Цитадель души моей

Андрей Имранов. Артем Савин.

Цитадель души моей.

I. Lupus in fabula

Третий волк прыгнул на меня из-за левого плеча. Я ждал его — учуял едва слышное чавканье сбоку, когда он, готовясь к прыжку, выдирал лапы из грязи. Но я и виду не подал, даже наоборот, немного повернулся вправо, оставив волка за спиной. И сразу же резко обернулся, выбрасывая гладиус перед собой. Удачно. Лезвие вошло летящему в прыжке зверю прямо под шею, чуть выше рёбер. Потом волчья туша навалилась на меня, и мы вместе рухнули в жидкую грязь. А вот дальше вышло уже не слишком удачно. Свободная рука, на которую я планировал опереться, без сопротивления ушла в вязкие глубины — а мне-то думалось, что край гати не так близко — и я погрузился в трясину с головой. Если лежащий на мне зверь еще способен шевелиться, или окажись поблизости еще один, то вынырнуть мне уже не светит.

Ну, этого я, похоже, прибил: туша не шевелилась, медленно погружаясь в топь вместе со мной. Я подергал правой рукой, пытаясь выдернуть меч — тщетно, похоже, за ребро зацепился. Ладно. Выпустил меч, оттолкнулся от неподвижной туши волка вбок, потом, опираясь на неё, поднял голову над поверхностью. Кулаком быстро стёр с глаз грязь и осмотрелся — чисто. Туман понизу всегда прозрачнее, это здорово нам с Вартом помогло сегодня. Подождал немного — нет никого. Неужто всех перебили? Хорошо бы, но рассчитывать на это не стоит. Первым делом — меч. Я осторожно привстал на гати, и, внимательно вслушиваясь в окружающую меня вязкую тишину, попытался перевернуть мёртвого зверя, чтобы достать своё оружие. Сразу не получилось — волк погрузился в грязь почти полностью, а трясина держала крепко. Но я ж упрямый. Поупирался, попыхтел, и — с протяжным хлюпающим вздохом туша подалась и перевернулась набок, больше похожая теперь на громадный шмат грязи. Я нашарил рукоятку меча, счистил, чтобы не скользила рука, болотную жижу с нее, уперся ногой в тушу, и дёрнул. Что-то хрустнуло в мёртвом теле, брызнула, враз смешавшись с грязью и побурев, кровь — и клинок вышел из раны. А ведь так и есть — впритирку к первому ребру я этому волчаре свой меч воткнул. Удачно вышло, что ни говори. Возьми я на полпальца ниже — лезвие бы соскользнуло, порезав, но не убив. Что бы потом со мной было — и гадать нечего.

— Шелест!

Это Варт. Варт-Зубастый. Двое нас с ним осталось из всей скриттуры. Вот так вот. Думали, легкое задание. Отдохнем, думали.

— Слышу! — откликаюсь я. Звук вязнет в густом тумане и от этого создается обманчивое впечатление — будто в небольшой комнате стоишь, а не посреди болот, раскинувшихся на сотни югер вокруг.

— Что у тебя?

— Чисто. Еще одного прибил.

— Третьего? И у меня трое...

Варт замолкает, недоговорив, но я понимаю, на что он намекнуть хочет. Если мы правильно вчера убитых волков посчитали, то их шестеро должно было оставаться. Три у меня, три у Варта — вроде как всё?

— Не торопись, — отвечаю я, а сам приседаю так, что подбородок грязи касается, и смотрю вправо — почудился мне тихий всплеск оттуда. Но вроде нет никого. Туман уже не лежит сплошным слоем, он рвется клочьями и медленно движется, подгоняемый набирающим силу дневным бризом, дующим с далёкого Германского Океана. Самое опасное время — поди пойми, что там шелохнулось — клочок тумана или затаившийся зверь?

— Не торопись, — повторяю, — полчаса-час, туман сдует, тогда и пойдем. А пока — сидим.

Мало ли. Первый-то мой волк — вон он, с почти начисто срезанной головой в луже плавает. Третий тоже тут. А вот второго я не вижу — подраненным он от меня уполз. И хотя выглядел он неважно, клясться, что он где-то дохлым валяется, я не стану. Поберегусь. Притаившегося в тумане волка от кочки, осокой поросшей, с трех шагов уже не отличить. И один раз прыгнуть даже у смертельно раненого сил достать может. А уж затаиться у тропы, которая тут одна через болото идёт, у волка ума хватит. Умные они, верговские волки. Самих-то вергов у Новиомагуса еще весной вычистили, ровно вычистили, но на волков ихних нас уже не хватало, и половина стаи сбёгла в болота. Упустили. Частая ошибка, к сожалению. Даже среди егерей я не раз слышал мнение, что главное — вергов перебить, а их волков можно и не трогать, без своих хозяев они, дескать, вернутся к обычной дикой жизни и худшее, что от них можно ожидать, так это пара задранных барашков. Как бы не так.

В первый же день двоим из нас такая уверенность смертью обернулась, и то чудо, что все вшестером тогда не полегли. Случайность спасла — Гай-Дакиец первым шёл, тропу слегой ощупывая, и так вышло, что очередная кочка, в которую он свою палку уткнул, не кочкой, а волком оказалась. Не успели мы, на свое счастье, как следует в их засаду зайти. Только Гая и смогли они с наскоку порвать. А мы же впятером звездой встали — благо место относительно сухое было — и отбились. И то не все тогда поверили, что волки именно нас у тропы караулили. Людо с Маркусом отмахивались только на мои увещевания. И ведь не школяры какие — опытные егеря — ан нет.

Спору нет, верги волков стократ опаснее. Но это ж не значит, что их волки — безопасны. Верги их специально на людей натаскивают, человечьим мясом кормят, в набеги берут, тактике учат, как лучше на людей нападать. И, что бы мне не говорили, но всё же вержьи волки умнее обычных. Уж не знаю, как такое возможно, но готов поклясться, что они даже человеческую речь немного понимают. А вержью — так и подавно. Сам не раз слышал, как бестия приказывала волку бежать куда-то и доложить там, что в лесу егеря — да какой численностью и каким порядком.

Короче, туго нам тут пришлось. В лесу одной скриттурой мы бы любую волчью стаю в три дня вычистили — будь в ней хоть сотня голов. А вот на болотах... опять же, будь это обычные волки, проблем бы не возникло. Но эти были вержьими. Может, я уже всех заколебал этими вержьими волками, но как по мне, то лучше быть заколёбанным, чем мёртвым. Вот Людо к вечеру того же первого дня волк в топь заманил.

Так-то волк не быстрей человека бегает. Если не по лесу, а по ровному, так даже можно от него и убежать, когда силы в ногах есть. Или догнать — если вдруг надобность возникнет. Но скорость — оно ведь не главное. Волк, когда бежит, он по земле, как ручей по камням, стелется. Поставь в пяти шагах друг от друга десяток поленьев стоймя — волк по ним стрелой пролетит, ни одно не уронив, как по ровному. Так и тут вышло — там, где волк, на, одному ему видимые, кочки наступив, промчался, Людо завяз. Тут же сатровы твари появились как тени из тумана, и накинулись на нас с нерассуждающей яростью. Вот и утонул Людо в десяти шагах от нас, а мы и с места сдвинуться не могли — отбивались. А как ушёл он с головой в трясину, и перестали пузыри идти, так все волки в тумане — как растворились.

Умные, твари.

Но на их излишней умности мы их, в конце концов, и подловили. Притопили гати в нескольких местах, да притворялись, что вязнем, а сами — на гатях приседали и поближе подпускали. Хорошо, что вожака мы одним из первых зачистили — без него стая всё ж поглупее стала и не успела сменить тактику, ставшую вдруг опасной для них самих — сегодня только они и догадались, что мы вовсе не беспомощные по уши в грязи сидим — но поздно догадались.

Получасу не прошло, разошёлся туман. Вон уже и Варт, по плечи в грязи сидящий, мне виден. И три волчьих трупа возле него. А вот моего "второго" так и не видно нигде. Неужто в самом деле выжил и где-то нас поджидает, отомстить напоследок надеясь? Варт тоже непорядок заметил.

— Что-то, — кричит, — я только двоих у тебя вижу.

— Сам знаю, — огрызаюсь я, а сам по сторонам поглядываю. Особенно вправо — опять мне плески какие-то оттуда слышатся. Но поблизости волков нет — теперь это уже точно. Поэтому я выпрямился, скинул лентнер и с наслаждением принялся хлопать себя по спине и бокам, давя залезших под доспех пиявок. Ладно б они просто кровь пили, так нет же — зудит так, что выть хочется. И если на ноге или руке эту мерзость можно между делом и в бою прихлопнуть, то до пиявки, заползшей под твердую кожу лентнера, так легко не доберешься.

Варт тоже встал, но принялся расшнуровываться, только когда я своих кровососов перебил и обратно в доспех облачился. А до того — стоял с мечом наголо и бдил. Потом он свих пиявок бил, а я, в свою очередь, по сторонам смотрел. Ох, хлюпает что-то справа, точно хлюпает — неспроста это.

Зашнуровал доспех. Очистил, насколько это тут возможно, меч, сунул его в ножны и попрыгал к тропе. Одна кочка, другая, а здесь уже можно и идти. Очень мне хотелось на волков, Вартом убитых, посмотреть. Подозрение возникшее проверить. Ну вот, так и есть. У одного из них — глубокая колотая рана в правом боку, на уровне крестца.

Поворачиваюсь к Варту. Видок у него — тот еще. Буро-коричневого цвета, весь в неровно покрывающей тело грязи (местами обильно спрыснутой кровью) и только по белеющим глазам понятно, где у этого куска трясины голова.

— Ты похож на ожившую какашку, — говорю я ему.

Варт смеётся.

— Сам-то, командир, думаешь, красивее выглядишь? Ну так что, где твой третий?

— Вот лежит, — я тыкаю пальцем, — дыру в боку ему ты сделал?

Варт хмурится, задумывается, потом признаёт:

— Не я. Но тогда... — он замолкает, и мы вместе принимаемся осматриваться. Хотя — было бы на что смотреть. За шесть дней этот пейзаж мне настолько опостылел, что готов с закрытыми глазами ходить, лишь бы его не видеть. Лужи грязи вперемешку с грязными лужами и редкими кочками. В лужах плавает какого-то особенно мерзко-землистого цвета ряска, а трава, которой поросли кочки, настолько жесткая и острая, что обопрись нечаянно голой рукой — весь изрежешься, как пучок ножей в руку взял за острия. И всё это тонет в тумане, который до конца за весь день так и не развеивается. Говорят, весной, когда очеретник цветет, или осенью, когда мох пушится, здесь красивее. Как-то не верится, если честно. Да и проверять желания нет. Унылое и гиблое место, короче. Даже без стаи злых вержьих волков.

— Как будто хлюпает там что-то, — говорю я, махнув рукой в сторону, — посмотрим?

Варт отводит глаза. Я понимаю, о чём он думает. "Один волк — не стая, может, ну его? Тем более, что он наверняка уже убежал куда-то вглубь болот, теперь его и целой армией не найти". У самого эта мыслишка уже пару раз проскользнула — сразу, как я понял, что один из волков бродит сейчас где-то жив-здоровёхонек.

Но неважно, о чём человек думает. Важно, что он делает.

— Надо посмотреть, — вздыхает мой боец, — чистим, так уж ровно. Где ты хлюпанье слышал?

— Там, — машу я рукой, — справа от тропы.

Варт снова вздыхает, и опять я его понимаю. Тропой-то по болоту ходить — дело не из приятных, а уж вне тропы — просто наказание.

— Ну, пошли за слегами?

Мы вернулись к маленькому сухому островку, где три часа назад (а кажется, вечность прошла) оставили слеги. Подобрали их, я прикинул направление и мы пошли. Варт ближе к тропе пошёл, а я — правее. Ох, и тяжкое это дело. Шатаясь, стоишь одной ногой на скользкой, маленькой, потихоньку уходящей в трясину, кочке и лихорадочно нащупываешь тяжёлой от грязи слегой очередную опору. Слега скользит в руках, вырывается, как живая; пот в глаза льется, кровососы ползучие и летучие роями вокруг увиваются, а у меня еще и рана старая в колене от влаги разнылась. И при этом будь готов в любой момент от волка отбиться. Редкому врагу такого пожелаешь.

Полчаса минуло, и ладно, если я две стадии прошагал. Какой там всё болото обшарить. Если не найдём сейчас волка, то... нет, никуда мы, конечно, не уедем. Будем сидеть тут и ждать — в болотах ему жрать нечего, рано или поздно он выберется. И наша задача — сделать так, чтобы он выбрался где-нибудь поблизости от нас. На живца его приманивать, короче. На какого живца? А у нас их аж двое на выбор: я и Варт. Тут как раз он голос и подал:

— Шелест!

Голос странный. Напряженный слегка, но опасностью не звенит.

— Что там?

— Подойди, посмотри. Нашёл я его.

"Его"? Волка, что ли? Если живого, то почему голос такой спокойный? Если мёртвого, то почему не совсем спокойный? Хотя, чего гадать — сейчас сам увижу.

Увидел. Шагах только в пяти и увидел, и то — по тому, как смотрел туда Варт.

Волк.

Одна лишь голова, вся грязью измазанная, да кончики лап на поверхности у него оставались. Глаза закрыты, ни волосок на морде не шелохнется, только ноздри чуть-чуть подрагивают. Сам в свою ловушку угодил, волчара. Причём, еще до начала драки — лапы все в крови, соседняя кочка ободрана — другие волки вытащить его пытались. Не смогли. Ну-ну, тварь серая, это тебе за Людо. За Гая, за Маркуса, за Авла. Постою-ка я тут, посмотрю, как ты тонуть будешь. Такой мне бальзам на душу от этого зрелища — куда там первому императорскому театру!

— Может, прибьем?

Я удивился. Поднял глаза на Варта. Чего это он — в благородство поиграть захотел?

— Нет уж, пусть мучается. Помнишь Чёрного? Людо?

Варт фыркнул.

— Помню, конечно. Только я страсть как хочу уже залезть в теплую ванну, выпить вина и расслабиться. Сколько эта тварь тонуть собирается? Еще час кормить комаров ему на потеху я не согласен. А не прибить — нельзя. Мало ли, вдруг каким чудом выберется.

Чуть дрогнуло волчье ухо. А ну-ка, посмотрим. Я шагнул вперед, на ободранную кочку. Присел.

— Эй, серый, — сказал проникновенно, — а знаешь, логово-то ваше мы еще пятого дня нашли. За рекой, в старом русле.

Волк вздрогнул. Сжались и замерли ноздри, напряглись уши.

— Восемь волчат там было. Двое постарше и шесть совсем мелких. Шкуры с каждого — аккурат на одну варежку.

Волк распахнул глаза, и такой бешеной ненавистью полыхнуло из них, что у меня аж скулы морозцем стянуло. Удивленно охнул Варт за спиной — видимо, и его проняло. А ведь понял меня волчара, понял. Эх, сюда б этих философов высоколобых. Пусть бы порассуждали о неизменной сумме разума и чудесах дрессировки.

Я ждал, что волк сейчас дергаться начнёт, пытаясь до меня добраться, выть в тоске, рычать от ярости — короче, доставит мне немного удовольствия. Заодно и нам меньше ждать придётся — в трясине, чем больше дергаешься, тем быстрее тонешь.

Но волк только закрыл глаза и протяжно выдохнул. Я подождал немного и уже собирался еще что-нибудь доброе сказать, как лежащие на поверхности лапы вдруг исчезли в трясине. Глаза волк так и не открыл, но начал как-то подрагивать, а грязь вокруг него лениво зашевелилась и пошла пузырями.

— Он что, выбраться пытается? — удивлённо поинтересовался Варт.

— Нет, — я встал, чувствуя невольное уважение к гибнущему волку, — поскорей утонуть пытается.

Теперь всё пошло быстрее. Минут пять это заняло, не больше. Волк так и не открыл глаз и не издал ни звука, только, когда над поверхностью оставался один лишь кончик носа, послышалось мне короткое поскуливание. И, словно досадуя на себя за эту оплошность, волк тут же дёрнул головой вниз, уйдя в топь целиком. Еще пару минут в потревоженной луже грязи надувались и лопались большие пузыри, потом всё стихло.