Зеркала. Часть 2: Подмастерье и Лесное братство

ПОДМАСТЕРЬЕ И ЛЕСНОЕ БРАТСТВО

Белые одежды — и его, и братьев — давно превратились в лохмотья. Утери поначалу различал их белизну в темноте, но со временем, от грязи, крови и нечистот, она потускнела и вовсе исчезла. Тогда, наконец, их поглотила тьма. Только благодаря еще теплившемуся Свету веры, Утери был жив и сохранил рассудок. Многих его братьев тьма поглотила еще при жизни. Прежде чем саму жизнь.

Пятьдесят Белых братьев. Пятьдесят огней, отказавшихся преклониться перед мраком. За это мрак поглощал их одного за другим. Настал день, когда ушел и Нотэри — Старший брат, глава Ордена Белой Иибус в Ильритане. Они называли его Отцом. Служители Богини покидали свои семьи, отрекались от прошлого — принося их в жертву Трону Света. Ибо только тот, кто готов лишиться всего, может служить бескорыстно. Нотэри привечал вновь прибывших, и истинно становился для них новой семьей, окружая заботой, участием и спокойной, уверенной лаской человека, чья природа состоит в сотворении добра. Новички у него учились этому спокойствию, которое было тверже любого камня и никогда не покидало его. Не покинуло и в тот ужасный вечер, когда состоялся ужин во дворце, в честь коронации Адаманта.

Нотэри учил без презрения и брезгливости относиться к нищим, больным и увечным. Облегчать духовные и физические страдания. Беспрекословно выполнять самую тяжелую и грязную общественную работу. Женская община Светлой богини в Ильритане была гораздо больше мужской — несколько сот человек. Но в городских богадельнях, приютах и могильниках основная доля работы приходилась на мужчин. И они были горды тем, что защищали женщин от ужасных, разрывающих сердце зрелищ, заразных болезней, непосильного труда. Утери с гордостью вспоминал, каким уважением пользовался Нотэри у светлых сестер. За отзывчивое сердце, за полное отсутствие гордыни и высокомерия, вообще-то присущее верховному духовенству, за житейскую мудрость и нравственную чистоту. Он всегда и во всем старался походить на своего учителя.

Нотэри был необыкновенно сильным целителем. Сейчас жизненная сила медленно покидала его, истекала каплями крови, сочащимися из израненных тел — он делился Тайной с братьями, чтобы облегчить их физические и душевные страдания. В подземелье Адаманта, где даже воздух был насыщен темным колдовством, кровь не сворачивалась, и раны не затягивались, а гнили. В одну долгую темную ночь слились все ночи и дни. Ее расцвечивали временами сполохи пламени со злых, как красные глаза, факелов, которые несли рыцари, затянутые в черные доспехи. По приставной лестнице они спускались в яму, подхватывали, как груду тряпья, чье-нибудь тело, и уносили наверх. Все происходило в сосредоточенном молчании, в котором Утери явственно ощущал постороннее насмешливое присутствие. От этого ощущения у него волосы вставали дыбом и накатывали волны тошнотворного ужаса. Тогда ослабевшей рукой он хватался за серебряный цветок, висевший на ремешке под лохмотьями, и до боли сжимал ладонь. Семилистник врезался в кожу. В этой темноте символ Иибус не светился, как обычно.

Мертвых не возвращали. Еще живых просто скидывали обратно. Не раз и не два тело падало на кого-то из лежащих внизу. Ощупывая в кромешной тьме чуткими пальцами целителя раны брата, Утери удивлялся, как разнообразна человеческая изощренность в причинении мучений себе подобным! Он проводил осмотр и говорил Нотэри, куда направить Тайну для поддержания жизни и облегчения страданий. Если бы Нотэри диагностировал сам — терял бы сил вдвое больше.

Пока тех, до кого дошла очередь, забирали наверх единожды. Только Нотэри уводили уже пять раз. И каждый раз возвращали безжизненным телом. По крайней мере на ощупь — а только так они могли диагностировать в темноте — братья не находили на теле следов ран. Чего палачи хотели от него? И что это были за пытки, если после, чтобы не дать погаснуть искре жизни, едва теплившейся в теле Нотэри, требовалась Тайна всех братьев?

И вот, Отец ушел от своих детей. Утери не знал, на какой день заключения это случилось, но однажды черные пришли снова. Ангелами смерти спускались они сверху в метании ослепляющего пламени факелов. Как всегда их спустилось четверо. Ногами расталкивая не успевших отползти братьев, они направились прямо к Нотэри и молча окружили его. И таким нечеловеческим повеяло от их безмолвных, мощных, зловещих фигур, что бывшие рядом с Нотэри братья со стонами поползли прочь, в спасительную темноту и влажность, которой прежде страшились.

Голова Отца лежала на коленях у Утери. Его, как и других, охватил ужас, но если бы он бросился прочь, Нотэри полностью оказался бы на каменном холодном полу, и эта мысль отчего-то показалось юноше невыносимой. Он остался. Четверо смотрели на него. В прорезях вороненых шлемов он не мог разглядеть их глаз, только нечеловеческие отблески. Окаменев, он пристально рассматривал их, словно видел впервые, и не сразу почувствовал, как в его руку скользнуло что-то теплое и острое. Он машинально сжал ладонь, и в этот момент четверо наклонились и, подхватив Нотэри, поставили на ноги. Утери вскрикнул, выронил то, что держал, и вцепился в учителя. Не первый раз того забирали наверх, но именно сегодня ужас полностью лишил Утери разума. А может быть, наоборот, именно разум подсказал ему, что если сейчас он отпустит Нотэри, никогда более не увидит!

Утери кричал, а его били рукоятями мечей по голове. Обезумевшие братья сползались из темноты, почувствовав то же, что и он, но черные, которых было всего четверо, легко отбрасывали тела, били об стены, давили коваными сапогами, обрушивали плашмя тяжеленные мечи.

Крича, Утери поднял голову и посмотрел в лицо учителя. Старик был странно спокоен, и только бесконечная усталость читалась в его глазах. Черные оторвали Утери от него и пинками отшвырнули прочь, подхватили Нотэри и поволокли вверх по лестнице. Утери, теряющему сознание от боли, вдруг показалось, что свет вокруг разливается не от их слепящих факелов, а от худой фигуры старика в отрепьях, когда-то бывших белыми. И в этом свете он увидел на полу яркий блеск вещи, которую выронил. Из последних сил он пополз к ней и упал, накрыв своим телом Троицу — тройной семилистник, символ Верховного священнослужителя Ордена.

Кровь из разбитой головы горячими языками лизала его лицо. Черные перевалили за край ямы, и свет исчез. Исчез он и из разума Утери.

* * *

Подмастерье угрюмо смотрел в темноту. Холодная осенняя ночь опустила над лесом недвижимый полог. Измученное тело требовало отдыха, а он не мог уснуть. События последних дней кружились в памяти навязчивым калейдоскопом. Он не раскрыл тайн Адаманта и не узнал, что случилось с Тагом. Правда, он предполагал, что Таг пошел до конца — или его заставили — и погиб. Инвари тоже пытался пойти до конца, но голос девочки позвал его и он бросил все, чтобы прийти на помощь. Сейчас он жалел, что не увидел окончания обряда инициации. Вдали от Адаманта и Зеркала он был уверен, что смог бы сопротивляться и дальше, и отмахивался от внутреннего голоса, шептавшего о глупой самонадеянности.

Одно он установил точно — зеркало в Подземелье Адаманта было Потаенным.

"Представим мироздание в виде яблока, — говорил Учитель, — яблока, изъеденного червоточинами. Сии червоточины есть проходы в ткани Вселенной, позволяющие попасть из одной точки пространства в другую. Многие проходы свободны. Таковы те, что связывают наши поселения в разных точках Вселенной. Они не требуют защиты, т.к. мы знаем, где они начинаются и где заканчиваются, и не ждем оттуда чужаков. Другие проходы не изведаны и потому запретны и заперты. Зеркала же суть двери. Конечно, не всякие зеркала. Те, что запечатывают проходы, мы называем Потаенными. Если вы где-либо встретите подобное зеркало, знайте — оно запирает нечто, могущее представлять опасность для вас. Или же вы можете представлять опасность для того, что сокрыто за ним. Открывать такие двери, не обладая знанием о них — глупо. Проникать в них — опасно. Никто не скажет вам, что вы там встретите или каким вернетесь? И вернетесь ли?...".

У него была возможность узнать, что скрывает зеркало, о существовании которого в Поднебесье не ведали. Это он, Инвари, первым обнаружил его и опасность, идущую оттуда. Но какого рода опасность? Он НИЧЕГО не узнал. Это не давало ему покоя. Похоже, Испытания он не выдержал!

Снова и снова он вспоминал багровую искру перстня на своем пальце, перстня, который Гэри дал ему в Змеином логе. Едва оказавшись в предрассветной тьме Чащи, Шери остановил коня и потребовал, чтобы Инвари надел перстень. Иначе, сказал он, они не пропустят.

— А ты? — удивился Инвари.

— Меня и так знают.

Инвари покосился на Ангели, сладко спящую в седле перед братом. Тот заметил его взгляд:

— Детей они не трогают.

— Я все время слышу это "они"! Кто это?

— Духи. Хранители леса. Они с незапамятных времен живут в глубине Чащи, потому она и пользуется дурной славой. У Гэри договор с ними, вот почему Чаща — единственное безопасное для нас место в Ильри, да еще и рядом со столицей. Адамант рискнул приготовить нам засаду в Змеином логе только потому, что это — самая окраина леса, Хранители там редко показываются.

— Географически столица равноудалена от границ страны — людям удобно собираться именно здесь, — догадался Инвари. — Сколько же вас там?

Шери усмехнулся.

— Увидишь.

Осеннее солнце вставало быстро — под пологом леса светлело на глазах. Как и во время последнего посещения Чащи, над землей клубился туман цвета сливочного масла, и из него, прямо перед захрапевшими от неожиданности лошадьми, сформировались две тени, грозно склонившись по обеим сторонам едва заметной тропки.

— Покажи им перстень, — шепнул Шери.

Инвари высоко поднял руку...

Он тяжело поднялся c кучи лапника, на которой пытался уснуть.

Вокруг раскинулся лагерь — теперь он вряд ли назвал его "лагерем разбойников"! Тлели угли угасающих костров. Шелестели на ветру пологи навесов и палаток, чернели шалаши, крытые ельником. В них спали дети, женщины и старики, мужчины, не выпускавшие оружия даже во сне, спали, беспокойно вздрагивая во сне от пережитого: соратники Арлона; несчастные, в чей семье у кого-то волосы были светлее обычного; объявленные вне закона; бежавшие от непосильных поборов последних лет; любители приключений и просто авантюристы — кого здесь только не было! Около двухсот человек способных держать оружие, от 14 до 60 лет, насчитал Инвари. Несколько небольших стад домашних животных. Пока женщины вели хозяйство, а дети собирали валежник, сухостой, съедобные ягоды и коренья, мужчины контролировали большую часть Чащи, прилегающую к столице. Они обложили данью торговые пути на запад и юго-запад, а отказывающихся платить грабили, забирая все, вплоть до повозок и лошадей, поэтому в провианте лагерь недостатка не испытывал. Дремучий лес скрывал следы преступлений. Основной массив тянулся на Запад, переходя, насколько помнил Инвари, в обширный район болот. Это был настоящий, дикий, доселе не знавший человека лес. Его деревья бугрили узловатыми корнями землю, щедро усыпанную валежником и прелыми листьями, а седые мхи связывали ветви наподобие мохнатой паутины. Редкие опушки, гнилые и топкие под изумрудным ковром зелени, перемежались с огромными буреломами, возникшими еще в те времена, когда о людях и слыхом не слыхивали. В центре одного из таких буреломов располагался лагерь Гэри. Для знающего человека, каким был Молчун, путь от городских стен составил всего несколько часов тайными тропами. О таких ведали лишь доверенные Гэри, одобренные Хранителями люди, которых здесь называли Следопытами. Всем остальным, в том числе и Адаманту с подручными, дорога была закрыта. Поэтому герцог и не догадывался об истинном размере "разбойничьей шайки". Иначе никогда не попытался бы уничтожить их одним махом, как в Змеином логе. Скрывающиеся там люди всего лишь ожидали проводника в лагерь Гэри, и именно их герцог принял за настоящих разбойников. Инвари искренне надеялся, что это место действительно недостижимо для Черного герцога. Хотя, во всем, что касалось Адаманта, он теперь сомневался. Слишком мощную тварь вызвал тот во дворце. Слишком могущественную — не для себя ли тоже? Что случилось после того, как они с Шери покинули "зеркальный чертог"?

— Не спится?

Инвари поднял глаза. Перед ним стоял Гэри, а он снова не услышал приближающихся шагов!

— Наверное, от усталости, — Инвари бледно улыбнулся.

Глаза в прорезях кожаной маски изучали его.

— Пойдем к костру, дэльф, — Атаман отвернулся, и направился к одному из затухающих огней.

Инвари подобрал свой плащ и пошел следом.

* * *

Гэри подбросил сухих ветвей, и языки пламени выглянули из-под одеяла золы, взметнув сноп искр. Инвари проследил за ними взглядом — наверное, один из этих огней видел он с крыши дома в ту ночь.

— Что собираешься делать? — спросил вдруг Гэри.

Инвари уселся напротив, скрестив ноги. Пламя разделило их.

— Сначала высплюсь, Атаман.

— Шери рассказал мне о том, что видел во дворце. Я слышал... — Гэри запнулся, — что Адамант занимается магией, но не знал, что он так силен в ней!

Глаза Гэри в отсветах пламени лучились неподдельной ненавистью, и что-то подсказывало Инвари, что лучше не спрашивать о ее причинах. Он молчал.

— Ты можешь находиться здесь, сколько захочешь, — продолжил Гэри. — Когда ты решишь уехать — тебя проводят до границы. Ты ведь направлялся в Кабестан?

Инвари покачал головой, глядя в огонь.

— Я не уеду, — он поднял глаза. — Я остаюсь.

Гэри резко вскинул голову.

— Зачем?

Инвари усмехнулся.

— Я устал объяснять всем и каждому смысл моих поступков!

— Если ты со всеми разговариваешь в таком тоне, — заметил Гэри, — я удивляюсь, как Ворчун не прирезал тебя в первую вашу встречу.

— Быть зарезанным — не моя судьба! — снова усмехнулся Инвари.

Глядя на Атамана, он чувствовал его волнение. Лица того не было видно, но слишком уж горели серые глаза, слишком напряжены были с виду спокойно лежащие на коленях руки.

— Спрашивай! — тихо произнес Инвари.

Гэри вздрогнул.

— Что?

— Я же вижу — ты хочешь что-то узнать от меня!

Атаман повел широкими плечами. Инвари увидел, как сплелись и побелели от усилия его пальцы. Несколько секунд он был натянут как струна, казалось, напряжение вырвется из-под маски безумием. Но вот, он вздохнул и расцепил руки. Однако голос его звучал глухо, а глаза скрылись под ресницами.

— Итак... регент сделал это! Он короновал себя!

— Человек предполагает... — по-дэльфийски нараспев произнес Инвари.

— А негодяй располагает! — резко закончил Гэри. — Он — узурпатор!

— В случае если наследник жив — да! — согласился Инвари. — Но Адамант слишком уверен в том, что тот погиб — я видел это собственными глазами! Он так ловко все подстроил! Я и не подозревал, что Черный Волк — его единокровный брат, думал, просто один из вассалов.

— А я думал — он мертв! — резко прервал его Гэри. — Я слышал, как Ванвельту объявляли приговор — на всех площадях столицы. Должно быть, в последнюю минуту, король, в бесконечной милости своей, заменил казнь ссылкой.