Москва, столица Русского сектора, за века своего существования изменилась до неузнаваемости. Могли ли вообразить люди из древней, докосмической эпохи, что на месте деревянного города у реки, давшей название этому самому городу, когда-то появится чудовище? Огромное, титаническое существо, чьи корни из камня, металла и композитов уходили на десятки метров в землю, а высокие шпили возносились к небесам, пропуская между зубами-небоскрёбами вязкий кисель облаков.

Это чудовище жило, питалось и росло, захватив и поглотив менее удачливых и проворных собратьев. Тула, Рязань, Владимир и Тверь были сожраны ненасытной утробой мегаполиса и превратились в его районы, спальные окраины в дали от суеты делового центра. Другим мелким городам повезло ещё меньше: новая экологическая политика Земли упразднила большую часть небольших населённых пунктов, подвергнув освободившиеся территории терроформированию. Теперь на планете царствовали монстры, вроде Москвы. Небольшие города среди восстановленных лесов и фермерских угодий сохранились только за счёт исторических памятников архитектуры и выполняли в основном роль туристических центров и мест отдыха. Жители ульев с удивлением разглядывали деревянное зодчество Костромы, пытаясь представить себе жизнь в бревенчатых палатах, прогуливались по кривым узким улочкам старого Пятигорска с его каменными мостовыми и зелёными скверами на подошве Машука, щурились под ярким солнцем Бахчисарая, но жить могли только в привычной тёмной хищной утробе чудовища, что они звали домом.

Человек достаточно религиозный и прозорливый мог бы вспомнить древнюю притчу об Ионе, бежавшем от исполнения предначертанного и поглощённом по воле разгневанного бога китом. Но с библейских времён чудища стали хитрее, их утробы комфортней, и новым Ионам уже не хотелось молиться об освобождении и прощении грехов. Они проживали свои жизни в чреве со всеми удобствами, медленно перевариваемые мегаполисом, довольно урчащим моторами миллионов автомобилей и флаеров.

Но люди не были бы людьми, не раздели они блага и удобства в неравных, а зачастую и бесчестных пропорциях. Верхние уровни, купающиеся в лучах солнца, занимали самые обеспеченные Ионы: владельцы крупного бизнеса и руководящие сотрудники корпораций, звёзды шоу-бизнеса и успешные политиканы, крупные акционеры и просто богатые бездельники. Эти закрытые изолированные мирки называли "золотыми" и "серебряными" секторами, жители которых смотрели на других сверху вниз как в прямом, так и в переносном смысле.

Следующим по шкале благополучия следовал "жёлтый" сектор, обозначающий границу между простыми смертными и небожителями. Жёлтые уровни населяли люди, составляющие верхушку среднего класса: хорошо обеспеченные, но не достигшие особо значимых постов. На жёлтых уровнях можно было встретить чиновников, успешных дельцов и воров, что, зачастую, являлось синонимами.

С "жёлтым" сектором соседствовал "зелёный", населённый представителями "белых воротничков", так называемого среднего-среднего класса. Школы, многочисленные парки и семейные заведения, достойные клубы и рестораны, выставки и музеи — всё это благополучный, тихий и сонный мир зелёных секторов.

"Синие", самые обширные уровни, тоже относили к среднему классу, но особенно благополучными не были. Исторически своё название такие сектора получили благодаря основному проценту населяющих его жителей — "синим воротничкам". Работяги, студенты, приезжие — всем им хватало денег на крышу над головой, но лишнего ни у кого не водилось. Школы и магазины попроще, вместо ресторанов — закусочные, кафе и фастфуд, из развлечений — кинотеатры и бары.

"Синие" секторы плавно переходили в "серые", принадлежащие уже самым успешным представителям одной из низших ступеней социальной иерархии. Разнорабочие, обслуга, временно безработные, но ещё сохранившие сбережения и надежды на будущее, жили на "нулевых" и "минусовых" уровнях города, погребённые под толщей земли. Выпивка — самое популярное и доступное из развлечений "серых" уровней, служили билетом в "красный" и "коричневый" сектора. "Коричневый" сектор в народе носил красноречивое и меткое название — "дерьмо", и служил синонимом словосочетанию "дно мира".

А "красные" уровни были головной болью для полиции. Трущобы и склады, притоны и нелегальные бордели, в которых правили банды, крупные и мелкие преступные группировки. Самый большой процент преступлений приходился именно на выходцев из "красных" секторов, то и дело выплёскивающихся за отведённые им пределы. Волна преступности время от времени поднималась в серые и даже синие сектора, перекрашивая карту города пугающими кровавыми потёками.

Дороги "красного" уровня — не место для малолитражек или сияющих лимузинов, тут в чести машины попрочнее, способные не только преодолеть ухабы и завалы мусора, а так же подчеркнуть статус своего владельца, что являлось самым действенным гарантом от угона или ограбления; поэтому жители нижних уровней отдавали предпочтение агрессивным брутальным внедорожникам, подвергая их самому невероятному тюнингу в стиле не потерявшего за прошедшие столетия популярности кинобоевика "Безумный Макс".

Один из таких шедевров тюнинга — огромный чёрный "Крайслер Торозавр", — пробирался по грязной улице жилого блока "Е5" "красного" уровня района Химки, огибая наиболее глубокие выбоины в дорожном покрытии и безжалостно давя зубастыми покрышками раскиданный мусор. В салоне расположились пять человек, четверо из которых с небрежной уверенностью профессионалов держали в руках автоматические дробовики, бросая по сторонам цепкие взгляды, а пятый — одетый в серый деловой костюм мужчина средних лет, — придерживал лежавший у него на коленях серебристый "дипломат", явно чувствуя себя в полной безопасности в окружении четверых вооружённых "бодигардов". Сам он бойцом не был, но обладал куда большей силой, если смотреть дальше мускулов и стволов. Семён Липовецкий, по кличке Липа, был бухгалтером. Очень хорошим бухгалтером, отвечавшим за учёт, перемещение и отмывание денег крупной банды, известной в "красном" секторе под названием "Глыба". Финансовые потоки были делом тонким, требующим осторожности, терпения и деликатности, и это осознавали даже такие вроде бы недалёкие существа, как главарь банды Степан Глыбенко (фамилия которого и послужила производным для названия банды) и его "лейтенанты"-помощники. В руках Липы была сила, намного превосходящая всю мощь и выучку его охранников, некогда служивших в войсках Конфедерации, а теперь нанятых на службу за деньги, которыми повелевал Семён — на суммы, которые проходили через его руки, он мог свободно нанять и вооружить хоть маленькую армию таких вот отчаявшихся молодцов. Тонкое всегда правит грубым и осознание своей власти позволяло Липе с лёгкой снисходительностью поглядывать на рядовых "боевиков".

Ни один из пассажиров машины не обратил внимания на скудно одетую (или щедро раздетую) девицу лёгкого поведения, стоявшую на обочине в ожидании не особенно разборчивого и брезгливого клиента. А зря...

— Пятый. Ноль-два, — делая вид, что поправляет причёску, шепнула "проститутка" в замаскированный под дешёвую бижутерию микрофон микрокоммуникатора.

— Принял, — отозвался невидимый собеседник девушки. В ту же секунду двумя кварталами дальше мигнули и выключились недобитые аборигенами плафоны освещения, а в темноте обозначилось некое движение, при виде которого многоопытные обитатели района торопливо убирались подальше.

— Красный-Первому. На позиции, — раздалось в наушнике молодого парня, стоявшего на углу возле сгоревшей прачечной. Следом доложили о своей готовности Синий, Желтый и Зелёный. Парень удовлетворённо улыбнулся и ответил:

— Спектр — Первому, действовать по сигналу, — и вынул из кармана обычный гражданский коммуникатор из тех, что предпочитают любители экстремального спорта и туризма: в противоударном водонепроницаемом корпусе, с встроенным фонариком и маяком экстренной помощи. Когда "Крайслер" с пятёркой пассажиров проехал мимо, парень дважды мигнул фонариком и растворился в темноте переулка.

— Твою мать! — выругался сидевший на водительском месте охранник, когда из-за кучи мусора на дорогу выпал пьяный бродяга — явление в этих краях настолько обыденное и привычное, что никто из четверки телохранителей даже не забеспокоился, что и стало их фатальной ошибкой. Джип, скрипнув тормозами, остановился, едва не распластав пьянчужку на своём "кенгурятнике" и телохранитель, опустив стекло, высунул голову, явно намереваясь обрушить на голову бродяги отборнейший мат, но сделать это он не успел: пьянчуга вскинул руку, в которой оказался зажат пистолет. Раздался тихий хлопок, и тело бандита обмякло на сиденье, забрызгав соседей содержимым своей черепной коробки, развороченной пистолетной пулей. Его товарищи отреагировали незамедлительно: сидевший рядом с убитым попытался закрыть окно и заставить автопилот двигаться дальше, а двое на заднем сиденье отработанными движениями вскинули дробовики, пристраивая их к открывшимся в дверях бойницам, но было уже поздно — негромкие хлопки из бесшумных снайперских комплексов не оставили никакой надежды на сопротивление. Трупы телохранителей с развороченными черепами повалились на дно салона, щедро заливая насмерть перепуганного бухгалтера своей кровью.

Из темноты к машине метнулись четыре тени, сжимавшие в руках оружие, распахнулись дверцы, хлопнули выстрелы, и тела неудачливых телохранителей полетели на дорогу. Нападавшие заняли их места и джип рванулся с места. Резко протрезвевший пьянчуга кинулся к убитым, держа их на прицеле на тот случай, если кто-то из его коллег не доделал своей работы, но, убедившись в том, что "правки" не требуется, спрятал пистолет и принялся обыскивать покойников, бесцеремонно выворачивая карманы убитых и складывая трофеи в грязную матерчатую сумку. Закончив обыск, он подобрал выпавший вместе с трупом своего хозяина дробовик и скрылся в проулке. Секунду спустя там вспыхнули фары и на улицу выехал ещё один джип — потрёпанный "Ли-Фанг" пятой модели. Джип остановился у трупов, из салона выскочили четверо молодых людей и быстро и бесцеремонно закинули тела в багажник, после чего уселись обратно и машина ринулась в темноту. Погасшие плафоны мигнули и загорелись вновь, и лишь обыденные для "красного" уровня пятна крови на дороге напоминали о случившемся.

Глава 2

Майк проснулся в отвратительном настроении — еще один день гражданского неудачника начался. И поводов для радости не было вообще — деньги, полученные как выходное пособие при увольнении из армии, подходили к концу, а работы как не было, так и не предвиделось. Его отфутболивали везде, куда бы он не приходил — в частных охранных агентствах, в офисах, в таксомоторных компаниях. Мест нет. В этой гребаной столице, мать её так, нет работы для ветерана Корпуса Морской Пехоты Федерации. Если, конечно, не считать чёрной работы навроде чистки улиц или "обслуживания систем коммуникаций". Чистки канализации, проще говоря.

Майк зевнул, встал с измятой постели и нехотя поплёлся в санузел наводить утренний марафет.

— Гребаный день, — буркнул он своему отражению в зеркале. Оттуда на него смотрели усталые выцветшие серо-зелёные глаза на бледном лице. — Гребаная колыбель гребаного человечества. И гребаный придурок Майк Спиллейн, засратый неудачник, вышвырнутый из гребаной армии дерьмовой Федерации.

Раньше он всегда выглядел моложе своих тридцати четырёх, но за последние пару месяцев словно успел добрать недостающие года. Под глазами появились тёмные круги, лицо осунулось. Его и раньше-то красавчиком не считали, а тут, на гражданке, криво сросшийся нос и ожог на всю левую щёку вызывал совершенно однозначную реакцию людей. Уголовная рожа, ага. И хоть бы одна падла поинтересовалась, где он заработал такие украшения на свою физию.

Зло сплюнув в раковину, Майк взял станок и принялся бриться, раздумывая над тем, как ему жить дальше. Денег мало, работы нет, перспектив — никаких. Правда, в новостях говорили что-то про правительственную программу помощи ветеранам войны — вроде как оплачивают билеты на аграрные миры, дают кусок земли и дальше вертись как хочешь — но этот вариант Майку не подходил вообще: родившийся и выросший в кондоминиумах Лондона, деревья и прочую тому подобную ботанику до ухода на войну он видел лишь в парке и на экране холо, а на войне ему было не до того, чтобы изучать основы фермерских наук — были гораздо более важные дела. Выжить, к примеру, и сохранить все детали своего организма в целости и сохранности.

— Убрать, — приказал он, возвращаясь в комнату. Кровать с противным визгом плохо смазанных сочленений сложилась и втянулась в стенную нишу. Из отверстия в полу высыпали два маленьких робота-уборщика и с деловитым жужжанием принялись наводить порядок в однокомнатной конуре, которую Майк снимал с момента своего увольнения из морской пехоты. Глядя на их суету, экс-морпех оделся и вышел прошвырнуться до закусочной старого Пейсаха, чтобы получить свой обычный завтрак — картошку с жареной рыбой. Не то чтобы Майк был поклонником традиционной английской кухни, просто это блюдо было тем, что нужно в его финансовом положении — недорого и сытно, благо рыбные фермы Метрополии — так называли острова Британского сектора — в отличии от ферм по клонированию мяса, в большинстве своём отданных на нужды оборонной промышленности, не пострадали во время войны и продолжали бесперебойно снабжать гигантские города-ульи Земли дешевым источником белка. В обед Майк съедал тарелку грошового бобового супа и стейк из клонированной говядины, а на ужин обходился парой хот-догов с соевыми сосисками. Он иногда укорял себя за то, что потратился на покупку гражданской одежды и обуви, но ходить, как некоторые его товарищи, так же уволенные со службы, в форме со споротыми нашивками, он не мог — рукава и воротник с темными пятнами на тех местах, где еще совсем недавно гордо красовались нашивки уоррент-офицера и древняя, прославленная за столетия эмблема Корпуса Морской Пехоты, неимоверно злили его, не добавляя оптимизма и радости и без того испоганенному настроению, в коем Майк пребывал практически непрерывно с самого момента увольнения.

Выйдя из своей квартиры, он миновал коротенький коридор их жилого блока и, выйдя на центральную улицу-коридор уровня, влился в плотный поток жителей кондоминиума, спешащих по своим делам.

Несмотря на ранний час, в закусочной было людно — такие же отставники-неудачники пришли съесть свой скромный завтрак, повидать товарищей да и — а чем чёрт не шутит? — порасcпрашивать о возможной работе. Сам Пейсах торчал за стойкой и занимался самым важным делом бармена — протирал стаканы. Майк иногда удивлялся этой привычке работников бутылок и коктейлей, но держал это удивление при себе, справедливо рассуждая, что каждому свое. Кому-то нравится убивать время, лежа на диване с книжкой, кому-то — сидя в туалете с порножурналом, а кому-то — протирая стаканы, стоя за стойкой. Не самое плохое занятие, если подумать.

Разжившись рыбой с картошкой, Спиллейн набрал в автомате той отвратительной бурды, что называлась тут "кофе с молоком", уселся за свободный столик и неторопливо приступил к трапезе, прислушиваясь к разговорам в надежде выловить хоть какую-то полезную в его ситуации информацию. Увы, полезного было мало. В основном набившие оскомину сетования на несправедливость жизни, тупость властей и неблагодарность Федерации.

123 ... 121314

↓ Содержание ↓