Дом - это там, где ты нужен

Дом — это там, где ты нужен

Часть 1. Раб.

Солнце медленно клонилось к закату. Полуденная духота давно сменилась теплыми вечерними сумерками, которые постепенно наполнялись стрекотом огромных слепней и мутировавших богомолов. Пустошь, местами уродливая и голая, местами больше напоминавшая свалку из-за развалин остатков старого мира и укрывавшего ее мусора, здесь была представлена кустами, кое-где поднимавшимися корявыми зелеными деревцами и пышным разнотравьем. Временами из высокой, по грудь, травы, показывалась живность, однако, кроме слепней, по-настоящему опасных тварей здесь не водилось. Казалось, мир, переживший и продолжавший переживать ужас ядерной войны, рассредоточил его где-то по границе вокруг, эту свою часть оставляя заповедником тишине и умиротворению.

Отряд из семерых людей уже довольно продолжительное время пылил по широкой наезженной дороге, что была проложена между раскидистых колючих кустов и высоких трав. Лица шести изображали разные чувства, сходные, однако, между собой похожим выражением — здесь люди чувствовали себя хозяевами. Они перекидывались репликами и шутками. Временами между идущими завязывались горячие споры, слышались ругань и смех. Одетые в черную кожу с металлическими накладками люди были хорошо вооружены и, похоже, с оружием своим они управляться умели.

Лицо седьмого так плотно покрывали засохшая грязь и пыль, что его было толком не разглядеть. Сам он, как казалось, нарочно опускал голову ниже, скрывая глаза под копной грязных и слипшихся светлых волос. Спутник людей в черном был абсолютно гол, если не считать толстой полосы металла вокруг шеи. Его кисти опутывала веревка, другой конец которой был приторочен к поясу молодой женщины — крепкой и рыжей. Как и ее товарищи, женщина была одета в кожаную куртку с нашивками из металла, которая теперь была распахнута на ее груди. Одной рукой она без усилий несла на плече винтовку, другой — увесистый рюкзак. Временами она вспоминала о веревке. От резких рывков пленник спотыкался, едва не падая в пыль, но так и не упал ни разу. Несмотря на то, что голый был видимо изможден до крайности, ноги еще держали его.

Дорога начала подниматься на холм. Из-за холма постепенно открывался вид на обширную долину, которая лежала среди других холмов. Долетавший с той стороны ветер заметно посвежел и сделался мокрее, точно до того, как долететь, проносился над большим и пресным, водоемом. На близость воды указывала характерная живность, в которой преобладали птицы. По мере приближения к воде живности становилось все больше.

Вид с холма был впечатляющим. На пологом берегу огромного и, похоже, все же, пресного озера, стояло большое поселение, размерами сравнимое с провинциальным довоенным городом. С точки зрения стороннего наблюдателя, лучше места трудно было бы пожелать. Поселение расположилось в ложбине между двух скал. С третьей стороны плескалось озеро. Подступы к поселению были перекрыты высокой стеной. Частично она была каменной, частично — собранной из плотно пригнанных друг к другу кусков железной арматуры и колючей сетки. Далеко, насколько хватало глаз, тянулись возделанные поля, на которых колосились зеленые злаки, поднималась кукуруза и подставляли солнцу видимые даже с холма округлые бока плоды зеленой тыквы. На грядках копошились сотни фигур полуголых рабочих. Поля были также огорожены колючей сеткой, забором и смотровыми вышками, которые отстояли друг от друга на значительном расстоянии. Перед стеной был прорыт широкий ров.

Отряд остановился, словно собирая силы перед последним, уже безопасным от всех тягот пути по пустоши, марш-броском. Рыжая дочь самого крупного рабодельца на всем Побережье Красная Кейт бросила взгляд в сторону раба, поимка которого стоила ей таких усилий. Раб, единственный из всех, кому когда-либо удалось от нее уйти, спустя множество долгих и хлопотных дней был пойман. Теперь покрытый царапинами, ссадинами и синяками, осунувшийся, грязный и вонючий, этот раб уже ничем не напоминал того гладкого и смазливого беглеца из Приюта, который с видимой легкостью за два раунда положил лучшего гладиатора Сходки, а потом растворился в ночи радиоактивной пустыни как какой-нибудь долбанный герой старых комиксов. Джонни Хесс, как звали этого проблемного ублюдка, выглядел подавленным и больным. Он уже был больным, когда они поймали его. Теперь, после долгого пешего перехода и постоянных опробований на его шкуре шокера, встроенного в ошейник, он, судя по всему, окончательно ослабел, отупел и сник, реагируя на одни только побои. Последние несколько дней он доставлял настолько мало проблем, что Кейт, при здравом измышлении, даже сняла с него наручники. Чутье рабской психологии не подвело ее и на этот раз — сбежать раб уже не пытался, как не пытался кидаться с кулаками на конвой или просто взывать к милосердию и совести похитителей. Впрочем, в этом была немалая заслуга его спутников, довольно быстро сумевших наглядно показать все составляющие его изменившегося социального положения. "Святоша из Приюта", как называл его безвременно почивший торгаш Меллори, уже не пытался разговаривать, и только тупо дергался в ответ на обращенные к нему тычки. Кейт, впрочем, чем дальше, тем все меньше этим была довольна. Ситуация, при которой святоша сломался бы чересчур быстро, ее не устраивала. Она собиралась заняться обучением этого проблемного раба как следует, и непритворная чрезмерная покладистость обесценивала его интересность в ее глазах. Впрочем, опытная со знанием душ своего товара Кейт была уверена, что прострация раба Хесса была временной, вызванной чрезмерной усталостью, болезнью и шоком, а потому состояние его подавленности беспокоило ее, но пока не слишком.

С пригорка, на котором они стояли, открывался хороший вид на Город и его окрестности, а также великое озеро, подходы к которому контролировались семьей Кейт. Озеро было предметом их гордости и неиссякаемого источника доходов — потому что чистая вода подчас ценилась в пустошах дороже еды и патронов. Наблюдая за лицом раба, дочь Когтерога прочла в нем легкую заинтересованность, что было расценено ей, как хороший признак. Впрочем, ни Кейт, ни ее парни не были настроены любоваться видами долго.

— Уже почти дома, — Драный Клык кивнул в сторону огороженных колючей сеткой полей и ухмыльнулся, светя просветом между зубами. — Сегодня будем жрать жидкое и горячее.

— И телок поваляем, — поддержал его товарищ, высокий и крепкий, как белый, но с явными признаками азиатских черт в лице. — Полтора месяца в пустоши, а вернулись пустые. Одного только придурка выловили, и того — не продашь.

— Этот не продается, — еще раз внесла ясность Кейт, дергая за бечевку. — Я возьму его в свой дом. Но поскольку мы выходили с третьим отрядом, а отделились потом, премию третьего за улов делим на всех. Третий-то вернулся с партией, как положено.

— Хорошо, если так, — отозвался еще один работорговец, сухой и смуглый, но молодой, как и все члены отряда Кейт. — Мои старуха с детьми, яти, небось, уже заждались. Хочу купить плуг и расширить поле, а на следующий год посадить, ять его, овес. В этом он хорошо взошел.

— Посади лучше потату, — посоветовала Кейт через плечо. Поправив шлейки рюкзака и еще раз дернув за веревку, рыжая дочь работорговца начала спускаться с холма. — Идет лучше, и уже который год хорошо растет. У меня всего десять рабов... теперь уже одиннадцать, но на моем поле — хорошая урожайность. А овес три года назад сильно побило градом. В следующем году может случиться то же самое, и ты потеряешь прибыль, да еще будешь жить впроголодь со своими рабами.

— Я подумаю, — пообещал ей в спину сухопарый, и в самом деле серьезно задумался.

Спустившись с холма, дорога еще некоторое время попетляла в зарослях словно нарочно не убранного колючего кустарника и привела к воротам, что венчали собой высокие, выше человеческого роста, заборные загородки вокруг полей, сплошь состоявшие из колючей проволоки. По обе стороны от ворот стояли дозорные вышки, на которых виднелись зачехленные устройства крупнокалиберных орудий. Рядом с каждым было по одному дозорному. Еще четверо резались в карты за деревянным столом чуть в стороне от ворот. Далеко поодаль вдоль линии забора виднелись такие же вышки с бдившими на них часовыми.

— Надо поля отгородить чем покрепче, — вскользь бросила Кейт тому же сухопарому, дергая веревку. Идущего за ней раба тряхнуло и он ожидаемо споткнулся. — Когтерогов, мать их, все больше. Трижды за прошлые полгода прорывались и жрали рабов. Не раз уже говорила отцу. Не знаю, как в этом месяце...

— Надо, — согласился сухопарый. — Я уж сам базарил с хозяйственниками. Матерьял, ять, нужен — эту-то изгородь по-любому оставлять, а значт, новую делать, и — лучше, крепше. Рабов оторвать от работ, нагнать, ять их так, для стройки... Все это — время и куева туча денег. Но ты права, Красная, делать это, ять, надо, еще как. Если в следующем месяце организовать, глядишь, управимся к зиме...

Они миновали ворота. Охранники поздоровались с входящими, однако, от игры не оторвался никто. Кейт и ее группа миновали охранную будку и пошли вдоль засаженных полей, на которых трудились десятки рабов. По одну сторону зеленела кукуруза, по другую тянулась полоса низкорослых кустов с большими красными и зелеными плодами. С некоторым удивлением оглядывавшийся по сторонам пленник узнал в плодах помидоры, которые раньше видел только на картинках.

— Мои поля дальше, раб, — заметив его интерес, внесла ясность Кейт, простирая руку куда-то за кукурузу. — Ты еще их увидишь. Даже не так. Ты будешь видеть их каждый день. В течение какого-то времени, пока я не найду для тебя применения получше.

— Благодарю... госпожа, — хрипло выдавил пленник, зная, что от него ожидают ответа.

Кейт ухмыльнулась, снова дергая ошейник. Раб подавился последним словом и умолк. Больше по сторонам он не смотрел, опасаясь привлечь к себе внимание. На его бледное до зеленого лицо все упорнее вползал румянец стыда. Заставив его раздеться при поимке, хозяйка так и не разрешила прикрыть наготу, и чем больше вокруг оказывалось людей, которые его могли увидеть, тем хуже себя чувствовал святоша. Он уже не пытался прикрыться руками, зная, что за этим последует боль от разряда в перехваченном ошейником горле, однако, по его выражению лица и искусанным губам, можно было догадаться о том, что происходило в его душе. И пока все было так, как более чем устраивало его хозяйку.

— Ты уверена, док? Он, мать его, нюхался с этим... как его... из Рено... проклятие, Райвеном! Ребята из Розберга трепались, что они снимаются вдвоем.

Собеседница Кейт пожала плечами.

— Если тебе хочется слушать треп ублюдков из Розберга — зачем тогда ты двинула ко мне? Этот твой новый раб — как новорожденный телок. Тупой и грязный. И он точно не из... дублеров Райвена.

Бросив что-то звякнувшее в жестяную миску, она похлопала по голой ягодице кусавшего губы раба. Приняв этот жест за разрешение, ее пациент сел на кушетке, бессознательно и с силой растирая кисти рук. Мышцы его лица подергивались. Он дрожал мелкой дрожью. Доктор смерила его взглядом.

— Если хочешь знать мое мнение, — стягивая перчатки и отправляя их вслед за инструментом, хмыкнула она. — Этот телок даже не понимает, с чем ты к нему прикопалась. Он не пользованный совсем.

— С чего ты это взяла?

В хрипловатом голосе Кейт было немалое удивление. Доктор равнодушно дернула плечами, словно и не настаивая на своем утверждении. Раб опустил голову ниже. Хозяйка шагнула к нему и, запустив пальцы в грязные светлые волосы, заставила посмотреть на себя.

— Так это правда? — поймав взгляд раба, отрывисто и требовательно переспросила она. — Ты гребаный девственник?

Высокая и седовласая, но еще не старая доктор, подняла брови за роговыми очками. Ей тоже было интересно.

— Да, госпожа, — после паузы выдавил из себя раб, сотрясаясь уже всем телом, хотя отчаянно пытаясь взять себя в руки. Губы он искусал до крови, бессознательно обнимая себя за плечи, словно это могло его защитить. Он не смел отвернуться, да и не мог этого сделать, вынужденный являть взору хозяйки всю гамму чувств, что попеременно появлялась на его то резко бледневшем, то выцветавшем малиновыми пятнами лице.

Видимо, увидев все, что ей было нужно, хозяйка, нахмурившись, отпустила его голову.

— А как он в целом? — обращаясь к докторше, спросила она.

Та, уже не ожидая ничего интересного, пожала плечами.

— На сегодняшний день — сильно истощен и имеет механические травмы и ожоги средней тяжести. Кроме того, у автодока готовы еще не все его анализы. Мне не нравится цвет его крови. Нужно проверить ее состав. Ну, а в целом — животное, как животное. Отмыть, и можно пользоваться. Хотя, если нужно мнение именно врача — хочешь не только играться, а и получать прибыль, дай ему отлежаться несколько дней. Иначе сдохнет еще до того, как приступит к работе.

Кейт бросила еще один взгляд на своего раба. Тот уже не обнимал плечи, вместо этого взявшись вновь бессознательно с силой растирать кисти рук и уже привычно пряча под волосами свое лицо. Судя по опущенной голове, смотрел он себе в колени.

— Буду поступать с ним, как заслуживает, — презрения в ее голосе было больше уверенности. — Это выносливая сволочь. Он будет приносить прибыль, когда прикажут. И он не сдохнет, нет. Он проживет очень долго. Но так, что сам будет просить пристрелить его... каждый день.

Когда Кейт и ее раб покинули клинику, уже смеркалось. В домах зажигались огни. Кое-где под крышами и на столбах была натянута иллюминация, придававшая городу работорговцев неожиданно праздничный вид. С окраины доносилось мычание — там стадо коров сгоняли обратно в стойло. Вокруг делалось оживленнее. Вечерняя прохлада привлекала вымотанных дневной жарой людей подышать свежим воздухом перед изнурительным завтрашним днем. Едва глядевший по сторонам Джонни все-таки успевал рассматривать улицы незнакомого ему еще города работорговцев. От главных ворот и до клиники они успели пройти поля и пригород, сплошь состоявший из приземистых домов, каждый из которых, имел высокую изгородь, широкий двор и пристройки. По-видимому, работорговцы жили каждый отдельным домом, вместе с домочадцами и рабами, однако, по многим признакам можно было понять, что у рядовых охотников за рабами редко бывало больше двух-трех невольников. Сразу за домами начиналась небольшая, но и немалая площадь, по обеим сторонам от которой тянулось несколько строений с вывесками, по-видимому, служивших местными магазинами, питейными и прочими развлекательными заведениями. Отдельно в стороне был широкий дом с окруженным металлической сеткой загоном. Вокруг загона стояло больше вооруженных мужчин, чем где-то еще по городу. Внутри загона за сеткой бродили, но, по большей части сидели полуголые люди.

Все это раб Кейт Джонни видел мельком, по-прежнему занятый тем, чтобы спрятать хотя бы лицо от взглядов, которыми награждали его работорговцы, их рабы, и даже дети, которых на улицах города было неожиданное множество. Занятый разглядыванием земли у себя под ногами и тем, чтобы, переставляя ноги, не замешкаться, Джонни не заметил, как вслед за рыжей владелицей спустился к самому озеру, у которого особняком стояли несколько самых больших и богато смотревшихся домов.