайшей Гидры. Но Термит гнался за валом, лишь бормоча своё обычное "Вперёд, голем, вперёд!". Жук последние три часа шёл вперёд из последних сил — и теперь запаса его энергии критически не хватало на то, чтобы пробраться назад, через пятьдесят метров каменного завала, перемешанного с армированными телами собственных Пиявок.

Термит в момент завала даже не понял, что произошло. "Он не дурак, он просто гуманитарий" говорил в таких случаях Муравей Жуку, когда в переговорах с ним кто-то говорил совершеннейшую глупость. Жук, не понимал значения слова "гуманитарий", но считал, что это что-то очень похоже на слово "дурак", хотя и имеет, судя по строению фразы Муравья, какое-то иное значение.

Через минуту до Термита дошёл смысл происходящего, хотя Жук всё понял гораздо раньше — внезапный рост давления на клапанах Пиявок после обвала, а потом его падение, когда их тела начали выливать пульпу назад в тоннель сказали Жуку гораздо больше, чем попытки Термита выйти на связи с Кракеном или ближайшей Гидрой. Понятное дело — попытки безуспешные, так как кабеля Пиявок тоже перебило, а каменный завал вполне эффективно задерживал радиоволны.

И тут Термита "сорвало". Жук почувствовал, как его тело под воздействием оператора кинуло вперёд, на жёсткий лёд Весты. Вместо того, чтобы выбираться из завала, Термит пытался пробраться ещё дальше вглубь штольни, возбуждённо крича "Нас завалило, о боже!". Сработал протокол перегрузки — и Термита отключило от управления. Жук смог вздохнуть спокойнее и начал вспоминать свой "сакральный опыт" с Пчелой.

Через час безуспешных попыток развернуться Жук всё-таки смог соорудить подобие круглой камеры, в которой он смог повернуть своё продолговатое тело на 180 градусов и встать жвалами к засыпанному проходу. Дальше проход уже расширялся — тепло разорванных тел Пиявок и самого Жука понемногу растапливало лёд в воду. Обычно лишнюю воду всасывала кожа Пиявок, выполняя роль шахтной помпы. Сейчас эта функция была утеряна, клочья Пиявок лежали под завалом, а вода снова медленно замерзала в лёд, грозя превратить хаос камней в единый ледовый монолит. Жук понимал, что времени мало. Если он не пройдёт эти пятьдесят метров завала за несколько часов, то его запасов протонефти и аварийного жирового битума под металлизированным хитином просто не хватит для дальнейшей работы. После этого момента, конечно, можно ждать помощи, но самому уже надо будет экономить каждый килограмм сжимающихся остатков жира. Возможно, даже надо будет заснуть.

Пользы от Термита в этот момент не было ровно никакой. Жук пытался привести Термита в чувство, чтобы переложить на него хотя бы часть сенсорных и вспомогательных функций своего тела, в то время, когда он будет сосредоточен на рытье тоннеля в условиях нестабильного и грозяшего то ли замёрзнуть, то ли — снова обрушится тоннеля. Но Термит, вначале пытавшийся неумело вмешиваться в работу Жука, натыкаясь снова на протоколы безопасности и выживания и получая ожидаемый отлуп, в конце концов просто затих и лишь слабо всхлипывал. В те редкие моменты, когда Жук прекращал разбирать завал, и прислушивался сенсорами к поведению горной массы, он слышал что-то вроде постоянно повторяющегося "Мы все умрём... боже мой, мы все умрём".

Через шесть часов бесконечных всхлипываний Термита и ещё двух истерических попыток перехватить управление Жуком, эта бесконечная волынка в голове Жука наконец-то замолкла. "Включился протокол сна Термита" — подумал Жук, попутно отметив про себя, что и у него времени уже в обрез.

К приходу условной ночи, у Жука на фоне продолжающегося голода и постоянных проблем с армированным волокон остатков Пиявок, которые липли на жвалы и стачивали металлизированный хитин, началась ещё одна напасть. Тоннель, замерзая впереди от Жука, от его интенсивной работы подтаивал сзади. При обычной работе излишек тепла легко уходил с пульпой через тела Пиявок, но в замкнутом пространстве тупика ни воду, ни тепло девать было особо некуда, в результате чего Жук последние метров десять разборки завала буквально висел внутри тоннеля на задних лапах, вцепившись ими в нестабильные стенки. Жвалы скользили и по упрямым, сморщенным рукавам Пиявок, а передние лапы, которые Жук использовал для отбрасывания породы, нестерпимо болели. Металлизированный хитин на них уже истончился до опасного предела и каждая острая глыба отзывалась болью в сосудах, качающих по лапам гидролимфу Жука. Энергия была на исходе. Спать. Спать. Мне надо поспать.