Герой Империи

Пролог.

497 год от основания Империи.

Город Алабастер, 16 декабря.

Голос Ганца Железноглавца гулко отдавались от стен тронного зала Императорского дворца. Возведенные гением Великого Императора, они смягчали и приглушали его, делая похожим на человеческий. Впрочем, внешность все равно выдавала паладина. Измененный алхимическими мистериями древнего Ксарната, Ганц был десяти футов ростом, верхняя половина его тела была непропорционально велика, ноги же казались чересчур тонкими. Но красноречивее всего о его природе говорило лицо: огромный подбородок, гигантская пасть и глаза без зрачков — внешность паладина внушала ужас.

Не его нынешним слушателям. Железноглавец был жестоким оружием имперской воли и правосудия, в его гротескном теле скрывалась сокрушительная мощь, а под сводами черепа жил ум, похожий на отточенный топор. Но появись в нем прихотью судьбы безумная мысль атаковать членов Государственного Совета Валье, и с тем же успехом Ганц бы мог сигануть в вулкан. И дело было даже не в том, что те из пятидесяти человек (точнее, сорока пяти людей, гоблина, кобольда и трех темных эльфов), которые не были могущественными волшебниками, имели при себе достаточно боевых амулетов, чтобы убить разумного дракона одним ударом. Ведь это были истинные носители Имперского Духа: правители, полководцы, святые, герои и чудовища, преисполненные воли и могущества. Они бы справились с ним и безо всякой магии.

— Таким образом, с падением Сед-Меджеда, силы немертвых Теппиканы были окончательно блокированы на западном побережье Атона, — вызубренный текст доклада отскакивал от зубов. — В течение последующих недель многие из Великих Домов, разочарованные неудачей покинули коалицию Неферсокара и отправили послов с предложениями о мире в штаб Сахалльской армии...

Железноглавец не сомневался, что ничто из этого для членов Государственного Совета Валье новостью не является — можно было биться об заклад, что они узнали о окончательной гибели Хеджу-Сека еще до того, как прах царя мертвецов был развеян ветром. Что не умаляло важности священного долга паладина — ведь теперь, через официальный доклад, совершающийся с соблюдением протокола, о победе узнавали не личности, но сама Империя.

— То есть, все? — перебил паладина один из его слушателей. — Заморской войне конец?

Это был Роланд де Вельянтиф, наместник Аскории. Массивный рыжеволосый мужчина одетый в сиреневый китель поглаживал свою густую бороду, а его единственный глаз поблескивал живейшим интересом.

— Воинство Паладинов не принимает подобных решений, — ответил Ганц. — Наше присутствие здесь объясняется лишь тем, что после трагической гибели генерала Паласара, один из наших братьев, известный как Тревор Ондатра был вынужден взять на себя обязанности полководца.

Вне всякого сомнения, все это было известно Рыжему Лобстеру, однако вопрос был адресован не Железноглавцу, а, скорее, остальным членам совета. Паладин продолжал свой рассказ, но момент для вмешательства де Вельянтиф выбрал удачно: главное уже было сказано, и собравшиеся слушали Ганца вполуха, сосредоточившись на обсуждении дальнейшей судьбы сахаллийской кампании. Она в целом была ясной: после поражения мумий никто не мог посягнуть на имперские территории, а большая часть заморской армейской группировки должна были вернуться в Нгару.

— Отлично, — подал голос другой наместник — молодой Витеге фон Эрменрих. — Мы можем использовать вернувшиеся войска для охоты на морских эльфов.

В отличие от аскорийца, окруженного преданными людьми, правитель Ралкрусса был в одиночестве — его ближайшие соседи (фиолетовая магистресса Консорциума и граф Гхашбадский) демонстративно соблюдали дистанцию. Ничего удивительного в этом не было — учитывая то, что его отец, Кирион фон Эрменрих предал Империю, удивляться скорее следовало тому, что Витеге не только остался в живых, но и занял его место. Наверное сказывалось то, что последние десять лет молодой фон Эрменрих провел в столице, пытаясь наладить торговлю с Тяньси, не поддерживая связей с семьей.

— Предлагаешь напоить морской водичкой тех, кто наелся песка? — хмыкнул Роланд. — Смешной ты парень.

Последнее замечание, сложись ситуация чуть иначе, могло бы спровоцировать небольшую войну. Но Ралкрусс и Аскория всегда соперничали друг с другом, и подобная насмешка не выходила за грань допустимого. Тем более, что предложение действительно звучало глуповато, а свежеиспеченный наместник не обладал достаточной силой, чтобы причинить Лобстеру беспокойство. Пока он не укротил Ралкрусс (чего он вне всякого сомнения надеялся добиться под предлогом охоты на синеволосых), Витеге мог отвечать лишь словами.

— Столица моей провинции подверглась нападению, — произнес он. — Подобное нельзя оставлять безнаказанным.

Намек был очевиден. Пятнадцать лет назад, в Мутные Дни после свержения Пятого Императора, Корт Бальдр, одна из крупнейших Морских Твердынь, вторглась в аскорийские воды. Опьяненные кровью, вредители морей вырезали целые острова, уничтожая все, что не могли забрать, стратегической геомантией и колдовским пламенем. Апофеозом их рейда стало нападение на столицу провинции, от которого город не оправился до сих пор. И, что было хуже всего, Твердыня ушла за Кипящие Моря, лишив имперцев возможности отомстить.

— Точно смешной, — Рыжий Лобстер лишь хмыкнул, но в глубине его глаз блеснуло что-то нехорошее. — Не то что твой папаша. Надеюсь ты и предателем не окажешься.

Выдержке де Вельянтифа можно было только позавидовать. Витеге в первую очередь — простая подначка заставила его утратить душевное равновесие. Молодой фон Эрменрих чуть покраснел, его сердцебиение участилось, а брови грозно сошлись на переносице. Обстоятельства принимали дурной оборот, но, к счастью, в их разговор вмешалась третья сила.

— Я не понимаю, — произнесла Анастасия Кавендиш. — Вы собираетесь мстить за нападение на ваш город? То самое, которое провалилось?

Наследница Багряного короля, единственного из имперских наместников кто не явился на заседание Совета из-за очередного обострения Снежной войны, возвышалась справа от Витеге. Прозвище Темной Башни ей подходило — семи футов ростом, волшебница казалась еще выше из-за огромной остроконечной шляпы. Судя по переливающимся узорам, менявшим цвета и формы, Ганц предположил, что это был Проклятый Колпак Гордерика, ношение которого нарушало как минимум восемнадцать пунктов Стандартов и Постановлений Консорциума. Впрочем, паладин не был обязан блюсти эти правила, а вкус семейства Кавендиш к странным головным уборам был притчей во языцех. В любом случае, вид у нее был довольно грозный — Эрменрих предпочел не связываться еще и Севером, а потому только пробормотал в ответ что-то невразумительное.

— Отлично, — произнесла Анастасия. — И мне кажется, что в текущей ситуации, очевидно куда лучше направить сахалльские войска. Приближается шестой век. Неправильно если наша великая Империя встретит его в границах от середины четвертого, верно?

Война. Темная Башня не произнесла этого слова, но оно просто повисло в воздухе. Прежде, чем взорваться как боевое заклинание. Гешталия и Олдосс — восточные провинции, присоединенные к Валье победоносными Походами Мертвецов в эпоху Третьего Императора и отторгнутые Эсфорийским мирным договором пятнадцатилетней давности. Сердце Ганца забилось быстрее, но как не силен был жар праведного желания вернуть Империи ей полагающееся, ему полагалось оставаться безучастным. Лорды спорили, пытались убедить и переубедить друг друга, воли и интересы сталкивались как клинки. И хотя при этом пока никто не повышал тона, и все были предельно вежливы друг с другом, Ганц ощутил себя на поле боя; слова были словно солдаты враждующих армий, аргументы оборачивались наступлениями, завуалированные насмешки и уколы напоминали обманные маневры. Железноглавец не жалел о том, что судьба превратила его в брата Воинства, но сейчас он был близок к этому как никогда. Ведь случись все иначе, он бы мог бы быть полководцем в таких сражениях... Но сейчас он был паладином, слугой Валье. А эти люди (а так же три темных эльфа, гоблин и кобольд) сейчас были самой Империей.

Взгляд паладина почти против его воли устремился к небольшому возвышению в конце зала. Там, на возвышении и под пышным балдахином стоял Великий Трон. Символ имперской мощи, отлитый из регалий королей и правителей, сокрушенных Великим Фомальгаутом, пустовал, но все равно внушал паладину почтительный трепет. Сидя на нем владыки Валье прошлого заключали договоры, начинали войны, и одним словом решали судьбы мира.

"А ведь он мог бы принадлежать мне", — появилась в голове тихая и будто бы чужая мысль.

Она немедленно вызвала у паладина шок. Железноглавец знал себя и свое место в этом мире, и прекрасно понимал, что став имперским паладином он не годился в правители Империи. Ни разу эта мысль не вызвала у него настолько острого сожаления, и пораженный паладин не мог перестать задаваться вопросами. Неужели в его душе до сих пор скрывались подобные помыслы? И, если да, на что они могли его подвигнуть? Мог ли он теперь доверять себе?

Погруженный в самокопания, он даже не сразу заметил, что словесное сражение вокруг него постепенно стихает, а внимание членов совета оказалось сосредоточено в центральной части стал, где за ним, на небольшом возвышении, сидели могущественнейшие люди Империи.

— Мы могли бы вести войну даже без сахалльской группировки, — ответила на чей-то вопрос Стелла Маджентовая. — Извлеченных из шиаггаратской находки ресурсов уже достаточно, чтобы призвать целую армию Духов. И в нашем распоряжении есть Морская Твердыня! Перенесем ее во Внутреннее Море и о флотах Священных мечей можно забыть.

Тридцать пятая глава Магического Консорциума явно была более, чем положительно настроена по отношению к войне. Голос невысокой красноволосой волшебницы звенел от уверенности, а от возбуждения вокруг ее тела сформировалось гало магических энергий. В иной ситуации Ганц бы нашел эту ситуацию странной, ведь такое поведение не было характерно для магистриссы, прозванной Снежной королевой.

— Не стоит спешить, — глухо возразил ей голос Иоанн Бальдарова. — К сожалению, пока машины Ормен Ланга подчиняются не нам, но прежним хозяевам. И у меня нет сомнений насчет того, что их преданность питает лишь страх.

Необычным было и поведение Старшего иерофанта. Ганц встречал его чаще, чем других членов совета и, обычно, могучий старик воспламенял людей неистовой убежденностью и собственной харизмой, но сейчас от него исходило лишь странное леденящее душу спокойствие. Паладин увидел рубиновое Око Фомальгаута, украшавшее грудь Верховного культиста и его словно бы укоризненный взгляд, заставил его отвести взор, взглянув на того, кто сидел в центре С-образного стола.

Это был невысокий мужчина средних лет: темные волосы, тронутые сединой, блеклые зеленые глаза, простой камзол. Он больше напоминал провинциального дворянина, и на фоне остальных членов Совета, чья сила духа проявлялись даже внешне, выглядел весьма невзрачно — если бы не аура силы, исходившая от него, которая ощущалась почти физически. Маджентовой магистриссе подчинялись колдовские энергии почти безграничной мощи, Бальдаров нес слово самого Фомальгаута, но даже их могущество блекло пред возможностями этого человека: он выходил победителем из безнадежных ситуаций, сокрушал препятствия, пред которыми опускали руки сильнейшие, и решал проблемы, которые многие были даже не в силах осмыслить. Что там, половина из присутствующих оказалась здесь не в последнюю очередь благодаря его воле.

Он поднялся, излучая уверенность. Прошелся взглядом по членам Совета — те, кто встречался с ним взглядом, почтительно замолкали. Вскоре воцарилась тишина, и председатель Совета улыбнулся, приготовившись озвучить свое решение.

И тут кровь хлынула у него изо рта, взор затуманился, ноги подкосились, и Герой Империи Салмансар Зоннер, Паук Шиаггарата, чьи тенета опутывали всю страну, рухнул на пол в звенящей тишине.

Глава 1. Цирк Смерти.

497 год от основания Империи.

Деревня Унголиаф, 29 декабря.

Клоун прыгнул на Рейнольда Рейнольдса. Измазанное белой краской лицо искажала гримаса безумной ярости, волосы стояли дыбом, и даже накладной нос напоминал клюв хищной птицы. Из его рта вырывались бессвязные вопли, а ржавый мясницкий нож принялся рубить воздух еще в полете.

Lenwaednn влетел ему в лицо, раздался крик боли, и прерванный полет комедианта завершился на полу. Он немедленно попытался встать, но деревянный молоток опустился ему на затылок, обрывая эти потуги.

"Последний", — подумал Рейнольд, утирая со лба пот и глядя на тела поверженных циркачей.

— Потрясающе, дамы и господа! — громко прозвучал гнусавый голос. — Пусть Дождь и серьезный тип, но семейство Бим-Бом он победил со смехотворной легкостью!

"Мне бы было сложнее, если бы они не нажевались злокорня" — сказал бы некромант в другой ситуации, но сейчас ему было не до этого — он пытался понять, откуда хозяин цирка вещает.

Увы, мерзкий голосок звучал словно бы отовсюду. Не особенно помогало и освещение. Огороженная решеткой арена, больше похожая на массивную мышеловку, была единственным более-менее освещенным местом в цирковом шатре — свет эфирных фонарей, высившихся вокруг нее, не проникал за кулисы и в зрительские ряды.

— Что же, клоуны оказались не в силах остановить некроманта, — продолжал распинаться конферансье. — Но удастся ли ему одолеть нашего укротителя? Делайте ваши ставки, дамы и господа!

В иной ситуации, некромант из Щитового королевства обязательно бы хмыкнул от предприимчивости имперца не только превратившего преступление в представление, но и устроившего тотализатор по поводу его исхода, но сейчас в душе царила холодная сосредоточенность и посторонним мыслям не было места. Он даже не обрадовался тому, что пара дюжих слуг, которые утаскивали побитых клоунов за кулисы, не были членами "семейства Бим-Бом" — лишь отметил, что справиться с ними было куда сложнее, чем с кучкой чокнутых в уродливом гриме.

— Встречайте! — повысил голос шпрехштальмейстер, когда последний клоун покинул арену. — Укко — Повелитель Чудовищ!

Эфирные фонари противно замерцали, Рейнольд тихо зашипел и сердито сощурился. Занавес поднялся и на арену выкатилась массивная клеть на колесах, которую тащил десяток широкоплечих карликов. Поначалу некромант принял их за гоблинов, но затем заметил, что у них не было лиц, а вместо волос торчали щупальцеобразные отростки, и понял, что это были монстры из низших слоев Астрала. Опасными они не выглядели, и некромант перевел взгляд на существо внутри клетки. Его скрывала белая ткань, но исходившая от создания вонь показалась некроманту странно знакомой.

"Да вы шутите", — подумал он, приглядевшись к силуэту.

— Трепещи, жалкий труповод! — заорал маленький человечек, сидящий на клетке. — Сейчас ты познаешь значение ужаса!

Он щелкнул кнутом и низшие монстры открыли клетку. Еще один удар кнута — и их руки просунулись сквозь прутья и освободили чудовище от ткани. Львиная морда, крылья нетопыря и гигантский скорпионий хвост — это действительно была мантикора.